– Слушай внимательно...

Настя открыла глаза, потянулась и, сбросив с себя одеяло, села на кровати. Удивленно взглянув на настенные часы, Горбачева нахмурила лоб. Десять утра. Невероятно, как ей удалось проспать почти двенадцать часов кряду? Обычно Анастасия просыпалась в пять, спускалась вниз, выпивала стаканчик холодного сока, съедала пару вафель или печенья и снова отбывала в царство фантазий. Но сегодня сон оказался как никогда крепок.

Сунув ноги в тапки, Горбачева похолодела. Минуты две она пребывала в состоянии крайнего ужаса, после чего, пулей вылетев из комнаты, толкнула дверь соседней спальни.

– Верка! Верка, тварь, вставай немедленно!

Взяв со стола стакан с водой, она вылила его содержимое на лицо спящей Веруни.

Женщина вскрикнула.

– А? Чего? Настька... ты че, больная?!

– Поднимайся!

– Выйди вон, спать хочу.

– Шутить вздумала? – Анастасия больно саданула Веру по плечу.

– Озверела?

– Я от тебя мокрого места не оставлю, уродина деревенская. Приколистка долбаная! Думаешь, это смешно? Смешно, я тебя спрашиваю?

Вера испугалась.

– Насть, ты с кровати случайно не падала?

– Зачем подбросила мне машину?

– Я?

– Ты!

– Машину? Куда подбросила?

Настя стянула Верку на пол.

– Не надо, мне больно.

– О стенку размажу, на куски порву.

Вера вцепилась в кудри Анастасии.

– Еще кто кого размажет, идиотка. Чокнутая шизофреничка.

– А-а-а...

– Не нравится? То-то. Посмей меня хоть пальцем тронуть, всю жизнь на лекарствах просидишь.

– Ты первая начала.

– Начала что?

Настя метала молнии.

– В моей спальне на полу... там машинка... игрушечная, а рядом...

Не дослушав, Вера выбежала. Когда она увидела покоящийся на ковре автомобиль, из ее горла вырвался слабый стон.

Возле черного авто стояла кукла Барби... с окровавленными руками, а в двадцати сантиметрах от нее лицом вниз лежал Кен.

Верочка перевела взгляд на Настю.

– Настенка, это что такое?

– Я тебя хочу спросить!

– Я здесь ни при чем.

– Ложь!

– Нет, нет, нет! Господи, не верю глазам. Ведь кто-то в точности воссоздал картину...

– Ни слова больше.

– Настя, верь мне. Верь мне, солнышко, я не причастна.

– Тогда кто?

– Не знаю, может, Машка?

– Гурова? Ничего глупее не слышала.

В гостиной, прижимая к уху сотовый, Мария шептала:

– Кат, они проснулись. Сейчас в спальне Насти ругаются.

– Твой выход, не подведи.

Гурова сунула телефон в карман в тот момент, когда Настя и Вера спускались вниз.

– Настя, Вера, – запричитала Машка, – хорошо, что вы встали. Я должна рассказать об увиденном ночью. Я видела, видела его... он шел по дорожке, а потом...

– Кто шел?

– В особняке были посторонние?

– Да, вернее, нет... не посторонние. Это был Илья Алексеевич, ваш муж, Настя.

– Что?

– Я услышала лязг калитки и выглянула в окно. Светила луна, поэтому мне удалось хорошо разглядеть его лицо. Это точно был Илья Алексеевич.

– Настюха, она бредит. Подумай хорошенько, откуда Машка знает Илюху? Когда он умер, она у нас не работала.

– Ошибаетесь, я видела Илью каждый раз, когда вытирала пыль с комода и рамок.

– В свете луны невозможно разглядеть черты лица.

– Но я разглядела.

– Это безумие. Почему ты не позвонила в милицию? И куда тот тип направлялся?

– Хотела вызвать, а он резко развернулся и вышел за территорию.

Настя опустилась на диван.

– Вер, ты понимаешь, о чем она говорит?

– Настька, мне ясно одно: в особняке кто-то хозяйничал. И судя по машинке, этот кто-то вполне мог быть...

– Сдурела? Вдумайся в свои слова.

– А машинка?

Раздался звонок.

Мария подбежала к двери, щелкнула замком и, стараясь не расхохотаться, посторонилась.

– Кто вы? – спросила она у незваной гостьи, переминавшейся на пороге.

Над своим образом Катка поработала основательно. Старые джинсы, измазанные мазутом, рваная куртенка, грязная кепка и видавшие виды кроссовки превратили Копейкину в настоящую бомжиху. Да и лицо, перепачканное сажей, наводило на определенные мысли. Держа в руке блок сигарет, перевязанный красной лентой, Катарина прогудела:

– Ты Верка Горбачева?

Гурова отшатнулась.

– Нет.

– Мне Верка нужна, я ей посылку приперла.

Верочка, брезгливо осмотрев замарашку, поморщилась.

– Посылка для меня? У вас?

– Ну да. – Ката без приглашения уселась в кресло.

– Встаньте, – завизжала Настя, – мебель испачкаете.

– Ноженьки гудят, устала я. – Копейкина бросила блок на журнальный столик. – Воды бы испить.

– Мария, гони голодранку поганой метлой! – приказала Вера.

– У-у-у, – Катарина вцепилась в подлокотник. – Значит, вы так, да? Я вам доброе дело сделала, а меня поганой метлой? На бутылек даже не дадите?

Сбросив со столика «посылку», Вера побагровела.

– Да там ничего нет, блок легче пушинки.

– Нет, есть, – твердила Катарина, – вы потрясите, там внутри чего-то барахтается. Меня мужик просил лично в руки вам передать.

– Какой мужик?

– Красивый. – Катка мечтательно почесала шею. – На моего первого парня похож.

Борясь с отвращением, Вера развязала ленту, открыла сигаретный блок, и... руки Горбачевой пошли ходуном.

– Настя, таблетки!

На пол упала упаковка залидофилина.

Забившись в истерике, Вера подбежала к Копейкиной:

– Где он? Где тот мужик? Опишите его как можно точнее.

– Ну... высокий... симпатяга, глаза голубые, волосы черные. Если поторопитесь, можете его нагнать, мы минут пять как у ваших ворот расстались.

– Денис, – едва слышно прошептала Горбачева.

Побледневшая Анастасия ударила Верку по щеке.

– Одумайся!

– Настя, это Денис, Денис! Все сходится: высокий, голубоглазый брюнет. Он вернулся... Посмотри на упаковку! Залидофилин, я же...

– Заглохни! – Настя толкнула Веру в бок.

А тем временем Катка продолжала спектакль. Приблизившись к комоду, она справилась с секундным оцепенением и возвестила:

– Так вот же он.

– Кто? – в один голос закричали Горбачевы.

– Мужик, который просил передать вам посылку, – Ката ткнула грязным пальцем в фотку Дениса.

– Вы уверены?

– Да. У меня память на лица будь здоров. Правда, изменился он маленько, волосы подлинней, лицо отощавшее, а в остальном – алес нормалес. Словно зеркальное отражение.

Вера побежала наверх. Настя бросилась следом. На мгновение она остановилась:

– Маша, выстави за порог эту нищету.

– А на бутылек?

– Мария, действуй!

Как только Анастасия скрылась на втором этаже, Катарина спросила:

– Зачем ты убрала большую фотографию Дениса?

Гурова вытянула губы трубочкой:

– Я ничего не убирала.

– Посмотри сама, ночью мы поставили рамку на комод, а теперь ее нет.

Машка перекрестилась.

– Ох!

Копейкина понеслась в кабинет.

– Невероятно.

Рамка стояла на столе, на том самом месте, куда пару лет назад ее поместил Денис Горбачев.

В домике для прислуги Ката негодовала:

– Теперь сомнений не осталось, мои подозрения подтвердились. Верка с Настей отправили к праотцам своих мужей.

– Шутишь?

– Какие уж шутки, говорю на полном серьезе. Но самое ужасное – я не смогу доказать их вину перед законом. У меня нет улик, Машка, понимаешь, нет. Ни один суд в мире не признает человека виновным в убийстве, не имея неопровержимых доказательств.

– Если у тебя их нет, почему обвиняешь Веру с Настей?

– Долго объяснять, хотя факты налицо. Видела, как она побелела?

– Любой лишился бы чувств, объяви ему, что ты пять минут назад разговаривала с давно умершим родственником.

– Любой, говоришь?

– Абсолютно.

– Хочешь, поспорим?

– А смысл? Я...

– В каком году умер твой отец?

– В двухтысячном.

– Как ты отреагировала бы, узнай, что его кто-то видел на улице?