– Убедительно, - сказал Нечаев. - И куда нас приведет эта версия?

– Откуда я знаю? - сердито сказал столичный опер. - Пока выходит одно: Пророк Земного Братства был заинтересован в опыте доктора биологических наук Медника, а потом вдруг решил убить всех детей, которые родились в результате усилий доктора у практически бесплодных женщин.

– Клоны? - безнадежно поинтересовался Примус, грустно глядя на начальство.

– А у тебя есть другие идеи? - повернулся к нему Калгин.

– Начальники, - сказал Примус. - Я соглашусь, я податливый - предположим, все эти женщины и в самом деле выносили клонов господина Гонтаря. Тогда объясните, зачем ему это нужно и почему он решил от них избавиться? И еще… Кто-нибудь объяснит, что происходит с теми, кто хочет убить этих прелестных детишек?

Калгин мрачно молчал.

Нечаев, барабаня пальцами по столу, смотрел на него.

Телефонный звонок, резко прозвучавший в кабинете, они восприняли с каким-то странным облегчением, словно он освобождал всех троих от дальнейших размышлений.

Нечаев долго слушал невидимого собеседника, потом положил трубку на рычаги.

– Хотите еще одну проблему? - уныло спросил он. - Сегодня в двенадцать часов гражданка Бекталова Анна Гавриловна из того самого списка посетила ЗАГС Центрального района, где заключила брак с гражданином США Майклом Уэстом. После чего они с мужем в агентстве компании «Волгоаэро» заказали билеты до Москвы на сегодняшнюю пятницу.

Некоторое время все трое молчали.

– Может, нам как-то слить это дело в ФСБ? - не глядя на товарищей, сказал Калгин.

– Там тоже дураков нет, - тихонько возразил Примус. - Ну, нет там Скалли и Малдеров, помешанных на инопланетянах и всемирных заговорах. И вообще, кому нужна истина, которая где-то рядом?

Андрей Георгиевич Гнатюк на ученого совершенно не походил.

Скорее его можно было принять за «торпеду» - рядового члена организованной преступной группировки: широкие плечи, бычья шея и хорошо развитая мускулатура, которая заметно бугрилась под футболкой. Для пущего сходства не хватало лишь золотой цепочки на шее, да и то сказать, многие бандиты давно уже отказались от ношения цепочек, глядя на то, как эти цепочки становились причиной смерти более неудачливых собратьев.

И лицо у Андрея Георгиевича не соответствовало облику ученого, сложившемуся в воображении Примуса. Вот только цепкие внимательные глаза, смотревшие с грустной иронией на происходящее, не слишком гармонировали с общим обликом.

– Даже не представляю, чем могу быть вам полезен, - сказал Гнатюк, удобно устраиваясь на скрипучем стуле.

– Как же, как же, Андрей Георгиевич, - в тон ему сказал Примус. - Вы ведь с Ильей Николаевичем Медником работали.

– Работал, - подтвердил Гнатюк. - Но это не значит, что я располагаю какими-то сведениями, которые помогут вам в раскрытии убийства. В домашние дела Илья Николаевич меня не посвящал, а то, чем мы с ним занимались в институте, вряд ли вам поможет в расследовании.

– И все-таки, - улыбнулся Примус.

Гнатюк посидел немного, внимательно разглядывая оперуполномоченного.

– Извольте, - неожиданно легко согласился он. - Мы занимались исследованиями ДНК. Интересно и заманчиво узнать, каким образом в ДНК записана наследственная информация, каким образом запускается механизм формообразования, почему ДНК, скажем, стрекозы формирует именно стрекозу, а не что-то иное. Мы установили, что колебания графики отображают звуковые, или акустические, процессы, происходящие в молекулах ДНК. Молекулы подавали голос! Я не знаю, поймете ли вы, но акустические колебания ДНК обладают частотой до ста герц, что сравнимо с частотой человеческого голоса. Чуть позже мы попытались узнать, что происходит с физическими полями клеточных ядер во время их разрушения. Для этого мы нагревали ДНК до сорока трех градусов по Цельсию. И что же? На осциллографе появились высокие всплески кривых, словно это были сигналы «SOS». Молекулам ДНК было больно, и они «жаловались» на свою «боль». Но самое страшное началось при дальнейшем повышении температуры. Плавились жидкие кристаллы, на которых записывается наследственная информация в ДНК, стирались высокие генетические программы развития организма, и «слышался» такой хаос «звуков»! Осциллограф чуть ли не зашкаливало. Жидкие кристаллы молекул ДНК умирали… И эту смерть подтверждали странные акустические колебания, которые походили на крики боли. Потом мы убедились: акустические колебания, которые излучает ДНК, зависят от ее происхождения. ДНК различных живых существ будет излучать разные колебания. Грубо говоря, на всех ДНК записана первичная информация в виде слов. Организм информацию считывает и в соответствии с ней развивается. Понимаете? Спрашивается: кто «включил» эти программы развития? Почему идет формообразовательный процесс? Из одной группы клеток вырастают мышцы, из другой - кожа, из третьей - желудок и так далее. Если программа нарушена - на свет появляются уроды. Постепенно мы пришли к мысли, что набор всех хромосом есть не что иное, как динамичная совокупность голограмм. В процессе развития плода в утробе матери в его крохотном тельце образуется множество волновых объемных «картинок». Они и обеспечивают волновые схемы «строительства» организма. «Картинки» задают маленькие послойные планы построения организма.

А дальше у нас с Ильей Николаевичем начались разногласия. Меня интересовала возможность расшифровки кодов, а Илью Николаевича больше интересовало практическое применение найденных эффектов. Но было еще руководство института. Оно предложило третье направление: разработку волновых методов лечения вирусных заболеваний и отработку методов диагностики заболеваний путем анализа радиоизлучений исследуемых генетических структур. Разные спектральные составы должны рассказывать о болезнях, которые живут в теле пациента и со временем могут проявиться. Еще одно направление, которое наметил институт: диагностика заболеваний помощью снятия спектра электромагнитных излучений с человеческого голоса. Записываем голос человека, отцифровываем эту запись, а потом обрабатываем по нашему фоновому принципу и выделяем определенные частоты, которые характерны, скажем, для предгриппа или предрака. В голосе все это есть, надо только провести дифференцирование… Боюсь, вам это неинтересно. Вот и Илье Николаевичу это стало неинтересно, он вспылил, разругался с руководством, хлопнул дверью…

– А вы? - осторожно поинтересовался Примус.

– А я не Александр Матросов, - сказал Гнатюк. - Не мое это дело - на амбразуры кидаться. Мне семью кормить надо. Я принял институтскую программу исследования.

Нечаев стоял у окна и в разговор не вступал. Он даже не оборачивался, составив определенное мнение о Гнатюке.

– И с покойным Медником после ухода из института вы не встречались и какие-либо совместные работы уже не вели? - спросил оперуполномоченный.

– Нет, - твердо сказал Гнатюк. - Я же говорю - обижен он на меня был.

Гнатюк врал, но поправлять его Нечаеву не хотелось. Возможно, он подспудно боялся услышать что-то очень неприятное, окончательно запутывающее происходящее. Он чувствовал, что своим расследованием все они вторгаются в странную и запретную область, в которой вопросов возникает больше, чем существует ответов на них. Но Примус думал иначе. В противном случае он не задал бы следующий вопрос:

– Когда вы с Постниковым виделись в последний раз? Лицо Гнатюка побагровело, но он промолчал.

– И некоторые исследования вы для Медника вели, - безжалостно добил его Примус. - Ну? Что мне вам все рассказывать? Святой… - и оперуполномоченный выжидающе замолчал.

Нечаев искоса взглянул на Гнатюка и поразился: вместо цветущего и уверенного в себе мачо на стуле сидел до смерти перепуганный интеллигент.

– Нет, - сипло сказал Гнатюк. - Не может быть. Этого вы никак не можете знать!