Судьба не властна над лесами, горами, морями. Природа нехотя уступает натиску человека, но продолжает вечно возрождаться. Наши предки, ушедшие из лесов и спустившиеся с гор, начинали жить в искусственно созданном ими мире, пытались наделить природу определенным характером, выразить ее в словах и церемониях. Но изначально природа бесформенна. Чтобы упорядочить ее, нужны шаманы. Императорская династия, как природа, возрождается вечно.

Если император – это шаман, который повелевает природой, то синтоистский храм – это природа, созданная руками человека. Когда-то в синтоизме не было ни красных ворот – тории, ни храмовой территории, люди поклонялись лесам, горам, скалам. Синтоистские храмы, возникшие в подражание буддизму, – это формализация природы. Главное синтоистское святилище, храм Исэ-Дзингу, перестраивается заново каждые двадцать лет, то есть постоянно возрождается. Император также продолжает возрождать духов своих предков. И это непростое копирование. Ни у синтоистских храмов, ни у императоров не существует различий между оригиналом и копией, как не существуют оригиналы и копии в вечно возрождающейся природе.

Император общается с душами великих предков, переходя на другой берег реки судьбы. Император – шаман, в теле которого живут духи предков, и невозможно считать его человеком в обычном европейском понимании. Поэтому если ему не даются личные права, то и ответственности тоже нет. Наверное, существует такая точка зрения: поскольку на императора не распространяется понятие индивидуума, принятое на Западе, он – незыблемый символ Японии, и именно благодаря этому сменилось сто двадцать шесть поколений императоров. Но дает ли это право называть не обладающего собственным «я» императора духовным символом? Император – человек, и он тоже восхищается красивым, печалится о трагичном. Кроме того, он не может находиться вне истории.

Полагаю, это прозвучит слишком самоуверенно, но и его величество, и его досточтимые отец и дед наверняка испытывали мучения, разрываясь между предназначенным судьбой долгом сосуществовать с духами предков и собственными желаниями и чувствами, которые появлялись у каждого из них коку мужчины. Скорее всего, никому не понять, до какой степени им было тяжело, особенно в отрочестве, когда эмоции и переживания бьют через край. Наверное, его величество может открыто рассказать о своей мужской жизни только тебе, Фудзико. У тебяесть доступ к сокровенной тайне его души. А я, любивший тебя сильнее всех на свете, хочу понять страдания его величества, нашедшие отзвук в твоем сердце.

Подростком каждый вступает в конфликт с окружающим миром. Мир раскалывается на две половины: одна – та, где ты привык жить, – отдаляется от тебя, в другой ты прячешься от всех. Тебя начинают одолевать страхи. Они растут в глубинах твоего сознания, превращаясь в океан, и ты тонешь в нем, тебе начинает казаться, что все смеются над тобой, что тебя бросили, что окружающие считают тебя ненормальным, что ты стал призраком. Ты еще помнишь, как подростком я превращал страхи, рожденные моим подсознанием, в стихи и отправлял их тебе? Встретившись с одним маленьким прорицателем, я вспомнил, в каком смятении был сам в его годы. Вместе с тем я чувствую, что признаки надвигающейся старости сродни подростковому смятению.

Это смятение, переживаемое каждым, схоже с испытанием, которое должен пройти настоящий шаман. У великих душ – великие терзания, так и великого шамана ждет большое испытание. За улыбкой его величества, потомка великих шаманов, должно быть, скрываются пережитые им страдания. Мы вступаем в старость, как во второе отрочество, и нам следует пройти это испытание, которое окажет влияние на наше будущее. Император эпохи Сева[11] встретил поражение в войне в том же возрасте, в каком и мы сейчас. Несомненно, на него одновременно навалилось испытание оккупацией и кризис среднего возраста. Когда я, находясь здесь, на острове, думаю о вас с его величеством, как ни странно, вы кажетесь мне ближе, чем в Японии. Усыпив нашу с тобой любовь, поселившись в императорском лесу, ты тоже стала в некотором смысле обитательницей страны мертвых. Вот и я добрался до этой страны, где слышны голоса мертвецов. Все места, куда направляются те, кто похоронил любовь, имеют много общего. Если бы я обладал способностью угадывать судьбу в те времена, когда я пел голосом неземной женщины, наши с тобой отношения, возможно, развивались бы совсем иначе.

Мальчик, с которым я познакомился на острове, собирается стать шаманом. Я решил пойти вместе с ним. Если бы я сделал это тридцать лет назад, сейчас ты наверняка была бы рядом со мною. Я уверен. В том, что касается любви, я всегда был ужасно нерешительным. Из-за этого я до сих пор не могу забыть о тебе. Богиня судьбы не улыбается тому, кто медлит с решениями. Его скорее соблазняют ведьмы.

Я хочу отправиться в лес, чтобы встретиться с прежним собой и с тобой, какой ты была в самые хорошие времена. Мне пора распрощаться со своей нерешительностью, чтобы остаток своих лет прожить яркой и наполненной жизнью. Пройдет несколько месяцев, и я заставлю богиню любви улыбнуться мне. Наша любовь возродится, и мы вернемся из страны мертвых.

На берегу озера, где бьет горячий источник, не так страшно бороться с холодом – старик Эруму выбрал склон вулкана Баранского. Жители острова иногда приезжают сюда на пикники, но если идти из города пешком даже бодрым шагом, дорога занимает шесть-семь часов. Обычно сюда добираются на гусеничных вездеходах, которые ползут по бездорожью часа три, не меньше. Когда я увидел, как Иван, который мог достать все что угодно, прикатил на бронированной махине, взятой по случаю у военных, я был поражен ее грозным обликом: того и гляди пальнет. Она была похожа на танк, только пушки не хватало. Я взял с собой минимум необходимого: свечи, нож, теплые вещи, одеяло, продукты – и вместе с Костей отправился на поиски Великого Духа. Старик Эруму и Нина проводили нас до места. Ржавый танк наматывал на гусеницы снег вперемешку с грязью. Его двигатель задыхался, как старый астматик, из выхлопной трубы валил густой черный дым. Сидений не было, мы устроились на брошенных на пол одеялах, стискивая зубы, чтобы не прикусить язык, хватаясь обеими руками то за потолок, то за двери, то за какие-то ручки, стараясь уцелеть в этой «комфортной» поездке. Мы доехали до места назначения и вылезли из вездехода, продолжая ощущать телом дрожь двигателя.

Неподалеку слышалось журчание горной реки. Старик Эруму раздвинул руками заросли, пошел по еле различимым следам и вышел к охотничьей хижине. На ветке висела рваная кожаная перчатка, служившая указателем. Эруму предложил сначала погреться. Мы положили вещи, и старик спустился к болоту. Мы шли вдоль болота с ледяной водой и внезапно оказались перед водопадом, от него шел пар. На противоположной стороне болота вода была горячей, а здесь холодная и горячая вода соединялись. У водопада образовалась заводь с горячей водой, и чем ниже по течению – тем вода холоднее. Старик Эруму опустил руку, пробуя воду, спустился вниз, нашел подходящее для себя место, быстро разделся и погрузил в воду свое тело, похожее на истертую кожу ботинок Мы с Костей последовали за ним, а Нина спустилась пониже.

Вокруг пахло серой, от горячей кисловатой воды щипало царапины от Нининых ногтей на спине и порезанные бритвой щеки. Казалось, это курорт для лесных богов – так много вокруг было духов. Я не бывал на берегу Стикса, но верхнее течение судьбы, без сомнения, выглядит именно так. В молчании я прислушивался к звуку водопада.

Неугомонный старик Эруму, прогрев свои косточки, направился вверх по течению, поторапливая нас. Теперь мы поднялись выше того места, где соединялись холодные и горячие потоки, пошли против горячего течения и вышли к озеру, где булькала горячая вода. Вокруг озера не было снега, теплый пар щекотал щеки. В небольшом углублении в скале мог поместиться один человек Распределив обязанности, вчетвером мы собрали сухие ветки, постелили старое одеяло и натянули крышу из прозрачной пленки. Когда мы закончили, Эруму похлопал Костю по спине и дал ему наставления: