ответил он и готов был пройти мимо, но, подумав, что это наверняка обидит женщину, подчинился ее желанию, и между ними завязался оживленный, шутливый разговор, не лишенный некоторого интереса и для самого Гэндзи.
То-но тюдзё всегда обижался, когда Гэндзи, напустив на себя степенно-важный вид, поучал его, обвиняя в легкомыслии. Подозревая, что за наружной невозмутимостью Гэндзи скрывается немало тайн, он только и помышлял о том, как бы уличить его самого, и как же обрадовался он теперь, поймав наконец друга с поличным! Предвкушая, как, напугав Гэндзи и сполна насладившись его замешательством, он скажет: «Пусть это послужит тебе уроком!», То-но тюдзё не спешил обнаруживать себя.
Дул холодный ветер, постепенно сгущалась ночная мгла. В конце концов, предположив, что в доме уснули, То-но тюдзё, крадучись, пробрался внутрь. Гэндзи уже задремал, когда до слуха его вдруг донесся звук приближающихся шагов. Разумеется, ему и в голову не пришло, что это То-но тюдзё. «Верно, Сури-но ками все не может забыть ее…» – предположил он и содрогнулся от ужаса при мысли, что столь немолодой уже человек станет свидетелем его недостойного поведения:
– Я немедленно ухожу! – заявил он. – Наверняка вас и паук известил (13), а вы так жестоко обманули меня. – И, подхватив свое платье, скрылся за ширмой.
То-но тюдзё, трепеща от радости, подошел к ширме, за которой стоял Гэндзи, и начал ее с треском складывать, стараясь производить как можно больше шума. Дама же, будучи, несмотря на преклонный возраст, особой, весьма искушенной в любовных делах, и имея немалый опыт по части столь двусмысленных положений, при всей своей растерянности думала лишь об одном: «Что же он с ним сделает?» – и, дрожа от страха, цеплялась за То-но тюдзё.
А у Гэндзи было одно желание: ускользнуть, оставшись неузнанным. Однако вспомнив, что одежда его в беспорядке и шапка помята, он медлил в нерешительности – право, вид у него будет весьма нелепый, коли попытается он спастись бегством.
То-но тюдзё же, опасаясь, что Гэндзи его узнает, не произносил ни слова. Будто в неистовой ярости выхватил он меч, и женщина с криком: «Помогите, не надо!» – бросилась к нему, складывая в мольбе руки. То-но тюдзё едва удержался от смеха. Право, трудно себе представить более нелепое зрелище: женщина в возрасте пятидесяти семи или пятидесяти восьми лет – что не так-то просто скрыть, несмотря на все ее старания придать наружности своей юную соблазнительность, – полуодетая, забыв о приличиях, крича и дрожа от страха, кидается от одного двадцатилетнего красавца к другому.
Чем больше старался То-но тюдзё убедить Гэндзи в том, что перед ним совершенно чужой человек, чем более угрожающие позы принимал, тем быстрее тот догадался, с кем имеет дело. «Выследил меня и решил подшутить», – понял Гэндзи, и ему сразу стало смешно. Уверившись же в том, что перед ним действительно То-но тюдзё, он решил позабавиться и, схватив его за руку, в которой тот держал меч, больно ущипнул. То-но тюдзё стало досадно, что его узнали, но, не в силах болеесдерживаться, он расхохотался.
– В своем ли ты уме? Хороши шутки! Дай же мне одеться! – говорит Гэндзи, но То-но тюдзё вцепляется в его одежды и не отдает.
– Тогда раздевайся и ты, – требует Гэндзи, пытаясь развязать его пояс и стянуть с него платье, но То-но тюдзё упирается: «Нет, ни за что!» Никто не хочет уступать, и в конце концов нижнее платье Гэндзи с треском лопается.
– Право, как ни таись,
Все равно станет тайное явным.
Каждый к себе
Тянул, и вот – пополам
Разорвано нижнее платье.
«Если сверху наденешь» (65)… – говорит То-но тюдзё. Гэндзи отвечает:
– Известно тебе -
Ничего в этом мире не скроешь.
Тонкий летний наряд
Рвется быстро, и стоит ли рваться
В судьи, коль сам небезгрешен?
Такими песнями обменявшись, они покинули Дворец, оба весьма помятые, но вполне довольные друг другом.
Вернувшись домой, Гэндзи лег, с досадой думая о том, что То-но тюдзё удалось все-таки выследить его.
Обиженная Гэн-найси-но сукэ на следующее утро прислала ему забытые в спешке шаровары и пояс.
«Бесполезно теперь
О своих говорить обидах.
Одна за одной
Нахлынули волны, но разом
Отступили, лишь влажен песок…
«Уже обнажилось дно» (66)» – написала она.
«Какая бесцеремонность!» – возмутился было Гэндзи, но потом, подумав, что ей теперь и самой должно быть неловко, смягчился:
«Разве может смутить
Меня ярость волны свирепой?
Пусть ярится себе.
Лишь обидно,что диким объятьям
Покориться готова скала…» -
ответил он, и только.
Пояс оказался от платья То-но тюдзё. «Он значительно темнее моего», – разглядывал его Гэндзи и вдруг заметил, что у его собственного платья не хватает нижней части рукава.
«Что за чудеса! В какие же нелепые положения должны постоянно попадать те, кто безудержно предается любовным утехам», – подумал он, решив отныне вести себя более осмотрительно. Тут из Дворца от То-но тюдзё принесли какой-то сверток: «Извольте пришить поскорее…» «Когда же он успел оторвать? – посетовал Гэндзи. – Хорошо, хоть пояс его попал ко мне!» И, завернув пояс в бумагу одного с ним цвета, он отправил его То-но тюдзё:
«Боюсь, упрекать
Меня станешь за то, что разрушил
Ваш сердечный союз.
Потому этот синий пояс
[24]Не хочу у тебя отнимать».
То-но тюдзё же ответил:
«Дерзновенной рукой
Ты похитил мой синий пояс.
И могу ль не пенять
Я тебе за то, что посмел ты
Разорвать наш сердечный союз.
Не избежать тебе моего гнева…»
Солнце стояло высоко, когда оба явились во Дворец. То-но тюдзё забавлялся немало, глядя на невозмутимо-спокойного Гэндзи, которого взор, к нему обращенный, выражал лишь холодную учтивость. Но и Гэндзи не мог не улыбаться, наблюдая за тем, с каким усердием исполнял в тот день То-но тюдзё обязанности свои при Государе, столь многочисленные, что у него совершенно не оставалось досуга. Все же, улучив миг, когда рядом никого не было, То-но тюдзё, приблизившись к Гэндзи, сказал:
– Надеюсь, вы чувствуете себя достаточно наказанным за неумеренность в тайных утехах? – и, придав лицу своему гневное выражение, взглянул на него исподлобья.
– А почему, собственно, я должен чувствовать себя наказанным? Скорее достоин жалости тот, кто, едва войдя, был вынужден удалиться. Воистину, «разве может печалить мир?..» (67)
Такими речами обменявшись, вспомнили они, что рядом с «Ложе-горой» протекает «Молчанья река» (68), и замкнули свои уста.
Однако с тех пор То-но тюдзё постоянно подтрунивал над Гэндзи. Гэндзи клял себя за то, что дал ему повод к насмешкам, вступив в связь с такой докучной особой, которая к тому же по-прежнему держалась весьма жеманно и донимала его бесконечными упреками. То-но тюдзё не стал ничего рассказывать сестре, решив приберечь этот случай на будущее.
Столь безгранично было благоволение Государя к Гэндзи, что даже высокорожденные принцы вели себя с ним в высшей степени почтительно, и только этот То-но тюдзё, не желая ни в чем уступать другу, готов был соперничать с ним по любому, самому незначительному поводу. Он был единственным единоутробным братом молодой госпожи из дома Левого министра.
