Шепоток:
— Проспер!..
Его окликали еще три или четыре раза, просили лично подойти к дверям.
Я не был силен в бильярд, удар выходил слабоват. Из-за руки они давали мне десяток очков форы. Время шло, надо было поторапливаться.
— Я пошел, Проспер! Прощай, дружище! Счастливо! Самым решительном тоном.
Он загородил мне дорогу.
— Нет, нет, ты что?.. Посмотри, все уже ушли!
Точно, факт! Я сам удивлен. Ни души!.. Он встал поперек дороги, не желал пропустить меня — и все тут!
— Ну, послушай, глупыш, что за блажь? Куда ты пойдешь? Твой праздник!
Зал обезлюдел, за столами никого, все до единого завсегдатаи испарились, лишь клубы дыма кружились, плавали в свете ламп, да пахло капустой, прогорклым жиром, табачной жвачкой и спиртным…
Отвратительный запах. Я опустился на стул.
— Твой фонарь шевелится, — заметил я. — Шевелится он! Все фонари под потолком качались, уйма фонарей… Не какой-нибудь один, а все висевшие под стропилами, так что и в голове у меня заколыхалось. Очень неприятное ощущение.
А Проспер все говорил, все зудел:
— Никуда ты не пойдешь, Фердинанд! Никуда!..
— Да ну тебя! — огрызнулся я.
Я не мог встать, что-то неладное творилось со мной.
— Сегодня — никуда!
Втемяшил себе в ослиную башку. Но я тоже был упрям.
— А я говорю, пойду, тупица!
— А ты посмотри хорошенько, посмотри! — напирал он. — Самый смак ты и не заметил… ты глаза протри!..
Он тыкал пальцем в самый дальний угол, в самую темень… Не видно было ни бельмеса…
— Да, там, там!.. Посмотри!
Я таращил глаза… А, вот, что-то разглядел… Шляпа, перья, сложенные на груди руки… Кто-то спал на столе.
— Ну и что? — бросил я ему.
— Дельфина! Эй, Дельфина!.. — окликнул он.
Темная масса пошевелилась, колыхнулась шляпа. Она!.. Она!.. Ее прическа!.. Она протирала глаза, стараясь сообразить, откуда ее звали…
— Это мы, Дельфина, мы! Целуем тебя!
В моем голосе звучала радость, притворяться не было смысла.
— Ah, darling! Ah, treasure.
Подобрав юбки и шлейф, она подбежала ко мне, кинулась на шею:
— I knew, darling! I knew! Я знала, дорогой, я знала!
Вот это было удивительно…
— How did you know?
Полюбопытствовал, откуда ей известно.
— Да так как-то!
— Ну, будет уж ломаться! Говори, откуда!
Просто наваждение какое-то: никто ничего не знал!.. И эта старая калоша туда же!.. Загадочки, ужимки!.. Они дружно взялись за меня вдвоем:
— Да оставайся, неплохо повеселишься! И девчонка, и твой роскошный старикан, этот твой феномен, пусть остаются! Он ведь не уходит?
Оба твердили в один голос, что уйти было бы ужасным поступком. Она принялась сокрушенно жалеть меня:
— Worried young man! Ах, беспокойный юноша!
Потом решила приласкаться ко мне, объявив, что я всегда был ее слабостью: «My fancy! My fancy!» Душка моя, душка!.. Снова кинулась мне на шею. По счастью, слава тебе Господи, Вирджиния не слишком ревновала… Все-таки мои именины! Такая радость!.. Дельфина была просто вне себя оттого, что я находился под покровительством святого Фердинанда.
— Long life to Ferdinand! Долгой ему жизни и счастья!
Я таял. Счастья, здоровья, богатства! И все это мне!
И в то же время меня поневоле разбирал смех.
Неплохую шутку разыграли со мной!..
Окончательно проснувшаяся Дельфина расшалилась, визжала пронзительным мяукающим голоском. Наверное, ее было слышно далеко окрест… Она изъявила желание безотлагательно выпить, поднять тост за победу. Ей наливали, не скупясь. Она стала перед комодом лицом к нам, надев шляпу набекрень, высоко поддернув юбки и шлейф: начиналось представление!..
И чтобы мы имели в виду, что это для нас, ради нас, в нашу честь! Все для почтенной публики!.. Она приняла соответствующую позу: «Honorable company! Уважаемая публика, внимание! Песня замечательная! Приготовились! Несколько стансов с мимикой из «Веселых виндзорских вдовушек»! И высоко вознесла свой бокал. Вот она охвачена страстью, рот перекосило, левый глаз всполз едва ли не на лоб — словом, полная самоотдача…
Shame on sinful fantasy! Shame on lust and luxury! Lust is but a bloody fire! Позор игривым мечтаниям! Позор блудливости и похоти! Похоть лишь пламя в крови!
Она начала пронзительно — взяла чересчур высоко, сорвалась, сбилась, зашлась кашлем и никак не могла остановиться… так выворачивало ее, что содержимое бокала брызгало у нее из носа… Но она не слишком огорчилась. Ее усадили… она настаивала на второй попытке… О, нет, нет!.. Я произнес слова похвалы, потолковали немного… Мне не хотелось расспрашивать ее, хотя так и подмывало разузнать, что происходило после ван Клабена… читала ли она газеты… были ли у нее неприятности… куда она запропастилась тогда — никто ведь не видел ее более нигде… А как она очутилась здесь?.. Я смотрел и все не верил глазам своим: неужто это она?.. Глядел на нее, и все во мне дрожало — сон, ставший явью: вуалетка, митенки и все остальное. Воскресшее прошлое!.. Все такая же заводная, шалая, все та же балаболка… И чуял я, что будет продолжение… У меня возникло ощущение, будто я пробудился ото сна… И все-таки это действительно была она, размалеванная, таращившая глаза, взвизгивавшая Дельфина во плоти и крови. Ошибки быть не могло… Хмель у меня уже выветрился, я ничего не курил… Да ведь Гринвич совсем рядом, напротив… Какое там, на этом же берегу, две минуты хода!.. Вот тебе раз!..
Вновь передо мной это лицо, покрытое толстым слоем белил, раскрашенное. Черт, даже в пот кинуло!
— Морданчик! — бросил я ей. — Морданчик!
Я сейчас заору. Усилием воли взял себя в руки… Она полюбопытствовала, кто такая Вирджиния, впервые видела… Надо было познакомить, но ведь она только что пела перед ней «Веселых вдовушек»!.. Поразительная рассеянность!
— Darling? Darling pet!
Начал представлять… Гвалт стоял уже такой, что ничего расслышать нельзя было… Набралась куча народа, драли глотки, хоть уши затыкай… Мне пришлось кричать во всю мочь, чтобы можно было понять хотя бы слово…
— Мистресс Дельфина! — Ничего не было слышно. — Мистресс Дельфина!
Низкое приседание артистки перед собранием у стойки… Представление по полному чину… Ничего не выпустить бы из вида, рассмотреть все до мелочей: украшения, красивые перья, лорнет — классический облик! Как была артисткой, так и осталась ею. Goddamn! Надо бы все рассказать, растолковать, перевести Состену… Совершенно растерянный, он только глазами хлопал.
— Дельфина Уэйн, артистка!.. Состен!
Она обиженно отчитала меня:
— Yes, you said bubble… artist… certainly! Comedian! Many parts young man! Many souls! And some! Легко сказать, артистка! Конечно! Много ролей, молодой человек! Много сердец, и еще кое-что в придачу!
Она находила, что мне недоставало тепла. Зал взорвался смехом, за столами загрохотали из конца в конец…
Шляпа, две вуалетки, желтые и красные страусиные перья, лорнет — было чему смеяться, даже в Лондоне!.. С вызывающим видом она разразилась бранью:
— Asses! Asses! Despisable asses! Жалкие ослы!
В эту самую минуту в городе грянули взрывы… Бум!.. Бам!.. Бабах!.. Казалось, сыпалось со всего неба, земля дрожала… Бах-бабах!.. Бомбили Поплар… Все подпрыгивало: здание, столы. Яростные очереди трещали… Цепеллины?.. Пока ничего не было видно… Багряные отсветы на небе, на воде. Плеск волн… Ночь внезапно озарилась, вспыхнули прожекторы… Звенел колокол пожарной дружины, летевшей во весь опор… прогремел обоз огнеборцев, умчался в ночь… Весь противоположный берег багрово мерцал… Бам-бада-бам!.. Бабах!.. Гремели новые взрывы, громыхало до самых облаков, но не пугало, не наводило смертельного ужаса, а казалось больше ярмарочной потехой… Ба-ба-бах!.. Трескучими хлопками взрывавшихся шутих…
— Ура! Ура-а-а!..
Оглушающая трескотня, мощные взрывы, вакханалия громов… Дельфина ликовала:
— Hurray!.. Hurray!.. Celebration!.. Long live Магу!.. Long live the King!.. Ура!.. Вот так славно!.. Да здравствует Мэри!.. Да здравствует король!..
