Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Раскопки памятников пеньковской культуры дали богатый материал для характеристики экономики ее носителей. Среди железных изделий немало орудий сельскохозяйственного труда: наральники, мотыжки, серпы, косы. Очевидно, что основой экономики пеньковского населения были земледелие и скотоводство. Об этом говорят и плодородные земли, и орудия земледелия, и многочисленные зерновые ямы на поселениях, и почти повсеместное использование ручных мельниц. К сожалению, состав культивируемых растений пока не выяснен. Стада домашних животных (крупный рогатый скот, свиньи, овцы, козы и лошади) паслись преимущественно на пойменных лугах, животноводство было приселищным.

В ареале пеньковской культуры открыты железоделательные центры (Гайворон, Семенки, Самчинцы). Они, в частности гайворонский, свидетельствуют о становлении территориальной специализации в черной металлургии. Для выплавки железа использовались стационарные наземные горны со шлаковыпуском. Металлографическое изучение кузнечной продукции показало, что ремесленники в совершенстве владели техникой ковки железа и сырцовой стали в горячем состоянии, широко употреблялась тепловая обработка, но цементация изделий применялась сравнительно редко, немногочисленны и случаи изготовления орудий с наварными стальными лезвиями. Все говорит о том, что пеньковское население постепенно восстанавливало унаследованные им производственные достижения провинциальноримского времени.[322]

Особенно активно развивалось в пеньковской культуре бронзолитейное и ювелирное ремесло. Многочисленные изделия из цветных металлов обнаружены на многих поселениях, и наиболее полно они представлены в кладах, обнаруженных в ряде местностей левобережной части Среднего Поднепровья, а также в Нижнем Поднепровье и смежных с ними территориях. Среднеднепровским кладам посвящена обширная литература.[323] В целом они датируются VI–VIII вв. и подразделяются на две хронологические группы. Такие клады, как Мартыновский, Хацковский, Молоржавский и некоторые другие, относятся к VI–VII вв., другую группу составляют Пастырский, Харивский и им подобные клады, датируемые второй половиной VII — началом VIII в.

Среди кладов первой группы наиболее интересным является Мартыновский, найденный ещё в 1909 г. у с. Мартыновка в бассейне р. Рось и содержащий до сотни различных серебряных изделий: предметы головного убора (налобные венчики, серьги, височные кольца), шейная гривна, браслеты, фибула, разнообразные поясные бляшки, накладки и наконечники, две серебряные чаши с византийскими клеймами, фрагмент блюда, ложка и девять стилизованных фигурок людей и животных (рис. 46).[324]

Славяне. Историко-археологическое исследование - i_048.jpg

Рис. 46. Украшения из Мартыновского клада

Последние представляют большой интерес для характеристики искусства той эпохи. Они рельефны. Четыре фигурки изображают «пляшущих» мужчин. Каждый из них стоит подбоченившись, словно готовясь пойти вприсядку, ноги согнуты в коленях, руки — в локтях и упираются в колени. Головы мужчин увеличены несоразмерно с остальными частями тела, геометричны и обрамлены «златыми власами». На груди выгравированы узоры, по-видимому передающие вышивку на рубахах.

Фигурки животных изображают коней, они фантастичны и напоминают хищных зверей. Они бегут с оскаленными пастями, из которых высунуты языки. Широкие гривы украшены геометрическим узором и позолочены.

Головные венчики состояли из серебяных пластин с загнутыми концами. Серьги, получившие наименование пастырских, имеют проволочные кольцевые дужки, к которым прикреплялись привески разных типов, главным образом дисковидные с пятью-семью лопастями или ажурные с дополнениями из зерни. Шейные гривны делались из массивного дрота, иногда перекрученного, с петлеобразно загнутыми концами. Ожерелья состояли из стеклянных и пастовых бус разнообразной формы. Браслеты были массивными или полыми, концы их обычно утолщены.

Поясные наборы включали различные накладки (круглые, прямоугольные, зооморфные, крестовидные), орнаментированные накладки, обоймы, украшенные стилизованными растительными узорами, наконечники и фигурки разных типов. Подобные поясные наборы не были специфическими для пеньковской культуры. Они распространены довольно широко, в чем проявлялась общая евразийская мода. А. К. Амброз связывал появление таких поясных наборов с полуварварской средой византийских городов и крепостей Нижнего Подунавья, откуда они быстро и широко распространились на значительных пространствах Евразии.[325] Пояса носили дружинники, принадлежавшие к самым различным этноплеменньш группам. Бытование подобных поясов среди носителей пеньковской культуры — свидетельство зарождения дружинного сословия в их среде.

Наиболее интересной категорией находок, встречаемой как в кладах, так и на поселениях и в могильниках пеньковской культуры являются фибулы. Среди них есть щитковые, состоящие из двух щитков, соединенных полукруглой дужкой; зооморфные и антропоморфные с прорезными щитками; шарнирные с прогнутой пластинчатой спинкой и ромбической ножкой. Характерными же для антского населения, к которому, несомненно, принадлежали и племена рассматриваемой культуры, были пальчатые фибулы, имеющие полукруглые щитки с пятью — семью выступами.

Фибулы, встречаемые на пеньковских памятниках, сложились в Северном Причерноморье под культурным влиянием Византии и Дунайского региона. Широкое бытование их в пеньковской среде, очевидно, восходит к традициям Черняховской культуры.

Выше отмечалось, что одним из центров бронзолитейного и ювелирного дела было Пастырское городище. На территории пеньковской культуры функционировали и другие центры производства изделий из цветных металлов. Об этом свидетельствуют находки глиняных тиглей, льячек, литейных формочек и шлаков, связанных с бронзолитейным ремеслом, на поселениях Хитцы, Будище, Семенки, Скибинцы, Домантово, Гута Михайловская и др. На селище Бернашевка в Винницкой обл. раскопками исследован производственный комплекс, в котором обнаружена литейная форма для изготовления пальчатых фибул.[326]

Пальчатые фибулы с маскообразной головкой и их дериваты являются, как уже было отмечено, характерным этнографическим украшением антов (рис. 47). Помимо пеньковского ареала, они широко распространены в Нижнем Подунавье, где проживание антов документировано историческими свидетельствами. Из основного региона антов эти фибулы распространились в Среднее Подунавье и на Балканский полуостров и далее на Пелопоннесский полуостров (рис. 48). Все это — надежные следы расселения антов и их потомков. Из Дунайских земель сравнительно небольшая группа этого населения вместе с германцами и аварами продвинулась далеко на север в области Мазурского Поозерья и Юго-Восточной Прибалтики, где известно около двух десятков пальчатых фибул рассматриваемых типов.

Славяне. Историко-археологическое исследование - i_049.jpg

Рис. 47. Пальчатые фибулы с маскообразными головками из антских памятников Северного Причерноморья

Славяне. Историко-археологическое исследование - i_050.jpg

Рис. 48. Распространение антских пальчатых фибул

а — места находки фибул;

б — ареал пеньковскои культуры;

в — ипотешти-кындештской культуры;

г — аварской (славяно-аварской) культуры Среднего Подунавья.

Мысль о принадлежности пальчатых фибул днепровских типов славянам-антам была высказана еще в 20-х гг. XX в. А. А. Спицыным.[327] О славянской атрибуции этих вещей в Восточной Европе писал и А. М. Тальгрен, утверждавший, что их распространение отражает славянское расселение начала средневековья.[328] Научную разработку тезис о славянской принадлежности пальчатых фибул Днепровского региона получил в работах Б. А. Рыбакова.[329] Позднее немецкий археолог Й. Вернер, рассмотрев все комплексы находок пальчатых фибул в Европе, убедительно показал, что такие изделия с маскообразными головками и их дериваты были составной частью славянской женской одежды. Они типологически заметно отличаются от пальчатых фибул, свойственных германскому миру. Кроме того, в отличие от германцев, которым свойственно было парное ношение фибул, славянские женщины носили их по одной.[330] Последующие археологические изыскания многократно подтвердили это заключение и детализировали его, показав, что пальчатые фибулы с маскообразными головками и их дериваты были свойственны не всему раннесредневековому славянскому миру, а только одному из крупных племенных образований — антам, вышедшим из среды населения Черняховской культуры.[331]

вернуться

322

Вознесенская Г. А. Кузнечное производство у восточных славян в третьей четверти I тыс. н. э. // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 61–65.

вернуться

323

Спицын А. А. Древности антов // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 103. Вып. 3. СПб., 1928. С. 492–195; Рыбаков Б. А. Древние русы // СА. Т. XVII. 1953. С. 23–104; Гавритухин И. О., Одломский А. М. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М., 1996.

вернуться

324

Рыбаков Б. А. Древние русы… С. 76–89.

вернуться

325

Амброз А. К. Проблемы ранневековой хронологии Восточной Европы // СА. 1971. № 3. С. 118.

вернуться

326

Винокур I. С. Слов'янскi ювелiри Поднiстров'я: За матерiалами дослiджень Бернашiвського комплексу середини I тис. н. е. Кам'янець-Подiльський, 1997. С. 53–56; Винокур И. С. Бернашевский ювелирный комплекс антско-склавинского порубежья // Общество, экономика, культура и искусство славян (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 4). М., 1998. С. 223–232.

вернуться

327

Спицын А. А. Древности антов… С. 492–495. Ранее в литературе бытовало мнение о принадлежности днепровских и север-нопричерноморских комплексов украшений с пальчатыми фибулами готам. Однако уже А. Ригль заметил, что это противоречит историческим фактам, поскольку эти фибулы появились в Северном Причерноморье не ранее VI в., когда готы покинули эти местности (Riegl A. Die spatrömische Kunstindustrie nach den Funden in Österreich. Bd. II. Wien, 1923. S. 23).

вернуться

328

Tallgren A. M. Enamelled Ornaments in the Valley of the Desna // Eurasia Septentrionalis Antiqua. T. XI. Helsinki, 1937. P. 154.

вернуться

329

Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948. С. 57–71; Он же. Древние русы… С. 23–104.

вернуться

330

Werner J. Slawische Bűgelfibeln des 7. Jahrhunderts // Reinicke Festschrift. Mainz, 1950. S. 150–170; Idem. Neues zur Frage der slawischen Bűgelfibeln aus sűdosteuropäischen Landern // Germania. Bd. 38. Heft 1–2. 1960. S. 114–120.

вернуться

331

Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. С. 128–131.

48
{"b":"137165","o":1}