Ну, я тихонько Нике в хвост пристроилась, и часа через полтора приехали мы на дачу какую-то. Ника машину свою припарковала у дома и внутрь вошла. Ну а я чуть поодаль отъехала, чтоб она меня не заметила. Сижу как дура, трясусь, жду звонка от Зинки. Наконец звонит она – злющая, аки черт. Говорит, что увернулся Никита, в последний момент, мол, прямо из-под колес выпрыгнул. Спросила, где я нахожусь. Ну, я, как могла, объяснила ей.
Уж сколько времени после того звонка прошло – не знаю, я на часы не смотрела. Только вижу – едет что-то в сторону дач да всего одной фарой светит. Ну я-то помню, у кого такие повреждения были, поэтому вышла на дорогу встречать. И впрямь, Зинка чешет! Правый борт у машины в хлам! Я уж ее и спрашивать боюсь, что она там еще накуролесила. Ну, припарковала она машину рядом с моей, вылезает. Лицо аж перекошено от злобы! Ну, поняла я, что не срослось у нее что-то опять. А она потом и подтвердила: оказывается, она тачку Никиты нагнала, выждала, пока он на тихую трассу свернет, да и сбросила его с дороги. Потом остановилась чуть поодаль, решила проверить, жив он там или как. Ну, и если жив – то добить, вроде как тот в аварии пострадал. Глядь, а водителя-то и нету! Сбежал!
«И что дальше будем делать?» – спрашиваю я ее. А она мне в ответ: мол, ему все равно деваться некуда, кроме как сюда, к своей крале, топать. Не бросит же он ее одну здесь, а сам в столицу смоется? Так что тут мы его и прихватим. А на всякий случай для надежности и Нику повяжем. Лучше их сразу обоих прикончить, а то кто их знает? Вдруг он ей уже обо всем разболтать успел? Дождемся, пока Никита явится, оглушим его, а дом подожжем. И никаких следов не останется!
Я уж совсем от ужаса затряслась, а деваться-то некуда, понимаете? Если б я в тот момент отказалась ей помогать, Зинка и меня бы с легкостью пришибла, ей уже, по-моему, все равно было, сколько человек убивать. Ровно как бешеная электричка с рельсов сошла!
Ну, добрались мы до домика. Вошли запросто, там открыто было. Зинка Нику по башке стукнула, а пока та в отключке валялась, усадила ее на стул и привязала. А где-то через минут сорок – сорок пять туда же и Никита пожаловал, как Зинка и предсказывала. Зинка тут же на него пистолет наставила, ну а Ника к тому моменту уже очухалась и, видать, жутко перепугалась, что ее мужика сейчас прямо у нее на глазах к праотцам отправят. Да еще и шум послышался от дверей очень уж подозрительный. В общем, она вместе со стулом на Зинку-то и прыгнула. Та, видать, не ожидала от нее такой прыти. Выстрелить выстрелила, да мимо, а сама так и рухнула на спину. Ну а затылком о комод какой-то приложилась, тут ей конец и пришел. Я даже глазом моргнуть не успела, как туда же Воронцов-старший с телохранителями ввалился. Это они, получается, на крыльце-то и нашумели. Я тут же объяснила им, что я здесь ни при чем, да только они меня и слушать не стали. Связали той же веревкой, которой до этого Зинка Нику к стулу примотала. Впрочем, я на них не в обиде: понятное дело, что все сильно возбуждены были, вот и схватили, не разбираясь, первую, кто им под горячую руку попался. Потом через пару часов милиция приехала, то да се... Вот и вся история, собственно.
Вы же теперь сами знаете: я ни в чем не виновата! Это все Зинка, окаянная душа! Чтоб ей на том свете пятки в аду поджарили! Меня теперь отпустят, правда ведь?..
* * *
Более тоскливого субботнего вечера и представить было сложно. Ника, полдня проведшая в милиции, сидела на кухне и бесцельно пялилась в окно на порыжелую под палящим московским солнцем крону тополя. Пожухлые листья тихо падали на газон, и на душе было паскудно и мерзко, как в тот приснопамятный день, когда Мишка сообщил ей о том, что влюблен в Верунчика.
Странно это все. Кошмар, преследовавший ее всю последнюю неделю, закончился. Главная виновница в морге, ее помощница усиленно изображает из себя недалекую дурочку, стараясь представить дело так, будто ее прямой вины в случившемся нет, хотя вряд ли кого-то может обмануть этот нехитрый спектакль. Однако радости от этого обстоятельства Ника отчего-то не испытывала.
Ее снова предали. Использовали втемную. Надругались над ее чувствами. Черт возьми, неужели Аникушин так и не смог понять за все то время, которое они знакомы друг с другом, что ей можно доверять без страха и личный секрет не станет достоянием широкой общественности? Так нет же, маскировался до последнего, да еще и потешался над ней втихаря, когда она предположила, что его отец – хороший знакомый Воронцовых. Мерзавец!
С этой работы она уходит, решено! Пусть Никита теперь как-нибудь без нее попляшет, попробует одной задницей на двух стульях усидеть! Ей подачки в виде кресла главного редактора не нужны! Не все в этой жизни можно купить и продать, даже таким мегамагнатам, как Воронцовы!
Никита, конечно, пытался к ней подлизаться, извиниться, но безуспешно. Ника была настроена твердо и идти на попятный не собиралась. «Ты мне врешь? Ты мне не доверяешь? Значит, из нас с тобой не выйдет деловых партнеров. Ну а уж партнеров по любви – и подавно!» Хватит уже, наигрались в полное доверие, когда одна сторона полностью открыта, а вторая меж тем держит фигу в кармане! Сегодня Аникушин, до этого Мишка... Нет, пора завязывать с мужчинами-журналистами, однозначно!
Словно почувствовав, что о нем вспомнили, Мишка принялся названивать Нике. Она с тоской смотрела на мобильник, решая, выкинуть его в окно, отключить или все-таки ответить, но в последний момент, сама не зная почему, сняла трубку.
– Алло? Алло, привет! Ты как? Насколько я понимаю, тебя можно поздравить?
– С чем это? – буркнула Ника.
– Ну, у тебя вроде бы бурный роман в самом разгаре, если не ошибаюсь? В прошлый раз мне по твоему номеру такой сердитый мужик ответил, я уж, право слово, и побаивался тебе звонить: а вдруг он снова меня отлает?
– Все, финита ля комедия. Звони, не бойся. Нет у меня больше никого. И работы тоже нет.
– Что случилось? – В голосе Мишки прорезалось искреннее беспокойство.
– Ничего особенного. Прости, не хочу об этом говорить. Просто очередное предательство, маленькое такое, бытовое практически.
– А у меня тоже все плохо, – тяжело вздохнул Мишка.
– У тебя-то что стряслось? – помимо воли вырвалось у Ники.
– Верунчик изменила мне – прямо в редакции, представляешь? Я как их с Артемом застукал, у меня такое чувство было, словно мне в душу плюнули! А ты ведь была права! Ты меня предупреждала насчет него, да только я, наивный глупец, и слушать не захотел! В общем, мы вчера с ней вдрызг разругались, она всю ночь паковала вещи, вот только-только уехала на такси. Еще и ноутбук мой пыталась прихватить, представляешь?! Уверяла, что я его ей подарил на Восьмое марта! Ни стыда, ни совести у бабы нет!
– Да, я тоже лучше промолчу, – желчно заметила Ника, до сих пор питавшая к Верунчику весьма сложные чувства.
– Слушай, а может, ну их всех к лешему, а? Давай развеемся! Завтра презентация вроде бы наклевывается, один из распорядителей – мой хороший знакомый, так что проблем с приглашениями не будет. Потусуемся, винца на халяву попьем, а то и чего посущественней на грудь примем. Ну, ты как? Развлечемся, чтоб им всем тошно стало!
Нике жутко хотелось заорать в трубку, что все, чего она хочет, так это чтоб ее оставили в покое и не тревожили, но отчего-то она согласилась, вызвав тем самым бурный Мишкин восторг. Кое-как отвязавшись от назойливого экс-мужа, она уныло побрела к шкафу – выбирать наряд на завтра. Если верить Мишке, при входе ожидался дресс-код, а выглядеть несчастной, забитой женщиной, вызывающей у окружающих чувство жалости, Ника не собиралась. Ну и что с того, что в ее личной жизни случился такой полномасштабный крах?! В конце концов, не первый и, видимо, не последний. Справится как-нибудь. Ну а если Мишка затеял это все потому, что надеется под шумок подкатить к ней с предложением начать все сначала, то он жестоко обломается. Заново отстраивать с ним порушенное Верунчиком семейное гнездышко Ника не собиралась. У нее в отличие от Мишки было все в порядке как с гордостью, так и с чувством собственного достоинства.