– Бери этот! Дарю!
– Ну что ты! – замахал руками Никита. – Вот еще глупости: тебя без любимой игрушки оставлю!
– Никогда не спорь с женщиной! – назидательно заметила Ника и для верности погрозила пальцем. – Сказано – подарок, значит, бери!
– Спасибо! – расплылся в улыбке Никита. – Я его тогда на ключи от машины повешу, а то все никак не удосужусь брелком обзавестись, так и таскаю в кармане, как есть.
– Ну вот видишь, а ты еще сопротивлялся!.. Хотя предыдущие сутки выдались весьма нервными и изматывающими, влюбленной паре это нисколько не помешало, и вот уже вторую ночь кряду они, усталые и счастливые, засыпали под самый рассвет, когда за окнами вставало солнце нового дня.
* * *
Хотя на работу они поехали каждый на своей машине, в редакцию они вновь зашли вместе, да еще и рука под руку. Хорошо хоть не опоздали, как вчера, по крайней мере пятнадцать минут для начальства – это не опоздание, а так, задержка.
Раечка отчего-то смерила ее откровенно недружелюбным взглядом, а затем, нарочито игнорируя Нику, обратилась к главному редактору, расплывшись в широкой улыбке:
– Никита Егорович, а у нас как раз чайничек вскипел. Вам как обычно, чай без сахара, но с печеньем?..
– Два: один с сахаром, один без, и печенье, разумеется! – Никита тут же понял, в чем дело, и не колеблясь ринулся на защиту своей возлюбленной.
В ответ на это Раиса лишь одарила их обоих еще одной фальшивой улыбкой и поплелась к диспенсеру, временно признавая свое поражение.
Ника лишь тихо вздохнула. Ну вот, теперь ей точно можно не рассчитывать на понимание в родном коллективе. Еще бы – поступилась принципами клуба разведенок, да еще и сошлась не с кем-нибудь, а с самим шефом. Правда, она далеко не первая ослушница, скорее уж одна из последних, но все равно: был бы повод, а осуждение не замедлит себя ждать.
Хотя вот что странно: с чего это Раечка столь увлеченно под Аникушина прогибается? Или пресмыкательство перед начальством у нее в крови? Но тогда неувязочка получается: она, Ника, сейчас не просто рядовой журналист, а официальный заместитель главного редактора. А Раечка ее таким взглядом одарила, прямо будто Ника у той зарплату за полгода вперед отняла. Чудеса, да и только!
Ника, чувствуя спиной злой взгляд Раечки, проследовала за Никитой в кабинет, гадая, где же она перешла дорогу этой бабе.
– Что это с ней? – вполголоса поинтересовался Никита. – Никак, не с той ноги встала?
– Видимо, – вздохнула Ника. – А скорее всего убедилась, что между мной и тобой что-то есть. Значит, еще одна отступница в клубе объявилась, ату ее! Меня то есть.
– Ты думаешь? – с сомнением протянул Никита. – В вашем клубе, кроме самой Раисы да Зинаиды, и не осталось никого, так с чего бы это вдруг она на тебя окрысилась?
– Не знаю. Еще вчера вроде все нормально было, хотя еще тогда имеющий глаза сразу бы понял, что мы близки. Может, она просто тормоз? Вчера не догадалась или не обратила внимания, а сегодня до нее наконец-то дошло, что произошло. Вот и бесится...
– Сумасшедший дом, да и только! Ну какое дело этой бабе до нас? Честное слово, еще парочка таких вот выступлений, о премии может и не мечтать! Не понимает по-хорошему, будем с ней по-плохому разговаривать, учить офисному политесу...
Дверь распахнулась, вошла Раечка, но отчего-то без подноса. Никита и Ника вопросительно посмотрели на нее.
– Там... в общем, к нам пришли.
– Кто?
– Да милиционеры, те, что вчера были. Говорят, хотят видеть всю редакцию.
– Ну раз так, то грех отрываться от коллектива, – сказал Никита, поднимаясь с кресла.
Ясенцов и Воропаев смотрели на журналистов так, словно подозревали их во всех смертных грехах, вместе взятых. От их вчерашней покровительственной благожелательности не осталось и следа. Ника и Никита удивленно переглянулись: ну что еще им здесь надо?
– Екатерина Семеновна Одинец – ваша коллега? – начал Ясенцов.
– Да, – подтвердил Никита. – Это наша верстальщица.
– У нее были враги?
– Да что случилось-то? – вклинилась Люба. – И где она сама?
– В морге, – ответил Ясенцов. – Вчера вечером кто-то застрелил Екатерину Семеновну. Соседи слышали выстрел, но, к сожалению, не смогли толком разглядеть преступника.
Кто-то ойкнул, Маша от избытка чувств подтянула к себе стул и села. Ника схватилась за руку Аникушина, и тот крепко сжал ее ладонь, призывая держаться.
– Как пить дать, это ее бывший муженек постарался! – заявила Люба. – Вот и Раечка может подтвердить, что он сюда звонил, угрожал ей. Да что там, мы все это слышали!
– Вы слышали, что он ей говорил? – осведомился Воропаев.
– Ну, – на мгновение стушевалась Люба, – его-то самого, понятное дело, нет, а вот что она ему отвечала, да это при всем желании не услышать было невозможно. На всю редакцию орала, мол, если он к ней сунется, она за себя не отвечает. Он же уголовник, убийца! Родную мать порешил! А Катька его, пока он сидел, без жилплощади оставила. Думала, что он ее не найдет, ан нет: смог-таки, паразит окаянный! Досрочно вышел и первым делом принялся ее разыскивать. Да когда он позвонил, на ней, голубушке, лица не было! Ровно привидение узрела!
– Это действительно так? – обратился Ясенцов к редакции.
Все дружно закивали головами.
– И как давно он объявился? – поинтересовался у Любы Ясенцов.
– Да недели не прошло! – с готовностью отозвалась та. – Катька жалела страшно, что не догадалась заодно и фамилию поменять, тогда бы хрен он ее вычислил.
Уже без былой подозрительности в голосе и взгляде Ясенцов спросил, скорее для проформы:
– А какой она вообще была? Ну, в смысле, как себя вела в коллективе? Со всеми ладила или...
Не успел он договорить, как Люба с триумфом сообщила:
– Ну она нахалка, конечно, была, да и держалась особняком, на кривой козе не подъехать, но из наших только со Стеллой ругалась, царствие ей Божье.
– И почему же они ссорились? – как гончая, почуявшая близкую добычу, вцепился за эти слова Ясенцов, а Воропаев весь подобрался.
– Ну так понятное дело: из-за мужика! Воронцов-то с ними обеими спал, вот они его никак поделить и не могли! Еще бы: когда на кону такие деньжищи!..
Рука Аникушина дернулась, а сам он едва не застонал. И Ника прекрасно понимала почему. Теперь с Виктора с живого не слезут, пока не удостоверятся, что он здесь ни при чем. А значит, на скорейшее разруливание ситуации можно и не надеяться. А уж если в милиции решат, что это он одним махом от любовниц избавиться решил, и арестуют... Ой нет, лучше и не думать о таком!
– Что ж, спасибо за содействие! – дежурно буркнул Ясенцов. – Полагаю, пора нам повидаться с господином Воронцовым. Нет, провожать нас не надо, – остановил он дернувшегося к нему Никиту, – мы и сами помним дорогу.
Когда они вышли, Никита тут же бросился в кабинет звонить. Ника, которой до омерзения было противно смотреть на довольную собой Любу, отвоевавшую свои пять минут сомнительной славы, отправилась следом.
– Алло, будьте добры Виктора Серафимовича. Что, еще не приходил? Спасибо!..
Схватившись за мобильный, Никита набрал прямой номер Виктора. Долгое время трубку никто не брал, наконец, в ней послышалось развязное и сердитое «алло?».
– Виктор, ты где? Дома?! Ты что, пьян?! Вконец рехнулся! Вот что, слушай меня внимательно: сейчас ты поднимешь свою тощую задницу и бегом отправишься в ванную приводить себя в порядок. Ах, ты удивляешься, что я тобой командую?! Тогда слушай, идиот: у нас только что были люди из милиции, вчера кто-то убил Катю. Ты еще спрашиваешь – какую Катю? Да любовницу твою, кретин! В общем, так: если через полчаса ты по-прежнему будешь в таком скотском состоянии, пеняй на себя! Я и так тебя как могу перед отцом покрываю, но вытаскивать тебя за уши из дерьма, в которое ты вляпался, я не подписывался!..
Закончив разговор, Никита схватился за голову и застонал.
– Ты что, радость моя? – встревоженно подошла к нему Ника.