– Хотелось бы верить, – вздохнул Никита.
* * *
Вопреки опасениям Ники, что в редакции воспримут в штыки известие о том, что она стала официальным замом Аникушина, ее коллеги весьма спокойно восприняли эту новость. По крайней мере никто ее издевательски не поздравлял и на то, что она получила эту должность только потому, что спит с главным редактором, не намекал. Скорее, равнодушно так отнеслись, словно к само собой разумеющемуся.
Зато вчера ни с того ни с сего прорезался Мишка. Позвонил как ни в чем не бывало и спросил, как жизнь, словно и не разругались они до этого в пух и прах. Ника решила принять игру под названием «кто старое помянет – тому глаз вон» и вежливо сообщила, что у нее все нормально, дела идут, контора пишет. Карьера пошла в гору, и отныне она – заместитель главного редактора, ни больше ни меньше.
Мишка эту новость воспринял с энтузиазмом, заявил, что всегда верил в Нику и ее таланты, так что нисколько не удивлен этому назначению. А когда она в плане ответной любезности поинтересовалась, как обстоят дела у него, тут же, словно только и ждал этого вопроса, с печалью в голосе поведал, что Верунчик стервозничает и через день устраивает ему скандалы по поводу и без повода. Судя по всему, Мишка отчаянно надеялся, что Ника начнет его жалеть, но вытирать сопли бывшему благоверному та не собиралась. Впрочем, злорадствовать тоже не стала – лежачего не бьют.
Несколько обескураженный реакцией Ники, Мишка попытался напроситься в гости, посидеть, поболтать обо всем накоротке, но Ника тут же пресекла его поползновения, без зазрения совести соврав, что теперь допоздна сидит на работе и жутко устает. Мишка поохал, но вторично навязываться не решился. Лишь заметил, что так, мол, и жизнь мимо промчится – не оглянешься, да вновь завел старую песню про знакомство «с хорошим парнем», который, как назло, окончательно пропал из виду, но «если надо», его телефон раздобыть не проблема. Ника еще раз сообщила, что нынешнее положение дел ее более чем устраивает и менять что-либо она не собирается. Про то, что у нее теперь есть Никита, впрочем, умолчала. А то Мишка еще, чего доброго, загорится идеей с ним «подружиться». Вот уж дудки! Еще не хватало, чтоб бывший муж лез с советами в ее личную жизнь!
Но свой коронный ход Мишка приберег под самый конец. Когда Ника уже стала подумывать, как бы потактичнее завершить этот бессмысленный разговор ни о чем, Мишка вдруг заявил:
– Вообще-то я вот еще что звоню. Мне очень нужно с тобой посоветоваться. Ты знаешь меня, как никто другой, поэтому наверняка сможешь мне помочь. Я так запутался!
– И по какому вопросу тебе требуется мой совет? – осторожно осведомилась Ника.
– Насчет Верунчика. Понимаешь, я уже не соображаю, зачем и ради чего живу. Я даже сам себе не могу сказать, люблю ли я ее или нет. Зато теперь я точно понимаю, что любил тебя. А после нашего расставания в сердце что-то такое надломилось, и я ровно инвалид стал. Вроде бы и чувствую что-то, да только чувство какое-то ненастоящее, приглушенное. Да, с Верунчиком секс отличный... был. Но только это не любовь ни разу! И Верунчик на меня сейчас как-то странно смотрит. Мне иногда кажется, так кобра тушканчика рассматривает, прежде чем броситься на него и сожрать. Глаза холодные-холодные, и губы кривятся, словно ей неприятно, что я рядом нахожусь. Обнимаю ее, а она словно чужая! Веришь – нет, даже домой идти не хочется! Когда мы с тобой жили, у нас на все денег хватало, еще и копить умудрялись. А тут как в прорву уходит, сколько ни зарабатываю – все мало! Я уже и подработку взял, и два сектора вместо одного веду, так все равно в холодильнике пусто!..
Мишка все говорил, говорил, изливая душу, а Ника слушала, как глухо отдаются в висках удары сердца. От старой обиды в носу противно защипало, так что пришлось схватить себя пальцами за переносицу, чтоб позорно не разреветься. Казалось бы, странно: Мишка ведь по факту признается сейчас в том, что Ника была ему хорошей женой и что Верунчик на ее фоне смотрится весьма блекло, но отчего-то после такого хочется наорать на бывшего мужа и популярно разъяснить ему, что он – кретин, ноль без палочки и полное ничтожество. Когда-то он жестоко обидел ее, променяв на молоденькую практикантку, даже развестись ради этого не погнушался. А теперь ищет у нее же сочувствия, жалуясь на ту самую разлучницу! И какой реакции, спрашивается, он от нее ждет? Или втайне надеется, что она скажет: «Да бросай ты свою лахудру, давай жить, как прежде»? Не бывать этому!
В итоге, кое-как отделавшись от Мишки (пришлось изобразить звонок на мобильный и соврать, что ее срочно хочет слышать шеф), Ника еще целый час сидела на кухне, бесцельно рассматривая узор на обоях, и потягивая одну чашку чая за другой. Получается, ее первоначальные выводы относительно Мишки и Верунчика были верны. Вот только со сроками она промахнулась, не думала, что они так быстро начнут цапаться...
Непонятно только, почему ее так задевает эта ситуация. Ведь Мишку она больше не любит, это факт. А вот все равно что-то в душе такое ворочается и не дает успокоиться. Он же фактически взял и озвучил ее мысли двухмесячной давности! И про то, что хочется любить, а не получается, потому что все ненастоящим кажется. И про то, что словно эмоциональным инвалидом себя чувствуешь, тоже сказал! И что ей теперь со всем этим делать? И какой такой помощи на самом деле ждет от нее Мишка? Или ему все равно, кому плакаться, лишь бы выслушали?
Так ни к чему конкретному и не придя и в расстройстве обозвав Мишку «занозой», Ника отправилась спать. Как-никак завтра ее первый рабочий день в должности заместителя главного редактора, так что опаздывать, равно как и выглядеть всклокоченной и расстроенной, ей не с руки.
Никиты опять не было, видать, снова завис в резиденции Воронцовых. Впрочем, даже без него атмосфера в редакции была вполне рабочей: Виктор вот уже который день здесь не появлялся, так что волей-неволей дамы занимались своими непосредственными обязанностями. Что ж, оно и понятно: наверняка Серафим сыночку по голове настучал, чтоб оставил журналисток в покое. А уж после громкого скандала с уличными гонками Виктор станет трижды думать, стоит ли ему ярить старшее поколение или нет. Вряд ли он хочет в одночасье лишиться наследства, как пригрозили ему отец с дядей.
Решив, что пора побаловать себя кружечкой ароматного чая, Ника вышла из своего отсека и отправилась к столу с заваркой и печеньем. Там уже стояла Стелла, взбивая ложечкой пышную пену в чашке с капуччино. Внезапно она резко отставила чашку в сторону, расплескав при этом кофе, и, побледнев, схватилась за живот.
– Что с тобой? – встревожилась Ника.
– Не знаю. Кажется, отравилась чем-то, – простонала Стелла. – Сначала тошнота к горлу подкатила, а потом раз – и все внутренности скрутило. Ой, мамочки, как больно-то!
– Подожди, сейчас в аптечке посмотрю, может, там есть что-нибудь подходящее!
Обшарив ящик с лекарствами, Ника обнаружила там лишь активированный уголь. Стелла скептически проглотила предложенные ей черные таблетки и посетовала на то, что они теперь скрипят на зубах, а толку от них – чуть.
– Ну извини, больше все равно ничем помочь не могу, – развела руками Ника. – Хочешь, «скорую» вызову?
– Вот еще! – скривилась Стелла. – Чтоб меня тут же в инфекционное отделение какой-нибудь заштатной больнички уволокли? Ничего, сама как-нибудь справлюсь.
– В принципе у нас ведь на первом этаже медицинский киоск работает. Хочешь, я схожу туда и спрошу, что обычно пьют в таких случаях? Может, что путного присоветуют?
– Да ладно, не стоит беспокоиться! До первого этажа я как-нибудь сама доберусь! – сообщила Стелла и, не забыв картинно поморщиться, вышла из редакции, по пути прихватив с собой сумочку.
Ника, глядя ей вслед, лишь вздохнула про себя. Да, как ни крути, а человечек все же неприятный. Ведь даже «спасибо» не сказала! И лужицу кофейную после себя вытирать не стала, свинюшка мелкая! Если бы ей и вполовину было так плохо, как она это заявила, фиг бы она вообще со стула подняться смогла! Зато как услышала про аптечный киоск, так тут же глаза загорелись! Называется: чем бы заняться, лишь бы не работать! Теперь как минимум полчаса гулять будет, а то и дольше, можно даже не сомневаться.