Стандартный подход - мир справедлив, решающее значение имеют наши качества и поступки, за которые мы будем вознаграждены или наказаны. Платон считает поэзию опасной потому, что поэты описывают драматические примеры того, как несправедливые люди чаще всего бывают счастливы, а справедливые — несчастны229. Очень важно создать картину справедливого мира, где добро встречает добро, а зло наказывается. Мысль Платона состоит в том, что только вера в справедливость является мотивацией благих поступков человека. Я не исключаю, что эта мысль имеет под собой основу, - однако проблема в том, что такая вера может привести к тому, что мы перестанем замечать фактически существующую несправедливость.

Для нас, живущих в мире, в котором Бог умер, справедливость больше не имеет вселенской опоры. Иов становится экзистенциалистским героем, видящим, что мир несправедлив, что он не подстраивается под наше понятие о справедливости. Тем не менее люди склонны верить в справедливость мира230. Это может показаться безобидной точкой зрения, которая, однако, приводит к взгляду на жертвы, как на заслуживших несчастья и притеснения, которым они подвергаются. Принцип справедливости, рассматриваемый описательно, а не нормативно, может привести к принятию зла. Ведь так недолго обвинить в страданиях жертву, а не преступника. К примеру, до начала Второй мировой многие голландские евреи считали, что их немецкие собратья, раз они подвергаются таким преследованиям, совершили что-то ужасное - ошибка этого вывода в предпосылке - эти люди действительно должны были заслужить преследования. Мир лишен теологического начала, отвечающего целям и нуждам человека. Человек появился на сравнительно позднем этапе становления мира, поэтому поистине наивно верить в то, что мир должен подстраиваться под наше представление о справедливости. Справедливость -это не данность, а цель, к которой мы стремимся.

Смерть Господа не делает человека Богом231, напротив - человек должен отказаться от представления о своей божественности232. Человек не обрел самодостаточности, скорее потерял всякую связь с тем, что могло ее гарантировать. Смерть всемогущего Бога не сделала всемогущим человека, а предала его неустойчивому миру. Это значит, что мы сосланы творить собственную историю, без всякой гарантии, что эта история будет развиваться в правильном направлении. Вместо того чтобы отбрасывать зло вместе с представлением о Боге, мы должны констатировать, что с исчезновением Бога зло стало чисто человеческой проблемой. Это наша проблема. Зло ведет свою игру рядом с нами, среди нас, что относится не только к нравственному, но и к физическому злу, источником которого мы сами не являемся. Природные феномены не принадлежат к области метафизики или мистики.

Катастрофы, связанные с природной стихией, также не имеют высшего смысла. Стихийные бедствия несут в себе лишь разрушение, не соотносимое ни с чем, кроме страдания и смерти. После краха традиционных космологии, наука взяла на себя роль проводника веры в прогресс, однако она все хуже справляется с задачей поддержания этой веры, поскольку череда событий, имевших место в двадцатом столетии, показала нам, какой деструктивный потенциал таит в себе наука. Заодно с тем, что называется «смерть великих повествований»233, мышление потеряло свое всеобъемлющее качество применительно к истории, а именно это качество придавало диалектический статус восприятию зла как части благой тотальности. Вне этого представления о тотальности зло проявляется как зло. Страдание лишается своего «во имя». Оно более не может быть оправдано обращением к чему-то высшему -инстанции, останавливающей поток вопросов и отвечающей на них, не существует. Вместо рационального мира, справедливо устроенного всемогущим, благим Богом, мы получаем мир, управляемый случаем234. Нам воздается не только по заслугам, но по большей части в зависимости от удачи и невезения. Поэтому в счастье и несчастье человека мы не должны видеть моральной подоплеки. Вера в присущую миру справедливость была все еще возможна в теоцентристском мире, где каждый получал то, что заслужил. Сегодня нас окружает мир, полный несправедливости, и наша задача -сделать все возможное, чтобы это исправить.

Предыдущая часть книги завершается следующим выводом - теология в главном не соотносится с проблемами, которые в этом мире зло ставит перед нами, я же рассматриваю теодицеи как теоретический тупик. Зло должно восприниматься как чисто человеческая, нравственная проблема. Это, чисто этическое, толкование зла содержит демифилогизацию, т.е. мы больше не вопрошаем quid est malum? (что есть зло?), а хотим понять unde malum faciamus? (почему мы творим зло?)235.

В этой части книги я, прежде всего, хочу обсудить, следует ли рассматривать человека в качестве основополагающего блага или зла, а затем составить типологию различных форм зла: демоническое зло, зло как средство, идеалистическое зло и зло глупости. После этого эти четыре формы зла будут подробно разобраны каждая в отдельности, что поможет дать ответ на вопрос, почему мы творим зло. Таким образом, мы подготовим почву для решения реальной задачи: какие действия мы должны предпринимать в отношении зла?

В христианском учении человек понимается в значительной мере как зло. В Первой книге Моисея сказано: «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время»236. И вновь: «...помышление сердца человеческого - зло от юности его»237. Эта мысль о присущем человеку зле четко сформулирована у Августина, в догмате первородного греха. Этот догмат оказал сильное влияние на мыслителей Запада. Он положил начало распространившейся традиции, которая все еще воздействует на наше мышление - в теориях рационального выбора, к примеру, априори утверждается, что рациональный человек стремится по максимуму реализовать свои личные интересы. Как Макиавелли, так и Гоббс опираются на эту Августинову антропологию238. Попытка Канта развить демифилогизированную, рациональную теорию о выборе человеком зла также состоялась благодаря Августину.

Согласно Макиавелли, человек всегда будет поступать плохо, если только необходимость не принудит его быть добродетельным239. По Гоббсу, все люди злы от рождения240. Причиной войны всех против всех является человеческая натура: стремление к поддержанию своего существования, богатству и славе приводит людей к естественному противостоянию241. Правда, Гоббс признает наличие у человека способности к сопереживанию, но она недостаточно сильна для того, чтобы воспрепятствовать непрекращающимся конфликтам. Именно на этой антропологии зиждется политическая философия Макиавелли и Гоббса, что доказывает, сколь важны наши размышления о сути «человеческой природы». По Макиавелли, государственная политика должна быть направлена на предупреждение зла, идущего от отдельного человека, поэтому он пытается найти стратегию, которая в наименьшей степени поощряет зло242.