Разменяй неразменный рубль Разменяй неразменный рубль, дорогое лицо забудь. Позовут тебя властно трубы и уйдешь на рассвете в путь. Петухи прокричат лениво из-за сонных глухих ворот, и всплакнет молодая ива, провожая за поворот. Будут сосны скрипеть и охать над нелегкой твоей судьбой. Будут хлеба скупые крохи и с ветрАми неравный бой, будут ветры давить на плечи, пригибая лицом к земле, и напомнит промозглый вечер о надежном, большом тепле. И болот голубые дУхи будут плясками сеять страх, и лавин ледяные руки вдруг обнимут тебя в горах, будет солнце чернеть в угаре, будет вид твой и дик, и груб… Ты — мужчина, и ты шагаешь на возвышенный голос труб! IV. С УЛЫБКОЙ ПО ЖИЗНИ Негритянка из Момбофе или о том, как вредно порой смотреть на часы Негритянка из Момбофе Позвала меня на кофе. «Поздно…» — молвил я несмело, А она, дрожа всем телом, Мне сказала: «Те-е-емный белый!» К учебнику русского языка для иностранцев: о слове «go» Идут дожди, идут часы, Идут пожарнику усы, Идет трамвай, идет прохожий, Весна идет! Зарплата — тоже… Эпитафия Здесь покоится Джон Геллен. Был он из ружья застрелен, И не Геллен он, а Блед! Потому что слово «Геллен» — Это рифма для «застрелен», А Блед — нет. Подражание Андрею Вознесенскому Математика! Мать и мачеха! Я блуждал в ней ребеночком натемно. Полиномы иному, как семечки, А меня теоремы по темечку. Оглушенному — далеко ль до беды? Двойки-лебеди, как стервятники… Я творил заклинания: «Барда-ды! Барда-ды, барда-ды, барда-дым-дым-дым! Ты развейся в дым, математика!!!» Голубые кони прерий Голубые кони прерий унесут меня туда, где живет нагая Мэри безо всякого стыда. Озареньем, откровеньем, вдохновенною игрой будут мне ее колени и чела ее покрой. С ней тревоги и печали не заманят в свой капкан, и фантазия отчалит в изумрудный океан. Две песни из цикла «Ненаучная фантастика» О матриархате Воспоминания мужа, полетевшего в космос с женой… Уплыла в прошлое Земля, жизнь начинается с нуля! Но, впрочем, нет, жена моя не нуль: «Давай введем матриархат, и все дела пойдут на лад, и покажи, где у ракеты руль!» «Ты что, жена? Ты что, жена? Теперь другие времена! Тебя я, как Отелло, удушу!» Но вышло так, но вышло так, я взял передник и дуршлаг и стал варить на камбузе лапшу. «Достань к обеду молоко, ведь Млечный путь недалеко!» — «Ты что, жена, свалилася с Луны?» — «Потом мочалку ты намыль и смой космическую пыль оттудова, с наружной стороны. А я, дружок, проверю тут, куда наметил ты маршрут! Дай карту. Ты чего-то, вижу, сник? Я так и знала, Скорпион! На Деву курс наметил он, на Волосы каких-то Вероник! Кто эта Дева? Говори!» Тут закипело все внутри: «Она, — кричу, — хороший человек!» — «Ах, вот каков ты, старый пес?!» Тут еле ноги я унес и спрятался в стыковочный отсек. Сижу, как загнанный Телец. Ракете, — думаю, — конец! Моя супруга правит там одна. Сижу — не ем, сижу — дрожу, а скорость у ракеты — жуть! И мертвая такая тишина… Я вспомнил: есть один рычаг, чтоб времена переключать — бояться мне какого там рожна? Рванул его — какой эффект! Жена достигла юных лет, когда была невестою она. Не долетая Близнецов, она сварила мне яйцо. Сказала: «Ешь, не бойся, выходи». А замаячили Весы — дала кусочек колбасы, прильнув к моей измученной груди. Дела у нас пошли на лад. В ракете вновь патриархат,— жена моя и штурман и пилот. Я оказал ей эту честь! А сам, чтоб вовремя поесть, варю на кухне кашу и компот. |
