— Кгм! — рыкнула сеньора.
— От бедного сиротки, — поправился Аксель, утирая пот. — Но теперь, стоит вам зайти в номер к вашему лорду, когда он гуляет, или спит — в общем, когда ваш приход не будет его беспокоить — и сказать «Аусвурф» …по-немецки это значит «Извержение» …
— Извержение? — с сомнением в голосе переспросила сеньора. — В моём пансионе?
— Ну да! И зачитать списочек, который вы будете каждый раз составлять себе сами — каких-то продуктов, или вещей, или чего хотите…и всё вам будет падать с потолка в нужном количестве! Вот.
— В нужном — значит, в любом? — снова уточнила сеньора, тяжело дыша.
— В каком хотите! Вы даже сможете открыть при вашем пансионе магазин, чтобы продавать всё это туристам. Раз уж я волшебник, а вы так вкусно кормили нас и так заботились о нашем отдыхе…
— Мой дорогой мальчик! — плача, сказала она, обнимая его. — И подумать только, что я ничем не могу вознаградить тебя…Но ничего, прощальный ужин превзойдёт все ваши ожидания! И я должна поставить ещё один прибор, не так ли?
— Да! — кивнул смущённый Аксель, стараясь освободиться из опутавших его траурных тканей. — Для…
— Жоан всё сделает! — твёрдо сказала сеньора, не дав ему закончить. — Он уже здоров. А меня ждёт кухня и бедняжка Пепа — я уложила её совсем рядом с номером милорда, ведь там такие прекрасные постели! Не знаю даже, увидимся ли мы до вашего отъезда…Но если что потребуется — малыш мне мигом передаст. Счастливого вам пути, дон Реннеро, вам и вашим ангелам-избавителям. Надеюсь, вы будете приезжать к нам каждое лето…
Она схватила из-под стойки большую плетёную корзину, вытряхнула из неё несколько мятых счетов в урночку поменьше и устремилась в коридор первого этажа. Обернулась на миг в тёмном проёме с корзиной в руках и, улыбнувшись сквозь слёзы отцу и сыну, от всего сердца закончила:
— …втроём!
Такой она и останется в его памяти, пока моря омывают прибрежные скалы и мускатный орех плывёт на юг.
— Уф! — покрутил головой Аксель. — Знаешь, пап, если мы и впрямь вернёмся на этот остров, остановимся лучше в отеле «Де Саура» …пусть там и хуже кормят.
— Привыкай, сын, — сказал Детлеф, взъерошив ему волосы. — Духи — это ещё не всё, знаешь ли…
Они пересекли патио, где их больше не ждали никакие внезапные встречи, и вернулись к себе. Дорогой Аксель гадал, как примет — и примет ли — Октавио ещё и эту внезапную перемену в его жизни. Когда он вошёл в номер, девочки были в слезах и рыдали на плече друг у дружки. Октавио с заплаканным лицом крепко спал, лёжа на кровати Акселя — в новом, уже немного мятом костюме, свесив одну руку, а другой обхватив подушку.
— Я не смогла! Я не рассказала…Я…я наколдовала так, чтоб он без слов всё узнал…С ним такое бы…было после этого… — севшим голосом сказала Кри. — Пришлось усыпить его. Тоже колдовством. А мы с Дженни поклялись, что найдём и убьём Штроя!
— Может быть, лучше сделать так, чтоб он поскорей забыл? — неуверенно предложила Дженни.
— Ты же так не думаешь, — вздохнул Аксель. — А у нас с тобой, Кри, появился брат — если он, конечно, захочет…
Сама Кри явно хотела — судя по слабой улыбке сквозь слёзы.
Октавио не трогали до ужина, и не тронули бы дальше, но он проснулся. Он больше не плакал, и когда Детлеф увёл его в свой номер для разговора, вышел оттуда спокойным. Однако это было спокойствие автомата.
— Ему нужно время, — тихо сказал Детлеф Акселю, Кри и Дженни. — Он очень благодарен вам за всё и, конечно, едет с нами. Хотел пойти и взглянуть на домик Диниша, но я объяснил, что не стоит ему сейчас там бродить. По-моему, у него есть характер. Только не напоминайте ему ни о чём, ладно? А я после ужина позвоню маме. Чёрт, как же теперь быть? У парня ни документов, ни билета…
— Не волнуйся, папа, — успокоил Аксель. — Предоставь всё своим детям. Октавио летит с нами без проблем!
Как показали дальнейшие события, он был не совсем прав…
Прощальный ужин в пансионе состоялся раньше обычного, чтобы у отъезжающих было время спокойно сложить вещи. Он и впрямь не имел себе равных, включая все блюда средиземноморской кухни и многое другое. Одного только не было на этом ужине — сеньоры Мирамар, и один только Эрих Винтер толком сознавал, что он ест. (Но и он уже получил инструкции и не лез к гостю с вопросами). Жоан выбивался из сил, угождая едокам, а особенно — бывшему врагу; может быть, даже он каким-то труднообъяснимым путём узнал, что ссорился с Акселем вовсе не из-за Пепы? Как бы то ни было, он получил от взрослых очень щедрые чаевые. Затем, ещё до свечей и ночных мотыльков, Детлеф отправился звонить, а остальные разошлись по номерам. Стараясь хоть немножко отвлечь Октавио от его мыслей, Аксель наколдовал ему два кожаных чемодана, а в них — целую груду вещей, которую охотно заимел бы и сам. Тот вяло мигал и еле слышно благодарил. Но вскоре, услышав громкое восклицание Акселя, девочки ворвались в комнату и застали его у открытого окна с листком золотой фольги в руках. Сидящий на подоконнике Октавио глядел на листок с вполне осмысленным недоумением.
— Виноградный сфинкс принёс, — пробормотал Аксель. — Не понимаю, что это значит…
Кри взяла у него из рук листок с праздничной радужной каймой и, забыв о предупреждении Франадема, прочла вслух весело мигающие, как световая реклама, строчки:
«Поздравляю с заслуженной победой, а юного Октавио — с новой семьёй и Днём всех святых.
Теперь вам лучше забыть то, что вы узнали, а мне — смягчить гнев лучшего друга. Или хоть попытаться это сделать. Прощайте!
Ваш Меданарф».
— Значит, он для нас больше не Франадем, — медленно сказала Кри.
— И добра от него, стало быть, не жди, — подхватила Дженни.
— Да, но как он собирается смягчить гнев Штроя? Или попытаться смягчить? — хмуро сказал Аксель. И молча обвёл всех взглядом, явно не ожидая от них успешной догадки — всех, кроме Октавио. Но молчание нарушил именно он.
— А я ещё не пойму, чего это он поздравляет меня с Днём всех святых. У нас в Португалии его отмечают первого ноября. И в Испании тоже…Может, перепутал или шутит?
— Забудь, — усмехнулся Аксель. — Судя по подписи, у него о-очень серьёзное настроение…А скажи, Октавио, — прибавил он, чуть подумав, — почему в твоей стране этот день празднуют именно первого ноября?
Тот кинул на него изумлённый взгляд, ясно говорящий: «Кто же ты такой, что не знаешь этого?»
— Я иностранец, — терпеливо сказал Аксель. — Вот и не знаю. Многие немцы тоже думают, что их обычаи должен знать весь мир. Но лично я с ними не согласен…
— Извини, я и правда думал, что это знает весь мир, — признался Октавио. — Такое бывает не часто!
— Что? Что бывает? — резко спросила Дженни.
— Вы никогда не слышали о Лиссабонском землятресении? — ещё вежливее сказал Октавио. — И в школе не проходили?
— Н-нет, — процедил Аксель, не сводя с него глаз. — А можно подробнее?
— Ну…это был великий и страшный день, — начал Октавио. (Видно было, что он умел и любил рассказывать — особенно о вещах великих и страшных, и произнёс бы фразу куда выразительнее, будь у него сегодня побольше сил). — Ни один португалец никогда его не забудет.
— Почему?
— В этот день примерно двести пятьдесят лет назад землятресение разрушило нашу столицу — Лиссабон. Почти всю! От города осталась только груда горящих развалин. Но это было ещё не самое худшее…
Октавио сделал паузу (вовсе не театральную) и потёр лоб. Слова явно не шли ему на ум.
— А разве может быть что-то худшее? — нервно спросила Кри.
— Погоди, Кри, не мешай ему. Дальше!
— Вода отступила от берега, и многие люди поспешили в порт, надеясь там спастись от огня и обломков. А потом из океана вдруг встала гигантская волна и…
— Кри!!! — взревел Аксель так, что его было слышно в Барселоне. — Дженни!!! Скорее к морю!!!!! — И первым сорвался с места, прыгнув в окно. Каким-то чудом он не сломал и не вывихнул ноги, а секунду спустя рядом с глухим стуком приземлился Октавио, упал на руки и тут же вскочил. Девочки, хоть и были в ужасе, не рискнули последовать за ними и помчались на лестницу, но когда обе с разбегу вылетели в патио, он давно был пуст.
