— Ну, правда, до определенного времени сохранять все как есть ее вынуждали обстоятельства…

— Какие?

— Хотите знать?.. — Солистка почему-то задумалась. Видно было, что она что-то для себя пытается решить… Борода терпеливо ждал, журналисты тоже молчали. Наконец, солистка начала:

— Это старая история… Моя сестренка — девочка талантливая, но страшная. С мужиками у нее всегда были проблемы… И тут один чел, звали его Шурик (Шурика, кстати, привел в нашу компанию как раз Эдик — не исключено, что этот подонок все заранее предусмотрел) вдруг стал подкатывать к ней яйца. Ирка сначала не поверила такому счастью, потом долго ходила вся сияющая, а потом, как обычно, выяснилось, что Шурик подбирался ко мне, а вокруг Ирки крутился так, для виду — ждал удобного случая.

— И как это выяснилось? — полюбопытствовал Ерш.

— Как? — рассмеялась солистка, ткнула сигарету в пепельницу и тут же закурила другую. — Да обычно. Как-то раз мы все напились, и Ирка заснула: она сразу косеет — слишком много бухала, видно, уже посадила себе что-нибудь. Ну вот… Ирка заснула, Эдик куда-то ушел — кажется, за водкой, а Шурик на кухне стал меня лапать.

— А ты чего?

— А мне было пофиг. Я уже набралась тогда, сидела на кухне, и, наверно, почти никак не реагировала… Тут входит Ирка. Что-то, б…ь, ей не спалось. Увидела, чем занят Шурик… Надо сказать, она и раньше заставала его за такими занятиями, но тогда все кое-как сводилось к шуткам… Но в тот вечер сестренка была пьяная в говно.

Валера наивно хлопал глазами:

— А почему вы не прогнали этого Шурика? Надо было ему выбрать одну бабу. Так вести себя не принято.

— Да я б с радостью, — легко согласилась солистка, — Но проблема была в том, что у Шурика бабла было… не то, чтоб много, но — порядочно. Я связывала с ним большие планы — Шитмана тогда на горизонте еще не было. Кроме того, он успел сдать нам в аренду помещение, где мы разместили студию и офис… «В аренду» — это так, на бумаге. По сути, мы ему ничего не платили. Договор был составлен так, что до сих пор здание находится в нашем распоряжении. Кстати, моя работа, — скромно уточнила солистка.

— Так, а что дальше-то было? — спросил Борода.

Солистка помолчала и почему-то улыбнулась своим мыслям:

— Ох, нельзя Наташке пить, нельзя. Она схватила со стола нож и ткнула Шурика в живот. Потом еще раз, потом опять… Кровищи было — охренеть можно. Я помню, сижу и не врубаюсь — что происходит? Почему что-то хлещет на пол?.. Шурик-то ко мне спиной стоял. А на Наташкином платье расплываются красные брызги… Тут вернулся Эдик. Он, помню, не удивился совсем… такое впечатление, что ему не в первый раз такое видеть. Взял Наташку за шкирку, сунул под холодную воду. Тряпкой собрал кровь, чтобы не просочилась к соседям…

— Как это мне знакомо… — пробормотал Ерш.

— Так, — Борода рискнул перебить солистку. — А нож?

Солистка махнула сигаретой:

— Нож остался в Шурике. Я думаю, он до сих пор там.

— То есть?

— Что «то есть»? То и значит, что в Шурике. Мы завернули его в Наташкину куртку — помню, такая розовая, сшитая на заказ — уникальная вещь — и отнесли в один по… погреб, неподалеку.

Солистка осеклась, будто сболтнула чего лишнего. Ерш удивился: она только что созналась в сокрытии убийства, по сути, в соучастии — и вдруг что-то ее остановило… Ерш скосил взгляд на Бороду. Тот сидел с подчеркнуто непроницаемым лицом — верный признак того, что он тоже заметил, что здесь что-то не так.

Валера тем временем недоверчиво глядел на солистку:

— Так его должны были давно найти.

— Ничего подобного, — торопливо возразила солистка. — В этом погребе — вряд ли кто найдет. Это далеко, — сказала она неопределенно. — За городом. В заброшенной деревне.

Ерш вдруг вспомнил рассказ администратора о привидении, которое водилось в студии «Распутной жизни»… Нет, не может быть. Вряд ли бы они стали прятать труп в собственном офисе… Чересчур даже для таких ублюдков.

— В общем, — продолжила солистка, — когда Ирка протрезвела, в обмен на нашу помощь и молчание мы с Эдиком предложили ей поучаствовать в коммерческом проекте под названием «Распутная жизнь». Идея была простая: она пишет песни, делает аранжировки, записывает вокал — а вся остальная работа — на мне. Ирка согласилась. Вот и все…

Борода недоверчиво фыркнул:

— Так уж и все… А трупы, которые собирались вокруг вас стаями? Твоя бывшая партнерша по сцене, учительница по вокалу, студийные музыканты, первый звукооператор?

— А что мне оставалось? — обиделась солистка. — Тайну сохранить не так-то просто… Сколько людям не плати — всегда рано или поздно кто-нибудь да проболтается. А кому нужно будет это все, — солистка указала рукой на плакат «Распутной жизни», висевший на стене, — если люди узнают, что я на сцене только открываю рот? Шоу-бизнес так устроен — фанам нужен целостный образ. Им важно знать, что тот голос, который они слышат в записях, и тот человек, которого они видят на сцене — это одно целое. Его можно любить, хотеть, сходить по нему с ума… Вряд ли кто стал бы тратить деньги на билеты, если б знал, что вокал записывает это чучело… Нет, они хотели любить меня.

— Да брось ты, — возразил Валера. А «Мираж»?

— «Мираж» пролетел бы сейчас после первого же разоблачения в газете. Они вообще были первыми, кого по-настоящему раскрутили с началом перестройки… Сейчас времена уже не те.

— Кстати, — вспомнил Валера, — А что это за истории с привидением в вашей бывшей студии? Голоса, шорохи, кто-то выл по ночам…

Солистка рассмеялась:

— Это все Эдик… Любил пугать сестренку. Похоже, она действительно верила, что душа убиенного ею Шурика хулиганит по ночам в студии… Кстати, для бизнеса от этого — одна польза. Наташка от страха писала такие охрененные медляки — ее вообще после всего этого пробило на похоронные мелодии… А людям это нравится.

— Ну ладно… — Ерш искоса посмотрел на солистку, напряженно решая про себя, все ли у нее дома. — Возможно, ты и права. Но почему столько смертей за последние дни? Сначала оператор, который снимал этот долбаный концерт на кладбище, потом взрыв в студии — наверняка твоя работа?

— Ну, моя. — Не стала отпираться солистка. — Но виноваты-то во всем вы! С кассетой, я надеюсь, все понятно — допустить, чтобы до нее добрались, я не могла. Я чуть было не опоздала — подъехала к замку Славика прямо перед вами — моя машина, кстати, стояла с другой стороны дома, она чуть не загорелась после взрыва… В то время, как он понтовался перед вами — типа, какой он умный — я пряталась в его спальне.

— Ага… А как тебе удалось его повесить?

Солистка радостно рассмеялась:

— Можно сказать, что этот идиот повесился сам… Он просто влез на виселицу, чтобы достать со шкафа коробку с видеокассетами. Пьяный был, как свинья. Мало того, что не услышал, как я к нему подкралась — он, похоже, даже не заметил, что я накинула ему петлю на шею. Оставалось только открыть люк под виселицей.

— Подожди… а бумага с пентограммой, которую мы нашли во второй башне?

— Могли бы сами догадаться… Слухи о том, что смерть людей, связанных с «Распутной жизнью», вызваны нечистой силой, могли только помочь… Да и помогали, до какого-то времени — никто в эти дела не совался… Что мне оставалось?.. Я поддерживала эту версию. Эта картинка перерисована из «Практической магии». В перестройку их продавали в каждом метро.

— Так, ладно. А потом?

— А потом задула несколько факелов, газ быстро заполнил холл, произошел взрыв — и все.

— Ладно, с этим ясно. Но как вышло, что взорвалась ваша студия?

Солистка поморщилась:

— Тут опять вмешались некие идиоты, которым крайне необходимо было снять, как я записывала вокал… К тому же одна сучка — вы ее не знаете… — солистка хихикнула, — И не узнаете… Больно долго думала, принимать ли мое выгодное предложение.

— Убить Шитмана?

— Конечно… Ей казалось, что у нее есть выбор… Ладно, дурам закон не писан. Я заплатила ей как следует и попросила показать стриптиз… Кстати, для музыкантов это был сюрприз — напоследок. Она должна была станцевать голая, только лицо закрыто маской. Все должны были думать, что это я… и только потом она показала свое лицо.