— Вот то-то и оно! — сказал Калинов. — Ты не ищешь легких путей и готов пережить несколько не приятных мгновений, правда? — Он фыркнул. — Конечно, ты ведь и при жизни думал в первую очередь о своих удобствах. Таким остался и после смерти… Ты верно сказал: души — лишь продолжение бывших носителей. И, видимо, большинство готово нести свой тяжкий крест за те грехи, что совершены при жизни. Их я понимаю. Тебя же — нет. И нечего пугать меня Апокалипсисом! Если господь существует, он сделал эту неприкаянность Забытых их очищением, а очищенный рано или поздно должен обрести покой. Господь милосерден…

— Господь не существует, — сказал устало Назаров. — Это сказочка для дураков… Есть только дух человеческий. А он судит, и его судят не по боговым законам, по человечьим!

— Может, ты и прав, — сказал Калинов. — Может, господь и не существует. Но люди придумали его не от дурости… Господь — тот самый идеал, человек, которому люди стремились поверять свои по ступки и на которого они в конце концов стали бы походить, если бы не были так слабы. Но за слабость ненавидеть нельзя, за слабость можно только жалеть…

— Стало быть, ты и меня должен жалеть!

— А я и жалею, — сказал Калинов. — Ты хочешь выглядеть сильным, но в силе этой ты слаб. Ты считаешь, что пережить несколько неприятных мгновений убийства своего сына — это проявление силы. Черта с два! Вечно нести свой тяжкий крест — вот проявление силы… Избавиться же от него — лишь слабость. Потому я и жалею тебя.

И тут Назаров снова упал перед ним на колени.

— Отдай мне сына, — взмолился он. — Раз ты меня жалеешь, пожалей до конца. Освободи меня от этого груза и подумай о Земле. — В голосе его зазвучала угроза. — О Земле подумай. Апокалипсис — не метафора, он вполне реален.

— Нет, — сказал Калинов. — Я не отдам тебе Игоря. И не потому, что ненавижу тебя. И не потому, что жалею… Все гораздо проще… Ты тут многое мне рассказал. И все вроде бы складно, да не совсем. Ты много говорил о духе человека, и я бы поверил, если бы все ограничивалось только духом. Но в событиях последней недели слишком много материального. Я не верю тебе. Не верю, что ты не имеешь информации о друзьях Игоря. Не верю, что ты не способен был убить меня, когда я выдавал себя за твоего сына. Не верю, что исключительно происками духа можно объяснить аварию с грузовиком, в которой погиб один из друзей Игоря. Наконец, я ни в коей мере не верю, что это дух забрался ко мне в постель.

— В постель обычно забирается тот, кого там ждешь! — с сарказмом сказал Назаров, по-прежнему стоя на коленях. — Что ж, значит, наш с тобой раз говор не получился.

Он вдруг исчез. Не испарился и не растаял, просто в одно мгновение его не стало. И стены камеры вдруг поплыли, покоробились, с хлюпаньем и чмоканьем стали оседать, словно были изготовлены из замороженного и сейчас интенсивно таящего сиропа. А когда начал прогибаться потолок, в памяти Калинова вдруг воскресло Абсолютно Чуждое Существо, всплыла встреча с ним. И Калинов понял, что и тот разговор, и явление к нему души Назарова — звенья одной цепи событий. И раз неизвестным силам, выступающим против него и Игоря, снова не удалось добиться своей цели — значит, надо ждать продолжения. Цепочка лжи не оборвется на разговоре с Назаровым, она неизбежно потянется дальше. И лучше бы всего встретить это продолжение свободным, соответствующим образом вооруженным и готовым на любые провокации.

Стены и потолок по-прежнему оплывали и оседали, камера словно схлопывалась. Так, наверное, схлопывается при рождении Черная Дыра… Кали нов лег на койку и закрыл глаза, чтобы не видеть на двигающийся на него, но по-прежнему светящийся потолок…

На этот раз он сознания не потерял. И не забыл ничего из состоявшихся ранее бесед. Когда койка перестала под ним выгибаться, когда прекратилось вокруг хлюпанье и чмоканье, он немедленно открыл глаза.

Теперь он лежал на полу, но спине было не жестко — наверное, пол был покрыт ковром. Он взглянул по сторонам. Помещение походило на его любимый кабинет. Такой же стол, на столе — тейлор. Перед столом несколько кресел для посетителей. На полу — действительно ковер. И даже рисунок ковра такой же, как в его кабинете. Вот только окон не было, и потому помещение чем-то напоминало схлопнувшуюся несколько секунд назад камеру.

— Все-таки нам пришлось встретиться, — сказал знакомый голос.

Калинов повернул голову. Возле двери стоял он сам, Калинов, но не нынешний, а тот, первый, почетный член, лауреат, кавалер, и прочая, и прочая, и прочая…

— Вставай! Нам есть о чем поговорить.

Он прошел к столу. Калинов сел по-турецки и с удивлением проводил старика глазами.

— Не удивляйся. Я — Суть того человека, что существовал в твоем теле когда-то… На полу сидеть неудобно, садись в кресло!

Калинов поднялся. Ноги были на удивление послушны. Он подошел к столу и сел напротив старика.

— Не удивляйся, — повторил Калинов-Суть. — Все, что тебя здесь окружает, на самом деле не существует. Bee это ты видишь только для того, чтобы чувствовать себя в привычной обстановке. Вроде как на Земле… К сожалению, не могу предложить тебе промочить горло.

— А я что, не на Земле? — спросил Калинов хрипло.

— Не на Земле, — сказал Калинов-Суть, — но пусть тебя это не беспокоит. Ты все поймешь. По степенно. Хотя времени у нас не так уж много, точнее, у тебя времени немного… Поэтому я объясню тебе смысл происходящего. Мне помогут другие. Если будут возникать вопросы — задавай.

— Снова ложь?

— Ты имеешь в виду беседы с Абсолютно Чуждым Существом и Забытым?.. Видишь ли, мы обязаны были попробовать побеседовать с тобой, не раскрывая всей правды. Была надежда, что необычность происходящего выбьет тебя из колеи и лишит — хотя бы временно — умения мыслить логически… Должен признаться, я ошибся: вернувшаяся молодость не изменила тебя в худшую сторону — во всяком случае, в отношении логики мышления… Одним словом, мы будем рассказывать, а верить или нет — твое дело.

— Кто это — вы? — спросил Калинов. — Я никак не могу получить ответ на этот вопрос, хоть и зада вал его уже много раз.

— Мы — Сути… Я уже сказал: ты все поймешь постепенно. Так что пока не перебивай, я начинаю.

Калинов-Суть замолк, посидел немного, собираясь с мыслями, и заговорил:

— Тебе известно такое понятие, как метаморфизм. Тебе известно, что оно довольно широко распространено в биосфере Земли.

Калинов кивнул. Калинов-Суть продолжал:

— Все дело в том, что человек — как носитель Разума — отнюдь не является высшим звеном. Напротив — это всего-навсего начальная стадия в цепи метаморфных превращений. Своего рода головастик или личинка… Наверное, это не очень лестно для самолюбия homo sapiens, но такова истина. Фактически жизнь индивидуума — лишь этап зарождения и, фигурально выражаясь, внутриутробного развития следующей стадии носителя Разума. Мы называем следующую стадию словом «Суть». Стадия эта, в свою очередь, также не является окончательной, и в следующей точке метаморфного превращения возникает нечто, которое мы называем словом «Суперсуть» и имеем о нем такое же представление, какое вы, люди, имеете о нас, — то есть практически не знаем ничего. Известно лишь, что, в отличие от первого метаморфоза, в котором своего рода заготовкой, из коей возникает Суть, является — за редким исключением — один человек, второй метаморфоз происходит с целым сообществом Сутей, в результате чего наблюдается непостижимый для нашего понимания качественный скачок возможностей Разума. Является ли Суперсуть окончательной стадией Развития Разума, нам неизвестно. В принципе, цепочка метаморфных превращений может быть бесконечной, как бесконечна Вселенная, однако все дальнейшие стадии, включая и Суперсуть, — выше нашего понимания… На мой взгляд, я пока не сказал ничего такого, чего бы не мог постичь человек. Калинов недоверчиво улыбнулся и кивнул.

— Теперь вернемся к Сутям, — продолжал собеседник. — Грубо говоря, Суть можно назвать своего рода симбионтом человеческого тела, что, впрочем, далеко от истины, ибо симбиоз — явление, присущее организмам, а Суть организмом не является.