Михаил взял в руку локон ее светлых волос и стал обвивать вокруг пальцев. Они не были близки с тех пор, как он привез ее домой. Он хотел этого. Его тело жаждало этого. Но каждый раз, когда он вспоминал, как она говорила безжизненным голосом: «У Хозяина была слабость к маленьким девочкам», его желание испарялось.

«О чем она думала тогда, когда мы были вместе? Был ли я таким же, как все, получая удовольствие ей в ущерб?»

Она всегда казалась такой сильной. И она была такой. Достаточно сильной, чтобы перенести невероятное бесчестие и боль — и выжить. Достаточно сильной, чтобы ко всему привыкнуть. Достаточно сильной, чтобы запереться в четырех стенах своей души, думая, что это защитит ее.

Разве был у нее другой выбор тогда? Как она может понять то, что он предлагает ей сейчас?

«Она была совсем еще ребенком, Господь. Почему Ты допустил это в ее жизни? Иисус, я не понимаю. Почему? Разве Ты не защищаешь слабых и невинных? Почему Ты не защитил ее? Почему Ты не помог ей? Почему?»

Чем отличалась жизнь Ангелочка от жизни Гомерь, жены пророка Осии, которую продал пророку ее собственный отец? Дитя разврата. Прелюбодейка. Получила ли Гомерь когда–нибудь искупление благодаря любви своего мужа? Бог искупил Израиль бесчисленное множество раз. Христос искупил мир. «Но как насчет Гомерь, Господь? Как насчет Ангелочка? Как насчет моей жены?»

«ПОЗАБОТЬСЯ О МОЕЙ ОВЕЧКЕ».

«Ты продолжаешь говорить мне это, а я не знаю как. Я не понимаю Тебя. Я не пророк, Господь. Я просто фермер. Я не справлюсь с таким заданием. Моей любви не достаточно. Она все еще остается в смертельной ловушке. Я предлагаю ей помощь, а она отказывается. Она изнуряет себя, старается заслужить мою любовь, хотя ее вовсе не нужно заслуживать».

«НАДЕЙСЯ НА МЕНЯ ВСЕМ СЕРДЦЕМ ТВОИМ И НЕ ПОЛАГАЙСЯ НА РАЗУМ ТВОЙ».

«Я пытаюсь, Иисус. Я пытаюсь».

Удрученный, Михаил присел на краешек кровати. Юбка Тесси соскользнула и упала на пол. Он поднял ее и стал смотреть на простую грубую ткань. Нахмурившись, швырнул на кровать. Он взял выцветшую блузку и взглянул на нее. Потер меж пальцев. Когда он впервые вошел в комнату Ангелочка, на ней были атлас и кружева. Теперь он одел ее в лохмотья. Мало того, это была даже не ее одежда, а его умершей сестры.

Амэнда ни разу не попросила купить ей что–нибудь, а он был слишком занят своими печальными рассуждениями и работой, чтобы обратить на это внимание. Что ж, это должно измениться. Они живут не так уж далеко от Сакраменто, и нужно всего лишь поехать туда и наведаться к Иосифу, который, с его коммерческой жилкой, уж точно пополнил свои склады, так как ожидал наплыва новых семей в город.

Михаил приехал к Павлу и попросил его присмотреть за скотом, пока его и Амэнды не будет. Услышав ее имя, Павел побледнел.

— Ты привез ее обратно?

— Да, я привез ее домой.

Когда Михаил напомнил ему, что она все еще его жена, Павел посмотрел на него молча, с вытянувшимся лицом. Потом согласился присмотреть за его хозяйством.

— Пока мы будем в Сакраменто, я могу поговорить с Иосифом о тебе.

— Спасибо, конечно, но я в состоянии сам позаботиться о себе.

Михаил подумал секунду, затем кивнул. Он почувствовал, как стена между ними растет. Павел купался в своей нетерпимой, упрямой гордости. Убаюкивал свою вину.

Михаил нагрузил повозку мешками с картофелем, ящиками с луком и яблоками. Амэнда, стоя в дверях с лопатой на плече, наблюдала за ним. Вопросов она не задавала.

— Павел присмотрит за домом, — сообщил Михаил, накрывая товар парусиной.

— Я могу присмотреть. Не стоило его просить..

— Ты едешь со мной. — Это заявление ошеломило ее. Он улыбнулся. — Испеки побольше булочек в дорогу. Еще мы возьмем с собой пару банок печеных бобов, завтра с утра поедем.

Они уезжали на рассвете. По дороге Амэнда почти ничего не говорила. После полудня они остановились, пообедали и продолжили путь. Солнце садилось, когда Михаил, наконец, свернул с дороги и, проехав сотню метров, остановился на ночлег. Было холодно, на небе ни облачка. Амэнда собрала хворост, пока Михаил вырыл глубокую яму и установил вертел. После ужина он сделал небольшое углубление в земле и сгреб туда горящие угли. Набросал на них слой земли, потом сосновый лапник и парусину, сверху разложил одеяла. Ангелочек с благодарностью растянулась на этой постели, так как все ее тело ломило от дорожной тряски.

Завыл волк, и она теснее прижалась к Михаилу. Он обнял ее, и она вжалась в него, словно кусочек мозаики в нужное место. Он повернулся к ней, начал целовать, запустил пальцы в ее волосы, но через мгновение отодвинулся и лег на спину, глядя на звезды.

Ангелочек отстранилась.

— Ты меня больше не хочешь, да? Он заговорил, не глядя на нее.

— Я слишком сильно тебя хочу. Но сразу начинаю думать о том, что тебе пришлось пережить, когда ты была ребенком.

— Зря я тебе это рассказала. Он повернулся к ней.

— Почему же? Чтобы я и дальше мог получать удовольствие и понятия не имел, чего тебе это стоит?

— Мне это ничего не стоит, Михаил. Сейчас по–другому.

— Тогда почему мне пришлось заставлять тебя говорить мое имя?

Она не смогла ответить.

Михаил повернулся на бок и нежно прикоснулся к ее лицу.

— Мне нужна твоя любовь, Амэнда. И когда я прикасаюсь к тебе, я хочу, чтобы тебе это было так же приятно, как и мне. Я хочу, чтобы ты получала от этого такое же удовольствие, как и я.

— Ты всегда хочешь слишком многого.

— Я так не думаю. Я думаю, для этого просто нужно время. Нам нужно лучше узнать друг друга. Научиться доверять друг другу.

Ангелочек всмотрелась в заполненное звездами небо.

— Я знала «ночных бабочек», которые влюблялись. У них ничего не получалось.

— Почему?

— Потому что они становились одержимыми, как моя мама, и такими же несчастными. — Ангелочек считала удачей тот факт, что она не может любить. Однажды ей показалось, что она может, но это было иллюзией. Даже Джонни был, скорее всего, лишь способом вырваться на свободу.

— Но ты больше не проститутка, Амэнда. Ты моя жена. — Михаил печально улыбнулся и поиграл с прядью ее золотистых волос. — Ты можешь любить меня так сильно, как хочешь, и ничего не бояться.

Влюбиться — значит утратить контроль над своими чувствами, волей и всей жизнью. Это означало потерять себя. А Ангелочек не могла пойти на такой риск, даже с этим человеком.

— Что ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе? — спросил он, проводя пальцами по ее щеке.

Она посмотрела на него.

— Что ты хочешь, чтобы я чувствовала?

— Забудь о том, что я хочу. Что ты на самом деле чувствуешь?

Она знала, что он будет ждать до тех пор, пока она не ответит, знала также, что, если она попытается солгать, он это обязательно поймет.

— Кажется, я ничего не чувствую. Нахмурившись, он продолжал гладить ее лицо. Ему нравилось прикасаться пальцами к ее мягкой, гладкой коже.

— Когда я к тебе прикасаюсь, все мое тело словно оживает. Я чувствую, как тепло разливается внутри меня. Когда мы занимаемся любовью, это так чудесно, я даже не могу описать, что я чувствую.

Она отвернулась. Ему что, обязательно говорить об этом?

— Нам нужно сделать так, чтобы тебе это нравилось так же, как и мне, — сказал он.

— Неужели это так важно? Какая тебе разница, чувствую я что–нибудь или нет?

— Для меня есть разница. Удовольствием нужно делиться. — Михаил обнял ее. — Иди ко мне. Просто дай мне обнять тебя покрепче.

Она прижалась головой к его плечу и расслабилась. Положила руку на его широкую грудь. Он был такой теплый и крепкий.

— Я не понимаю, почему тебя это так беспокоит, — произнесла она. До сих пор никого никогда не беспокоило, что она чувствовала, пока делала свою работу.

— Это беспокоит меня, потому что я люблю тебя. Может быть, он просто не понимает реальной жизни?