— Все, бегом на свое место, Кочерга. Сейчас они зададут нам жару.

Впереди послышалась протяжная команда:

— Лучники, то-овсь!

Тут же грохнули наши барабаны и трубы.

— Слушай меня, обезьяны! — крикнул я, перекрывая весь этот шум. — Если хоть один из вас вздумает подохнуть без моей команды, я сам спущусь за ним в Орк и сдеру с него шкуру! Все ясно?!

— Так точно, старший центурион!

— Держите ряды! Прикрывайте товарища слева! Следите за значками! И помните, что германцы умирают также легко, как и все люди!

Сколько раз я уже произносил эти слова? Десятки. Но привык ли я к ним по-настоящему? Нет. По-прежнему они звучали для меня тревожно, как холодный блеск копейного навершия на рассвете.

Германцы приближались стремительно. Наши лучники дали первый дружный залп. Первые ряды наступавших на мгновение поредели, но бреши тут же затянулись. Варвары ответили разрозненными выстрелами. Где-то впереди послышались вопли раненых.

Я искал глазами Вара. Но всадников пока видно не было. Только пешие воины. Они должны были прорвать наш строй. И тогда в разрывы устремится кавалерия, довершая разгром.

Лучники пускали стрелы раз за разом, но варваров это остановить, конечно же, не могло.

— Разомкнуть ряды! — скомандовал я и знаменосец отрепетовал значком команду.

Вспомогательная пехота, сделав свое дело, просачивалась между нами, чтобы занять позиции в тылу. Запыхавшиеся, взмокшие, забрызганные кровью, стрелки хмуро отвечали на шуточки и приветствия легионеров. Они уже схлестнулись с врагом, и перешли грань, отделяющую человека, от животного, одержимого жаждой убийства и страхом смерти.

Скоро настанет и наш черед.

— Пилумы приготовить!.. Две шеренги залп!

Дружное "гха!" и десятки тяжелых дротиков заставляют варваров на мгновение замедлить бег.

— За мечи! Щиты сбить!

Сшибка. Треск, лязг, крики… Легионеры первой линии работают мечами как сумасшедшие. Вторая линия закрывает случайно открывшиеся промежутки. Третья швыряет пилумы поверх голов. Четвертая и пятая орут и колотят мечами об щиты, подбадривая тех, кто умирает сейчас впереди.

Я знаю, что где-то там, позади строя центурии Кочерга почем зря лупит палкой тех, кто малодушно норовит сделать хоть один шаг назад. Солдаты боятся его больше чем варваров. И это хорошо.

Я не отстаю от своих ребят. Нехитрая наука, вбитая в мою голову и тело центурионом по имени Квинт Бык — толкнул щитом, ударил мечом. Несложная, но очень жестокая наука.

Мы держимся. Уставших бойцов заменяют свежие из задних линий. Варваров много, но наша дисциплина и выучка сводят разницу в числе на нет. Мы держимся и будем держаться столько, сколько понадобится соседям справа, чтобы по редколесью обойти варваров с фланга.

Я вижу, что строй немного прогнулся. Совсем чуть-чуть, но сейчас и этого допускать нельзя. Еще слишком рано. Правый фланг не успел подтянуться и перестроиться для атаки. Поэтому я прорываюсь туда, где парням приходится особенно туго.

— Стоять, обезьяны! Стоять крепко, ублюдки! Держаться!

И мы стоим. Строй выравнивается. Я вижу оскаленные, искаженные лица солдат, вижу вздувшиеся мышцы, ручьи пота, стекающие из-под шлемов, вижу их обезумевшие глаза. И верю, что все мы станем героями и высечем свои имена на арке ворот, ведущих в вечность.

Наконец нам командуют отход. Мы должны сделать вид, что не выдержали натиска. Отступить. Заставить варваров втянуться в ловушку, а потом ударить решительно и жестко, чтобы поставить точку в этой битве.

И я, срывая голос ору:

— Назад боевые значки! Отходим, ребята! Отходим! Держать строй, уроды! Назад боевые значки!

В этот момент на вершинах холмов появляется кавалерия варваров. Теперь уж мне не до сражения. Теперь я во все глаза смотрю туда, где появляются все новые и новые всадники.

Все смешалось. Поле боя похоже на огромный котел, в котором бурлит чудовищная похлебка. Мы завершаем окружение, но германцы так плотно наседают на центр, что исход сражения остается под вопросом.

В стороне перегруппировывается наша кавалерия. На них последняя надежда. Если у них получится смять фланг варваров, мы победим. И каждый из солдат, дерущийся со мной бок о бок молит богов только об одном — чтобы конница сделала свое дело.

И в тот самый момент, когда наши всадники переходят в галоп и разом дружно наклоняют копья для первого удара, я замечаю Вара. Он смотрит прямо на меня.

Грохот боя стихает. Бешеная круговерть битвы замирает, будто какой-то волшебник превратил людей в статуи.

Всадник Оппий Вар. Убийца моего отца. Убийца Марка Кривого. Убийца Квинта Быка. Убийца Куколки. За каждого из этих людей он должен умереть. Жаль, что у него всего одна жизнь.

Всадник Оппий Вар. На этот раз ему не уйти.

Сражение снова оживает. Рядом со мной падает легионер с подрубленными ногами. Визжащий от радости варвар оказывается рядом со мной, но он слишком увлечен раненым и не видит меня. Машинально я вгоняю меч ему в бок, не спуская глаз с Вара.

А потом достаю из-за пояса Сердце Леса и поднимаю его высоко над головой.

Вар внимательно смотрит на меня. В его взгляде что-то очень похожее на сожаление и усталость. Вот он отворачивается и что-то командует окружающим его воинам. Это отборные бойцы. Все вооружены мечами. У всех превосходные дорогие доспехи. Личная охрана. Лучшие из лучших. Они окружают его плотным кольцом. И вся эта компания начинает прокладывать путь ко мне.

Я не собираюсь ждать, когда они подойдут поближе. Я и так ждал семнадцать лет. Как сказал отшельник? Все дороги должны куда-нибудь привести? Да, несомненно. И похоже, это как раз то место, где усталый путник найдет, наконец, отдохновение и покой.

И когда наши клинки высекают первые искры, я уже знаю, что Вара не спасет ничто.

Время замедляет свой бег. Телохранители Вара словно продираются сквозь толщу воды. Я наперед знаю каждое их движение и могу без труда парировать каждый удар. Какие же они медленные, о боги! Как же неуклюжи их атаки! Как же слабы удары их мечей!

Я даже не могу назвать это схваткой. Я просто играю с ними в игру под названием «смерть». И все они заранее проиграли.

Без всякого труда я прорываю их кольцо и оказываюсь лицом к лицу с Варом. Нас разделяет всего пять шагов. Пять коротких шагов. И пока я преодолеваю их, с упоением смотрю, как меняется лицо моего врага. От торжества к недоумению, от надежды к отчаянию, от ярости к ужасу. О! За эти мгновения не жалко отдать жизнь.

Мы сошлись. И я вложил в свой удар всю ненависть, которая копилась во мне долгие годы. Этот удар должен рассечь Вара на две половины. Его не спасет ни щит, ни доспехи… К этому удару я готовился всю жизнь. Этот удар и есть точка, которую я должен поставить в нашей с Варом истории. И он не может оказаться не смертельным…

Но вместо того, чтобы с тяжелым хрустом врезаться в тело Вара, меч вдруг ломается с жалобным звоном, словно сделан из горного хрусталя.

И я слышу, как Вар торжествующе орет своим воинам:

— Убейте его! Возьмите камень! Камень!

У меня есть всего одно мгновение, чтобы исправить то, что сотворил случай. Исправить и тем доказать, что последнюю точку в любой истории должен ставить человек.

Не обращая внимания на приближающиеся острия копий, я рву жилы в сумасшедшем броске, и мои пальцы смыкаются на горле Вара. Мы падаем на землю, и его предсмертный хрип звучит для меня божественной музыкой.

Я не чувствую вонзающихся в мое тело мечей. Я не чувствую копий, рвущих мою плоть.

В этом мире нет ничего, кроме вылезающих из орбит глаз Вара и треска ломающихся под моими пальцами позвонков. Я знаю, что эту хватку не разорвут и после моей смерти.

Мы лежим так долго. Лежим, как одно целое. Сцепившись в смертельном объятии. Два врага, не способные уже жить друг без друга.

А потом на меня вдруг наваливается жуткая усталость. Но это уже неважно. Ничего уже неважно, потому что больше мне не нужно сражаться. На залитых солнцем полях меня ждет только покой. И долгий, долгий отдых…