Да, Фортуна играет в грязные игры. Но Фатум в конце концов расставит все по своим местам. Я верю, что он ведет меня через все преграды и спасает от смерти. Возможно, я оружие в руках рока. А может быть, я сам и есть рок. Рок, неуклонно идущий по следу Оппия Вара… Нити наших судеб переплелись давным-давно, и разрубить этот узел может только меч. Мне кажется, что уже не одно лишь желание отомстить движет мной. Это гораздо больше. Это кара богов. И если мне суждено стать карающим мечом Юпитера — что ж, так тому и быть. А если нет — я стану вершить правосудие сам, без помощи ленивых небожителей. Так или иначе, Вар не скроется от возмездия. И неважно, чью волю я выполняю — свою или волю богов. Конец должен быть один. И Фортуна ничего не сможет изменить, как бы ни старалась, играя на стороне Вара.

Очень давно мой учитель-грек по имени Эвмел говорил, что зло — это неотъемлемая часть нашего мира. Сильный притесняет слабого, а тот — еще более слабого. Таков порядок вещей, который ни один человек не в силах его изменить. И что не стоит тратить свою жизнь на то, чтобы отомстить. Это, мол, бесполезная трата времени и сил. Но теперь, навидавшись вдоволь зла, насилия и горя, я уяснил одно — все зло этого мира человек одолеть не может, верно. Но искоренить то маленькое зло, которое он видит рядом с собой — ему по плечу. И даже если тебе придется положить на это всю свою жизнь, дело стоит того. Потому что так мир становится хоть ненамного, но чище. Можно делать добро, созидая хорошее. А можно — уничтожая плохое. Каждый выбирает то, что ему по душе. Вот и вся наука.

Не знаю, быть может, мои рассуждения и не правильны. Наверняка какой-нибудь философ легко докажет обратное. Но разница между нами в том, что я говорю о конкретном зле, с которым сталкивался не один раз лицом к лицу, а он будет размышлять о зле, которого никогда не видел. Как тут решишь, кто прав? Скорее всего, на один вопрос существует сотня ответов. И каждый будет верным, если поверишь в него до конца. А станешь сомневаться, ни на шаг не приблизишься к разгадке. Так и проведешь всю жизнь в поисках более подходящего и надежного ответа. Философы этим и занимаются. Это их удел. Мой же удел — война. И главное, чему она меня научила — никогда не сомневайся в своем решении. Сомнение равносильно гибели. Даже если видишь, что ошибся, все равно продолжай делать то, что задумал, вложив в это все свои силы и все отчаяние. Тогда у тебя есть шанс. Начнешь что-то исправлять — ты и твои люди погибнут. Сколько раз я видел такое…

Так что неважно, на чьей стороне боги и правда. Оппий Вар должен умереть от моей руки. И я готов заплатить за это любую цену. Остается лишь молиться, чтобы в землях херусков, отыскался его след. Хотя бы маленькая зацепка, намек… Уж я сумею взять след не хуже охотничей собаки. Взять и идти по нему до тех пор, пока он не приведет к Вару. А там мы посмотрим, кто нужнее богам на этой земле.

К завтрашнему вечеру я буду в лагере. Через месяц мы отправимся сводить счеты с германскими племенами, вставшими несколько лет назад под знамена Арминия. И там будет Вар, предавший римские орлы в самый тяжелый момент. Там будет этот убийца и изменник. И там закончится эта история, начавшаяся далеким летним вечером в 753 году от основания Рима, в консульство Косса Корнелия и Лентула Кальпурния.

От этих мыслей меня отвлек заскучавший купец. Я и не заметил, как он опять оказался рядом, снова перебравшись из повозки на коня.

— Ты говорил, что служил раньше в Германии, центурион? — спросил он.

— Служил. У Квинтилия Вара.

— Ты был с Варом в Тевтобургском лесу? — купец посмотрел на меня, как на призрака.

— Был.

— И уцелел? Я слышал, что никто из римлян не вышел из этого леса.

— Мало ли что люди болтают… Мне повезло. У меня был хороший командир. Он вывел нас из окружения и погиб. А мы смогли прорваться к нашим.

— Я не просто так спросил, ты не думай. Просто места начинаются беспокойные. Вот я и хотел узнать, могу ли расчитывать на тебя в случае чего. Наемникам доверия мало. Большинство из них впервые здесь. Живых германцев и не видывали… А варвары нет нет да пошаливают. Хоть Германик и разгромил марсов в прошлом году, другие племена все равно никак не угомонятся. То на караван нападут, то на форт какой-нибудь. Боязно, если честно. Поможешь? Если хочешь, я заплачу. Много дать не смогу, но…

— Много болтаешь. Если объявятся германцы, нам всем придется взяться за мечи, неважно, заплатишь ты за это или нет.

Толстяк довольно улыбнулся. Еще бы, неизвестно, появятся варвары или нет, а сэкономить ему удалось. По-своему, он прав — живи настоящим и не слишком беспокойся о будущем. Все равно не угадаешь, каким оно будет, а значит, не сможешь защитить себя от грядущих неприятностей.

Наши неприятности начались, когда дорога, попетляв по заболоченной равнине, нырнула в лес. Место для засады действительно было удачное — с обеих сторон поросшие густым кустарником и деревьями нависали над дорогой, сдавливали ее, будто разрезать пополам. Даже несмотря на то, что кусты и деревья стояли голые, разглядеть, что там скрывается между стволами было почти невозможно — так плотно они росли. Стена да и только. Раньше, когда эти земли были под властью Рима, дорога не пришла бы в такое плачевное состояние. Кустарники вдоль нее регулярно вырубались, деревья прореживались так, чтобы были видны все подходы. А теперь к обозу можно было подойти вплотную, и никто бы ничего не заметил.

В памяти мигом ожили те страшные дни, когда мы пробирались по Тевтобургскому лесу к форту Ализо. Там было то же самое — непроходимый лес, холод, грязь и ощущение опасности, не покидавшее ни на минуту. Мне даже не пришлось давать команду наемникам, те сами сообразили, что начинается участок пути, ради которого их и наняли. Разговоры и смешки стихли. Все держали оружие наготове и настороженно посматривали по сторонам. Купец на всякий случай опять забрался в повозку, будто она могла защитить его от стрел и копий германцев. Рабы и те поняли, что пора выходить из зимней спячки. Они подогнали повозки поближе друг к другу и принялись настегивать мулов, чтобы те бежали резвее.

На всякий случай я отправил нескольких наемников в прикрытие. Они должны были двигаться по обе стороны дороги на расстоянии от нее, чтобы как можно раньше увидеть опасность и дать нам сигнал. Парни немного поворчали, не желая подчиняться чужаку, но благоразумие взяло вверх. Никому не хотелось остаться в этом лесу навсегда, поэтому им пришлось наступить себе на горло.

Все, кто имел при себе оружие, двигались тесной группой, окружив по мере сил обоз. Хорошо хоть караван был небольшой — пять повозок и с десяток навьюченных тюками мулов. Обычно обозы были в несколько раз больше — купцы собирались в один большой караван, чтобы легче было дать отпор грабителям. Этот купец был отчаянным малым, коли отважился идти через эти места в одиночку. Или просто очень жадным…

Так мы двигались до самых сумерек. Нас никто не беспокоил. Но несмотря на кажущееся спокойствие, мне с каждым шагом становилось все тревожнее. Невозможно дослужиться до центуриона, если нет чутья на опасность. Меня оно ни разу не подводило. Именно благодаря ему я был все еще жив. Я всегда доверял ему. И в этот раз оно мне говорило четко и ясно — берегись, тишина только кажущаяся, на самом деле за тобой уже давно наблюдают.

Не знаю, откуда у меня была эта уверенность. Скорее всего мои глаза и уши видели и слышали гораздо больше, чем мне казалось. Неразличимый за топотом копыт хруст ветки, на которую случайно наступила нога, обутая в мягкий сапог из лосиной шкуры; едва приметная царапина на стволе дерева, оставленная наконечником копья, когда незадачливый разведчик поспешил скрыться в чаще, завидев наше приближение; еле уловимый запах давно немытого тела, на мгновение ворвавшийся в мешанину привычных лесных запахов. Всего этого я не замечал, мой ум был был способен увидеть и услышать более грубые признаки. Но от жившего внутри меня зверя, чуткого, натасканного на опасность, не укрылось ничто. И теперь он беспокойно ворочался внутри, грыз мои потроха, заставляя каждый миг быть начеку.