Мария кивнула.

– Осторожность у меня в генах, – заявил Вернер Мейер. – Вы все произошли от обезьяны, а я от лисы.

Собравшиеся дружно рассмеялись. Было приятно, что в городе снова лето.

Вернер Мейер планировал встретиться с Эрикой Кесслер в телерадиостудии на Ротенбаумшоссе, но она перенесла встречу к себе домой, в особняк в Бланкенезе.

Фабель, даром что у него все еще побаливала и кружилась голова, решил присоединиться к нему – встреча обещала быть важной.

Городской район Бланкенезе находится на западе Гамбурга – на северном берегу Эльбы. Бывшие рыбацкие домики на поднимающихся от реки террасах давно были перестроены и имели состоятельных владельцев. Здесь, в зеленом и тихом месте, на приличном расстоянии от центра города, теперь преобладали далеко отстоящие друг от друга и спрятанные среди садов и рощ городские виллы. Район был чуть ли не самым престижным в городе.

Фабель уже кое-что знал об Ангелике Блюм. Талантливая и хорошо зарабатывающая журналистка, писавшая для многих изданий. Имевшие с ней дело редакторы подчеркивали, что о своих расследованиях она говорила в лучшем случае лишь в самых общих чертах. До того как статья была готова, никто ничего толком не знал. Эрика Кесслер, знакомая с Ангеликой Блюм со студенческих лет, была ее ближайшей подругой – или, как ядовито формулировали коллеги, ближайшим подобием подруги. Очевидно, Ангелика Блюм мало кого подпускала к себе.

Эрика Кесслер была продюсером, а ее муж – главой фирмы, снимающей рекламные ролики для телевидения. О размере их доходов говорил трехэтажный особняк с обширным парком. У двери посетителей встретил муж Эрики Кесслер, лысеющий ухоженный коротышка. Шлепая домашними тапочками по терракотовым плиткам зала, он провел их на огромную террасу, нависающую над круто уходящим вниз садом.

Очевидно, вид с террасы накидывал дополнительных полмиллиона на стоимость особняка. Даже Вернер Мейер, менее Фабеля чувствительный к пейзажным красотам, остановился и засопел, водя глазами из стороны в сторону. До самого берега утопающие в зелени и цветах виллы, а дальше широкая Эльба с лесистыми островами и бесчисленными кораблями, и корабликами, и яхтами, одна другой краше… Лишь длиннющая буро-серая неуклюжая баржа торчала сучком в глазу и напоминала о деловом значении реки.

Так вышло, что в последние дни Фабелю довелось побывать во многих богатых домах: в особняке Илмаза, в огромной квартире состоятельного Максвейна и в роскошно обставленном гнездышке Ангелики Блюм. Однако впервые он почувствовал укол зависти. Конечно, такой домина ему ни к чему. Но жить в Бланкенезе, с таким видом на Эльбу, было бы огромным счастьем. Он представил себя здесь с Ренатой и Габи… Вздор, пустой вздор. И район ему не по карману, и жены у него больше нет.

Эрика Кесслер, возлежащая на шезлонге, царственным жестом предложила гостям присесть на садовые стулья рядом с ней. Она была бы почти красавица, не порти ее лицо массивная нижняя челюсть. Продюсерша держалась надменно: в синих глазах сквозил ледок, и улыбалась она одними губами. Вернер и Фабель сели, покорно предъявив свои удостоверения. Хозяйка дома долго и придирчиво рассматривала их, сверяя фотографии с лицами.

– Итак, вы хотели поговорить об Ангелике? – сказала она, возвращая удостоверения.

– Да, – кивнул Фабель. – Понимаю, вы потрясены смертью фрау Блюм… и в особенности тем, как именно она погибла. Нам в высшей степени неловко беспокоить вас, однако обстоятельства таковы, что мы будем благодарны за любые подробности о жизни и работе фрау Блюм, ибо это поможет нам отыскать убийцу.

Его любезность произвела должное впечатление.

– Разумеется, я расскажу вам все, что смогу. Хотя сразу предупрежу: Ангелика не была человеком, который охотно… как бы это сказать… делится личными проблемами. Да и не очень личными. Она практически никого не пускала в свою жизнь. И в подробности своей работы мало кого посвящала.

– Но ведь вы были близкими друзьями? – вставил Вернер Мейер. – Правильно?

– Определение «близкие» я бы опустила. Мы с ней дружили с университетских лет. Обе преуспели в жизни. В ранней молодости она была обаяшка, и мужчины млели в ее присутствии. Красота открыла многие двери ее таланту.

– А какая она была? – спросил Фабель. – Я имею в виду, как человек?

– В университете или после?

– И в университете, и после.

– Ну, прежде всего Ангелика никогда не была равнодушной и беззаботной. Очень серьезно относилась к занятиям и имела политические взгляды. Мы несколько раз вместе ездили в отпуск. Однажды работали летом на виноградниках в Испании. Помню, на обратном пути мы заехали в Гернику – ту самую, про которую картина Пикассо. Этот город, по просьбе Франко, в 1937-м бомбила авиация Гитлера. Мы были в мемориальном комплексе, посвященном погибшим. Одна пожилая испанка услышала наш немецкий язык и принялась честить нас за то, что мы сделали ее городу. Мы обе знали испанский язык, и я огрызнулась, что мы родились через добрых десять лет после войны и к делам Гитлера не имеем ни малейшего отношения. А Ангелика, не в пример мне, была глубоко огорчена. Она испытывала чувство вины за преступления, совершенные фашистами. Пожалуй, та встреча в Гернике оказала существенное влияние на ее политическое созревание.

– Созревание… левого толка?

– Да, она придерживалась левых взглядов. Разумеется, никакого марксизма; в глубине души она была истинная либералка. Интересовалась и экологическими проблемами – после объединения Германии помогала укреплению партии зеленых, в которую влились многие правозащитные группы бывшей ГДР. Одно время даже подумывала выставить свою кандидатуру в бундестаг от партии зеленых.

– И почему же она не пошла в политику?

Фрау Кесслер, играя колечком своих золотых волос и задумчиво глядя на Эльбу, сказала:

– Ангелика была превосходной журналисткой и знала, что ее сила именно в этом. И в конце концов решила, что лучше остаться первоклассным журналистом, чем заделаться второстепенным политиком. Она чувствовала, что своим пером может сделать больше для торжества социальной справедливости и защиты окружающей среды.

– Когда вы видели фрау Блюм в последний раз? – спросил Вернер Мейер.

– Я завтракала с ней в городе несколько недель назад. Кажется, четвертого июня.

– И как она вела себя в тот день? Упоминала что-либо необычное?

– Нет… Ничего необычного, насколько я помню… Могу только отметить ее приподнятое настроение. Хотя она всегда кипела энтузиазмом и энергией… В тот день она предвкушала, как ближе к вечеру задаст несколько неприятных вопросов этой фашистской заднице Вольфгангу Айтелю.

– Отцу издателя Норберта Айтеля, да?

– Верно. Вольфганг Айтель – бывший офицер СС, а теперь лидер союза «Германия немцам».

– Что именно интересовало фрау Блюм в его деятельности?

– Понятия не имею, – сказала фрау Кесслер. – Ничего конкретного она не говорила. Наверное, вы уже в курсе, что Ангелика держала подробности своих расследований в тайне – вплоть до момента публикации или выступления в эфире. В то утро она предложила мне профинансировать серию радиопередач с ее участием. Единственное, что она мне открыла на том этапе: у нее есть компрометирующие материалы на Вольфганга Айтеля – материалы, которые оттолкнут от него даже верных сторонников. Что-то связанное со спекуляцией недвижимостью.

– Она как-то давала понять, что расследование связано с опасностью для жизни?

Фрау Кесслер нахмурилась:

– Нет, об опасности она явно не думала. И я, слушая ее, ни о чем таком не подумала. А вы что, подозреваете Вольфганга Айтеля? Заказное убийство?

– О нет, мы пока ничего определенного сказать не можем. Просто рассматриваем разные варианты. Работала фрау Блюм еще над чем-нибудь в то время?

– Вроде собирала что-то о сто первом батальоне. Но это было на периферии ее интересов.

Фабель нахмурился. Гамбург слыл наименее нацистским из городов Германии. Однако в 1942 году 101-й резервный полицейский батальон, собранный преимущественно из гамбургских рабочих среднего возраста, уничтожил две тысячи евреев в польском городе Отвоцке. А до конца войны на счету этого батальона были жизни уже восьмидесяти тысяч евреев и людей других «нежелательных» национальностей. Фабелю вспомнилась фрау Штайнер, которая жила под квартирой, где была убита Тина Крамер. У нее он увидел фотографию погибшего на войне мужчины в форме резервного полицейского батальона…