Все четыре канонических евангелия рассказывают о том, что Пилат был готов объявить о помиловании одного из осужденных преступников на Пасху (Мк 15: 6–15, Мф 27:15–23, Лк 23:18–25, Ин 19:10–12). Некоторые критично настроенные исследователи выражали сомнение в исторической достоверности этих рассказов, однако трудно себе представить, чтобы все четыре евангелиста использовали выдумку, которую было достаточно просто разоблачить. Кроме того, до нас дошли и другие не вызывающие сомнений истории о том, как римские или какие–то иные властители отпускали узников на свободу в особые дни. Так, римский историк Ливий (около 25 до н. э.) говорит об отдельных случаях, когда узников освобождали (История Рима от основания города, 5.13.8). Сын Ирода Архелай, которого незадолго до описываемых событий назначили этнархом Иудеи и Самарии (4 до н.э.), в ответ на пожелания народа освободил многих заключенных (Древн. 17.204). Флавий рассказывает и о том, что прокуратор Альбин, правивший всем бывшим царством Ирода Великого (62–64 н. э.), готовясь покинуть свой пост, освободил многих узников (нечто подобное амнистии, объявленной уходящим с поста президентом). В одном официальном документе, созданном не ранее 85 года н.э., говорится: «Хотя ты заслужил бичевания… я отдал тебя толпе» (П.Флор. 61). В данном случае римский властитель освобождает преступника от бичевания, которое нередко предшествовало распятию, и отпускает его на свободу. Несколько иной сценарий описывает Плиний Младший, правивший Вифинией (Малая Азия) при императоре Траяне (около ПО н.э.): он говорит о помиловании преступников, которые «умолили проконсулов и легатов» о прощении (Письма 10.31). Наконец, в Мишне (около 200 н. э.), сборнике иудейских устных преданий и законов, говорится: «режут (пасхального агнца) для того… которому обещали выпустить его из тюрьмы (на иудейскую Пасху)» (м. Песахим 8:6).

Эти свидетельства в целом показывают, что римские чиновники и по меньшей мере один властитель из династии Иродов порой освобождали узников (как это делали и другие властители восточного Средиземноморья). Такие помилования совершались по чисто политическим причинам — чтобы удовлетворить желания народа и добиться его расположения. Таким образом, праздничное помилование в случае Пилата говорит скорее о его политической хитрости, а не о слабости власти или чисто человеческой доброте. Помилование на Пасху должно было продемонстрировать иудеям, что римляне уважают их великий праздник, оно как бы говорило народу: «В соответствии с вашим празднованием освобождения от уз мы готовы освободить любого узника по вашему желанию». Обычай праздничного помилования давал Пилату возможность переложить ответственность за судьбу Иисуса на плечи тех, кто выступил с обвинениями против него. «Они так страстно жаждут его смерти? Пускай тогда сами несут ответственность за приговор». Пилат не показывает здесь ни трусости, ни принципиальности. Это просто хитрость политика.

Есть еще один аргумент в поддержку историчности этих рассказов евангелистов. Если бы такого обычая не было, если бы Пилат не отпускал узников на Пасху и в другие праздники (или не сделал этого хотя бы однажды), рассказы евангелистов об этом поступке префекта было бы легко опровергнуть, а это подорвало бы доверие к ранней церкви. Все три позднейших евангелиста передают эту историю (причем Иоанн, вероятно, делает это независимо от синоптиков), что свидетельствует о том, что данная история не вызывала недоверия у слушателей.

Таким образом, поняв, что Иисус передан в его руки по причине зависти недоброжелателей, Пилат действует осмотрительно. Прежде чем вынести смертный приговор, он обращается к народному мнению и ищет одобрения толпы. Хотят ли эти люди смерти Иисуса — или это лишь желание горстки влиятельных священников, выдвинувших против него обвинения и требующих его казни? Это не стремление к справедливости, это — чистая политика. Возможно, Пилат знал о популярности Иисуса. Ему не хотелось вызвать ненависть народа, особенно в праздничные дни, тем самым подстрекая его к бунту. Именно этого он стремился избежать. Кто–то может возразить, что это не соответствует другим случаям, когда Пилат не стеснялся прибегать к насилию для управления своими подданными. Но здесь Пилат защищал свои собственные действия. И потому в отношении Иисуса его заботило лишь одно: как сохранить мир.

Далее евангелисты повествуют о том, что влиятельные священники подстрекают толпу требовать освобождения Иисуса Вараввы — а не Иисуса из Назарета (Мк 15:11–15). Иудейские властители уже добились благосклонности Пилата. А теперь им удается добиться расположения толпы. Им казалось, что опасного Иисуса из Назарета с большой вероятностью могут отпустить. В конце концов, это был популярный учитель и целитель, не призывавший к вооруженной борьбе, а потому не представлявший собой непосредственной угрозы Риму. Его можно было обвинить лишь в том, что он говорил о грядущем царстве Бога, в котором он сам будет играть ключевую роль — но это мало чем отличалось от надежд или мечтаний других людей. Значит, с политической точки зрения, быть может, выгоднее его освободить, чем превращать в мученика. И потому влиятельные священники стали подстрекать толпу, чтобы она требовала освобождения бар Аббы, или Вараввы (о шумных толпах, собиравшихся перед римскими властителями, см. Деян 24:1, Древн. 18.264–73).

А если правитель не освободит Иисуса из Назарета, что он должен сделать с ним? Здесь перед ним стоит очевидная альтернатива: либо казнь, либо заключение. Но Пилат вынуждает толпу принять соответствующее решение. Это позволяет ему «умыть руки» (Мф 27:24 — здесь он делает это в буквальном смысле слова) относительно этого дела. Можно сказать, что с политической точки зрения Пилат поступил мудро, и это вполне соответствует всему тому, что мы знаем о нем от других авторов, относящихся к Пилату без симпатии (например, Филон и Флавий).

И снова «они» — то есть толпа (см. Мк 15:11) — вместе с влиятельными священниками громкими криками высказывают свое требование освободить Варавву. Что же касается судьбы Иисуса, они кричат: «Распни его!» Они не хотят, чтобы того бросили в тюрьму, но настаивают на высшей мере наказания для него: на распятии. Они надеются, что со смертью Иисуса созданное им движение исчезнет, а его ближайшие последователи будут морально раздавлены.

Спрашивая: «Какое же Он сделал зло?» (Мк 15:14) — Пилат не совершил «тактической ошибки», как выразился один комментатор, не было здесь и «слабости», как предполагает другой. Властитель готов удовлетворить пожелания влиятельных священников, требующих казни Иисуса, но одновременно хочет избавить себя от политического риска. Он думает только об одном: чтобы вынесение приговора Иисусу не спровоцировало возмущения иудеев или не показалось им очередным проявлением жестокости со стороны римлян. Пилат не хочет навлекать на себя потенциальные неприятности. Он всего–навсего стремится снять с себя ответственность (подобную тактику использует римский проконсул Галлион в Коринфе, который расценил представленное ему дело как внутренние споры иудеев, не подлежащие его юрисдикции; см. Деян 18:12–17). Если толпа настаивает на смертной казни для Иисуса, он бы хотел узнать, почему, и желает, чтобы они сами о том публично заявили.

Наконец, не желая более усиливать возбуждение толпы, Пилат велит освободить Варавву (Мк 15:15). И опять же этот ход не свидетельствует о его слабости. На самом деле здесь Пилат заботится о том, чтобы не обидеть своих союзников — влиятельных священников. В других случаях Пилат сталкивался с недовольством «черни», то есть обычных людей, а не влиятельных священников. И здесь он хочет удовлетворить пожелания влиятельных священников, однако предварительно убедившись в том, что не совершает ошибки. Выдав Варавву народу, Пилат передает Иисуса в руки римских воинов, которые будут совершать казнь.

В евангелиях Пилат выглядит колеблющимся правителем, который желал бы отпустить Иисуса, но в итоге вынужден уступить требованиям влиятельной иерусалимской элиты. Многие ставили под сомнение достоверность этой картины. Иные предполагали, что евангелистами здесь двигали апологетические мотивы: что они стремились представить Иисуса и первых христиан союзниками Рима. В конце концов, говорят сторонники этой теории, именно иудейские правители, а не римский префект желали убить Иисуса. Евангелисты могли литературно использовать образ колеблющегося и нерешительного Пилата, это вполне вероятно. Но крайне неправдоподобно думать, что они ее изобрели. Если мы вспомним политическую и социальную обстановку тогдашней Палестины, то не станем удивляться тому, что Пилату не хотелось столь публично и столь вызывающе предавать казни известного галилейского пророка, многие последователи которого находились в эти дни в Иерусалиме. Иисус на кресте мог спровоцировать бунт, а этого Пилат изо всех сил стремился избежать. Поскольку Иисус не призывал к вооруженной борьбе, он представлял для Рима сравнительно небольшую опасность. Здесь было бы достаточно бичевания и какого–то срока тюремного заключения. Однако влиятельные священники настаивали на его смерти. Пилат уступил им, но при этом ясно продемонстрировал, что желание казнить Иисуса исходит не от него самого.