«Кто ты?» – спросила Таллури.

«Дельфин. Дельфины – это люди моря».

«Люди?»

«Так тебе понятней. Дельфины – акватическая цивилизация, хранители сакральных знаний и ваши соседи по планете».

«Как мне называть тебя?»

«Рра».

Вытянутая, словно лукавая, мордочка, покатый лоб, два плавника под брюшком, один – на блестящей сильной спине, горизонтальный хвост – Таллури дотронулась до плавников и провела рукой по лбу Рра, дельфин не возражал. Он был не таким уж мягким, каким казался на первый взгляд, зато шероховатым и теплым.

«Ты мне очень нравишься, Рра!»

«Мы поиграем?» – дельфин свистнул и брызнул в нее соленой водой.

Таллури «разбежалась» и, рассекая туманную пелену – преграду между своим миром и миром дельфинов, вытянув перед собой руки, «влетела» в пространство Рра. Там было море. Везде – сверху, снизу, впереди и сзади – море было везде! Можно было лететь, как в небе, в этом море и не заботиться о дыхании.

«Это потому, что рядом белый дельфин, – с восторгом догадалась Таллури, уже держась за его спинной плавник, – нельзя отставать, я могу потеряться в пространстве этого сна».

Море, где обитал Рра, было прекрасно. Всё: и краски, и звуки, и ощущения – все пронизано головокружительной скоростью полета и полной свободой и радостью.

«Быстрее, еще быстрее!» – хохотала она и шлепала Рра по спине.

«Держись за меня крепче!» – и он с удовольствием и радостью разгонялся.

А потом, наигравшись, она спросила: «Мне здесь нравится, как я найду тебя вновь?» «Я сам тебя найду. Теперь ты мой друг, земная девочка». «Меня зовут…»

«Не имеет значения, все равно это земное, а не сакральное имя. Здесь я буду звать тебя Луур. Твоя болезнь была служением: ты отдала свои силы одному альву, который спас нескольких из нас от морских ящеров. Ты поступила по закону Единого. Мы благодарны тебе. Теперь я даю тебе силу. Ты выздоровеешь! Если хочешь проснуться, отпусти плавник и не двигайся».

Она так и сделала – пространство вновь разделилось дымчатой нежной пеленой: в одном остался белый дельфин, отплывающий все дальше, хотя он и стоял на месте, в другом – Таллури, медленно погружающаяся в море, только почему-то не вниз, а вверх… вверх… где стало совсем солнечно, и подул весенний ветерок Атлантиды, а на кровати рядом сидела Рамичи с гребнем в руке. Она заметила:

– Ты смеялась во сне! Хорошее сновидение?

– Да, очень хорошее – море и белый дельфин.

– Надо же! Никогда о таких не слышала.

Таллури не хотелось рассказывать о Рра, она спросила:

– Ты собираешься уходить?

– Нет. Климий поручил мне ухаживать за тобой, – она фыркнула, – будто я сама не догадалась бы!

– Мне ничего не нужно. Я уже хорошо себя чувствую! – заверила Таллури подружку, а про себя добавила: «Спасибо, Рра!»

– Ну, если так, то я бы сбегала по делам, если тебе правда ничего не нужно!

– Правда-правда, – она уселась на постели и улыбнулась: – Беги по делам.

– Занятий сегодня много, не хочется пропускать, – Рамичи словно оправдывалась, но уже застегивала сандалии, – а ты погуляй на свежем воздухе. Дни такие теплые настали! Да, вот еще что, – уже с порога сказала она, голос ее был не очень решителен, – ты все время сжимала в руке портрет, я взяла у тебя и переложила сюда, на полку, чтобы не порвался. Я поняла, что он тебе дор… нужен?

– Да, – тихо ответила Таллури. – Он мне дорог. Спасибо, Рамичи.

Рамичи вернулась от порога к постели подруги и, протянув руку, взяла рисунок.

– Хозяин виманы «Торнадо», – сказала она, вглядываясь в портрет. – Я запомнила. У него необычные глаза.

– Необычные, – еще тише согласилась Таллури. – Очень необычные, Рамичи. Я сделала открытие: они цвета моря. И меняются, как море, – то черные, как бездна, то зеленые, то синие.

Рамичи внимательно смотрела на подругу, потом молча положила портрет на место и направилась к двери. Взявшись заручку, обернулась:

– Сделала открытие? Это рискованное открытие, Таллури. Не знаю, что и сказать.

– А надо что-то говорить?

Рамичи вздохнула:

– Ты колешься, – Рамичи вздохнула: – Конечно, твои чувства – это только твоя «территория», и я не имею права…

– Что ты выдумываешь, Рамичи? Какие-то чувства? Тебе все показалось. Мои чувства – прежние.

Но Рамичи, всегда готовая встряхнуть золотой копной волос и легко согласиться, на этот раз упрямо опустила лоб:

– Нет. Не показалось. Ты какая-то новая, Таллури. С нежностью и вдохновением внутри, что-то в тебе изменилось. Может, в чем-то я слабее тебя – в левитации, телепатии, например. Но теперь – поверь мне. Не себе – мне! Там, в пограничной зоне, был он? Он?! Ну и не отвечай. Только я лучше тебя все вижу – ты думаешь о нем.

– Думаю. Еще – о тебе и ребятах, и об Эннее с ее львами, очень много думаю об Энгиусе, а об учебе я сколько думаю!

– Упрямая, как… как не знаю кто! – возмущенная Рамичи никак не могла подобрать сравнения.

– Может быть, как коза? – услужливо предложила Таллури.

Рамичи выскочила из комнаты, обиженно хлопнув дверью.

– Рамичи! Ну, Рамичи же! – позвала Таллури в темноту. Подруга сидела на внешней галерее, под сенью уже вовсю зеленевшего, пышно разросшегося винограда, в темноте, без светильника, и дулась. Она отсутствовала весь день, а вернувшись час назад, бросила свои свитки на постель и, не взглянув на Таллури, удалилась на галерею, в темноту. Это продолжалось уже долгое время и было просто невыносимо. Рамичи общалась с Таллури отстраненно и сухо. Вроде без ссоры, но не тепло, не открыто, как раньше. Правда, за это время ограниченная в общении Таллури успела окончить курс основных наук, что она выбрала еще в сезон дождей, на лето оставалось самое интересное – «Акватис», «Иные существа» и «Ушедший мир».

– Ну, я прошу тебя! – возобновила свои уговоры Таллури самым просящим тоном. – Я же улетаю завтра утром в «Акватис», мы не скоро увидимся, а ты ссоришься со мной! – она подумала и добавила специально-оскорбленным голосом: – Я даже не знаю, из-за чего!

Рамичи появилась в проеме окна. Ободренная Таллури продолжила:

– Если бы ты мне объяснила!

Рамичи фыркнула, но через мгновение заговорила:

– Я не ссорюсь, и уже сама измучилась. Я все это время пытаюсь понять тебя и, может быть, помочь.

– Тогда говори прямо, что тебя беспокоит.

– Прямо? Хорошо! Значит, так, – произнесла она решительно, но тут же ее напор угас: – В общем… – она грустно понурилась и умолкла, пряча лицо в ладонях.

Таллури всплеснула руками:

– Ну, дружочек мой, что ты? Хочешь, я за тебя скажу? Хочешь? Я, кажется, поняла, и если не ошибаюсь, ты боишься, что я могу влюбиться в… – она сама вдруг запнулась, – в этого человека, и мои чувства помешают учебе, или это сломает мою жизнь? Так?

Они сели рядом, и Таллури обняла Рамичи за плечи. Подруга наконец заговорила, шмыгая носом, глотая готовые прорваться слезы:

– Считай, что я просто так говорю. Болтаю. Но я хочу, чтобы ты знала: военные – особая каста. Жрецы войны. Живут отдельно в специальной части Города. Каждый день и каждая ночь их жизни – война. Смысл их существования – война, их судьба – война. Их почти никто никогда не видит. Высший состав иногда участвует в разных религиозных церемониях и празднествах. И только. И они никогда не заводят семьи, это для них невозможно.

Таллури было отчего-то грустно это слышать, но она сказала всего лишь:

– И ты из-за этого сейчас так горько рыдаешь и не общаешься со мной с зимы? Ведь меня это не касается, – она даже улыбнулась такому странному ходу мыслей подруги и добавила: – Я ни за кого замуж не собираюсь. Тем более за него. Ну и выдумки у тебя!

Рамичи посмотрела на Таллури и печально вздохнула:

– Ну, не знаю. Может, я и ошиблась про того человека, но есть еще одно, очень для меня важное! Послушай. Я ведь об этом только и думала все это время, – ее глаза теперь уже откровенно наполнились слезами, и если в начале она еще пыталась устоять и выговориться без слез, то к концу уже рыдала не сдерживаясь: – Я подумала, что было бы просто чудесно нам с тобой породниться, а ничего не получ-а-а-ется-а, я бы вышла замуж за Нэфе-фе-фе-тиса, а ты за Клими-ми-ми-я-а-а…