Таллури слушала, разинув рот. Уж такого бы ей в голову не пришло никогда. Рамичи продолжила, взяв себя в руки:

– Я люблю Нэфетиса. Для тебя это новость?

– Да… нет… Прости, я не обращала внимания, не замечала ничего.

– Да, я знаю, – она неожиданно встала, ушла в комнату, пошуршала там чем-то и вернулась обратно на галерею: – Вот, – в ее руке оказался браслет тонкой работы – серебро с орнаментом из цветов лотоса: – Это «браслет обещания».

– Что это?

– Наши родители, мои и Нэфетиса, они же дружат, я говорила тебе, пообещали друг другу поженить нас с Нэфетисом, если мы с ним не будем против.

– И что теперь?

– Теперь? Он носил свой браслет постоянно, но, чтобы показать, что девушка не возражает против брака, она должна надеть свой браслет, когда ее суженому исполнится двадцать лет.

– И ты?

– Я надела, а он… кажется, даже не заметил!

– Он очень внимателен к тебе, – как можно сердечнее сказала Таллури. Что еще она могла сказать?

– Да, он уделяет мне много внимания, но… и всё, – Рамичи передохнула и, словно приступая к новой теме, набрала воздуха в легкие и неожиданно выпалила:

– А ты – наоборот! Климий любит тебя, а ты к нему… как к брату. Ничего не получается!

Таллури слушала ее в таком замешательстве, что сумела выдавить из себя лишь:

– Я… я не знаю, что сказать… прости меня, не знаю, чем тебя утешить.

Они сидели рядом обнявшись и вздыхали.

– Ладно, – Рамичи успокоилась, – тебе завтра рано вставать. А я еще хочу тебя проводить. Давай спать.

– Ты ложись, конечно. – А ты?

– Я посижу немного на галерее. Мне теперь хочется подумать обо всем, что я услышала. Ты так много мне сказала.

Рамичи вскоре уснула как младенец. А Таллури и вправду не спалось. Она решила поразмыслить о том, что ей наговорила Рамичи. Очень быстро она решила, что, скорее всего, подружка переволновалась из-за Нэфетиса, напридумывала лишнего о Климии и заморочила голову и себе, и Таллури.

Эта сиреневая летняя ночь была дивно хороша, слышалось пение ночной птицы, веяло чем-то ароматным из сада, и приятно думалось о предстоящем путешествии (наконец!) к морю. Совершенно ни о чем не хотелось в такую прекрасную ночь беспокоиться. И то, что напридумывала о ней и о Климии расстроенная Рамичи, тоже как-то не волновало. Все-таки у Рамичи богатое воображение! Надо же было ей такое придумать: «Климии тебя любит». Чудачка! Это все оттого, что она любит Нэфетиса, поэтому и его брата оделила чувствами. Таллури улыбнулась. Это Климия-то!

Хорошо, что они помирились. Вот только ужасно жаль, что подруга так огорчилась и плакала из-за Нэфетиса. И Таллури, мысленно позвав на помощь белого дельфина Рра, стала думать о Нэфетисе, впрочем, точно не зная, что ему «сообщить». Может, он и сам догадается?

Через какое-то время медитацию прервал неясный шум из-за балюстрады: снаружи, по стене, цепляясь за тугие побеги винограда, кто-то карабкался. Было понятно, что лезут с предосторожностями, и также было понятно, что это не получается – лезущий шепотом поругивался себе под нос.

Через мгновение над перилами галереи появилась голова Нэфетиса.

– Ага! – тут же прошипела ему в лицо Таллури, и Нэфетис чуть не свалился. – Свидание! Так-так!

– Я… нет, Таллури, ты все не так поняла!

– Разве? – Таллури сдвинула брови.

– Да! Это я виноват, Рамичи ничего не знает. Она, ты знаешь, такая… Хорошая!

– Угу, – «Не слишком ли я мрачна?»

– Я уверяю тебя, она правда не знает. Какой я болван! Не знаю, что заставило меня вот так явиться. Я давно хотел ска– зать ей, да все не решался, что… Кое-что важное! А тут что-то позвало! Теперь ты станешь думать о ней дурно?

– О ней – нет.

– И правильно!

– Но мне хотелось бы быть уверенной в чистоте твоих намерений, – Таллури говорила старательно нелюбезно. Она не имела никакого права говорить с другом таким тоном, но ей очень хотелось отомстить за Рамичи, и она вовсю пользовалась замешательством Нэфетиса.

– О, уверяю тебя! Ничего такого!

– Хорошо. Я поняла: ты хотел лишь поговорить с Рамичи без помех. Днем вокруг полно людей и все такое. Верно?

– Именно так, Таллури!

– Ладно, – она смягчила голос, – Рамичи очень устала, она спит. Передать ей что-нибудь?

– Нет, – твердо ответил Нэфетис, – я уж сам.

– Завтра я улетаю, она пойдет провожать меня. Обещай сказать ей то, что так нужно вам обоим.

– Это заметно?

– Конечно. Всем, кроме вас, – она подумала и добавила честно: – И кроме меня. Наверное, вам пора объясниться. Обещаешь мне?

Нэфетис уже взял себя в руки и улыбался:

– Обещать тебе – это значило бы, что ты меня вынудила. А я сам хочу этого. Поэтому завтра скажу Рамичи, что люблю ее.

Он спустился на землю, и с земли из темноты раздался его веселый шепот:

– Таллури, ты замечательный друг! Но у меня есть подозрение, что кое-кто пытался проникнуть в мое сознание телепатемой. А впрочем, спасибо! – он негромко рассмеялся и ушел.

– На что ты так внимательно смотришь? – Климий, как всегда аккуратно, поднял латуфу в воздух.

– На Рамичи и Нэфетиса, – Таллури вглядывалась в удаляющиеся фигуры друзей, стоявших взявшись за руки.

– А-а, – проворчал Климий, – Нэфетис не давал мне спать всю ночь. Надел браслет с лотосами, нарвал цветов, все ходил из угла в угол, вздыхал и улыбался. Похоже, решился наконец. Все правильно. Это его путь, и я рад за него. Думаю, через год он женится.

– А ты? – слова вылетели помимо воли, и Таллури тут же о них пожалела.

Климий на секунду удивленно обернулся к ней, но промолчал.

– Извини, – виновато проговорила она, – у меня нет праздного любопытства, просто глупая привычка задавать вопросы. Я же понимаю – у вас с Нэфетисом разные пути. В отличие от брата, ты всегда хотел служения.

Климий ответил не сразу.

– Я еще ничего не решил, – сухо заметил он. И тут же перевел разговор на другое: – Ну что, как всегда – сначала круг над Городом?

– Конечно!

– Ладно. Только круг будет неполный: трасса к морю начинается не так далеко от Университета. И быстро: у меня много работы.

– Знаю – у тебя впереди четвертая ступень! После нее многое решается: служение или социум.

– После твоей третьей тоже многое решается.

– Постой, почему третьей? Я же еще на второй. Климий закатил глаза и потряс головой:

– Таллури, ты невозможным образом соединяешь в себе тончайшее проникновение в иную реальность и полное пренебрежение информацией и фактами первой реальности! Объясняю: за последнее время ты проглотила с фантастической скоростью практически все дисциплины второй ступени. Скоро нас с Нэфетисом догонишь! Не заметила? Летняя работа в «Акватисе», а также теория и практика «Ушедшего мира» – это то, что соединяет в себе работу одновременно в двух мирах, видимом и невидимом одновременно. А это уже, по сути, третья ступень. Уяснила?

– Уяснила! – кивнула Таллури, весело болтая ногами. – Здорово! А далеко лететь?

– Около двух часов. Только дальше ворот в резиденцию не пустят. В «Акватисе» машин не любят. Дальше пойдешь одна.

– И ты не проводишь меня?

– Зачем это? – Климий пожал плечами. – Господин Куэн-Ворк предупрежден о прибытии нового ученика, тебя то есть. К тому же вы уже знакомы, в представлении ты не нуждаешься. А у меня правда много дел.

– Ну, ничего, – решила пошутить она, – скоро у тебя высвободится масса свободного времени! Ведь после моей третьей ступени твои обязанности ведущего исчерпываются!

Климий промолчал, подкрутил какие-то тумблеры и задумчиво проговорил:

– Это так. В моей опеке ты больше не будешь нуждаться. Но ведь никто не запретит нам общаться, как прежде.

В его голосе промелькнуло что-то осторожное, будто Климий раздумывал, а хочет ли он сам того, о чем сказал только что? И не окажется ли Таллури так любезна, что сама оставит своего ведущего в покое?

Так Таллури объяснила себе его осторожность и со смехом отозвалась: