Я придерживаюсь иного мнения: любовь – это правда. Так уж учили меня родители, что только тот, кто любит, может сказать тебе в лицо все как есть. Остальные будут шушукаться и радоваться твоим бедам за спиной.
Журналист и болельщик смотрят на футбол по-разному. Я – неравнодушный к «Спартаку», в душе любящий его, но – журналист. У которого руки не связаны никакими обязательствами перед людьми, работающими в клубе, и который может позволить себе роскошь писать то, что думает и чувствует.
У меня есть возможность высказывать всю свою боль за любимую команду в газете, и вот в этом-то смысле я и следую завету Льва Филатова. Если бы мне был безразличен кризис «Спартака» последних лет, я бы воспринимал его хладнокровно и писал бы о нем так же. И болельщики бы тогда не возмущались, не пропускали бы эти материалы через сердце, а забывали бы о них сразу по прочтении. Самое страшное, чего я боюсь, когда люди читают мои публикации, – это равнодушия.
Еще в 1990-е у меня возникло нехорошее ощущение, что от «Спартака» начала потихоньку отдаляться интеллигентная публика. Для нее любимая команда всегда олицетворяла свободу личности – тут же она начала превращаться во что-то официальное, показное, парадное. В раздевалку после побед под прицелами телекамер принялись заходить важные государственные мужи. Откуда-то появился, на мой взгляд, дурно пахнущий термин «народная команда». Да, «Спартак» всегда был самым любимым, самым популярным во всех людских слоях, потому что не принадлежал какому-то ведомству. Но никогда он не бил себя кулаком в грудь, провозглашая свою «народность». Ссылаться на народ для приличных людей за 70 лет советской власти вообще стало дурным тоном – это делалось именно тогда, когда народ ни о чем спрашивать не собирались. Словом, появление идиомы «народная команда» само по себе показалось мне неприятным знаком. Последующие события те предчувствия подтвердили.
Работая над тем же «Бромантановым „Спартаком“», три месяца добывая по крупицам секретную информацию, я никого не предавал. Я хотел – и хочу – чтобы мой «Спартак» стал чище. И когда мне говорят: «Да кому нужна такая правда?», я отвечаю: она нужна всегда. Не бывает правды необходимой и лишней, своевременной и неуместной. Недавняя история с интервью Дмитрия Аленичева «Спорт-экспрессу», после которого капитана «Спартака» отстранили от команды, это лишний раз подтвердила. В ней я полностью на стороне футболиста именно потому, что за всеми умствованиями о нарушении корпоративной этики было забыто главное – то, что он сказал правду. И пострадал за нее.
А раз пострадал – значит, и сегодня мы видим не настоящий «Спартак».
Смыть темную скандальную накипь 2000-х можно только одним способом. Быть честным.
Передо мной – ноутбук. На нем я начинаю писать книгу, которая была выстрадана всей моей болельщицкой и репортерской жизнью.
В доме у моих родителей есть одна «ностальгическая» стенка, на которую я смотрю несколько раз в году, чтобы вспомнить, как все было когда-то.
На этой стенке – вымпелы с портретами Черенкова, Дасаева, Хидиятуллина, Родионова и других звезд «Спартака» 1980-х годов с автографами, которые я, болельщик, с восторгом у них брал.
На этой стенке – плакат с фотографией любимой команды 15-летней давности. Той блестящей команды 1992—93 годов, которая должна была выйти в финал Кубка обладателей кубков, но ее растоптал португальский судья Коррадо. Вспоминаешь – и сердце кровью обливается.
На этой стенке – огромная черно-белая фотография 1990 года с моим самым любимым футболистом всех времен и народов Федором Черенковым, к которому я тогда приехал в Тарасовку брать одно из первых в жизни интервью. За нашими спинами – памятник Ленину и деревянное строение, которых на подмосковной базе «Спартака» уже и в помине нет...
Те юношеские годы, когда самым большим счастьем была победа «Спартака», а самым страшным горем – его поражение, я не забуду никогда. Наверное, вернуть их невозможно. Другим стал «Спартак», другим стал я. Другой стала вся наша жизнь.
Но для болельщика любимая команда – это что-то святое и идеальное. То, чем хочется гордиться самому и на примере чего воспитывать своих детей.
И несмотря на то что я давно уже журналист, а не болельщик, мне безумно хочется, чтобы когда-нибудь «Спартак» вновь стал близок к такому идеалу. И страшно не хочется другого – чтобы мой ребенок однажды задал мне вопрос о «Спартаке», на который я, опустив глаза, не смог бы ответить.
Для этого и написана книга, которую вы сейчас держите в руках.
Глава 1
ДРАМА РОМАНЦЕВА
...ПЯТНИЦА, 13-Е. Вы можете быть убежденным материалистом, с презрением относиться к любого рода суевериям. Но если вы при этом – болельщик «Спартака», дальнейший рассказ, возможно, заставит-таки вас поверить в мистику. То, что произошло в тот день, конечно, было неизбежно, все к тому шло. Но в том, что резкий поворот судьбы «Спартака» был предрешен именно в пятницу 13-го, видится какой-то особый знак. Черная метка для красно-белого клуба.
Итак, поздним вечером пятницы, 13 июня 2003 года, за два дня до финала Кубка России между «Спартаком» и «Ростовом», в офисах спортивных редакций трех ведущих российских телекомпаний – «Первого канала», РТР и НТВ – раздались звонки одинакового содержания. Пресс-атташе клуба Алексей Зинин просил телевизионщиков прислать съемочные группы на спартаковскую базу в Тарасовку к 14.00. О чем будет идти речь, руководитель пресс-службы не сообщил, ограничившись фразой: «Романцев хочет сделать важное заявление».
Заявление будет действительно важным – это стало ясно сразу. Хотя бы потому, что Романцев подобных шагов не предпринимал никогда. Человек, годами игнорировавший послематчевые пресс-конференции и вообще редко появлявшийся на публике, вдруг решил прибегнуть к услугам «четвертой власти». Зачем? Что за бомбу он готовит? Репортеры, готовившиеся к поездке в Подмосковье, места себе не находили от нетерпения.
Пишущую прессу, правда, в Тарасовку не пригласили. Но не из-за романцевской к ней неприязни, а по сугубо технической причине: газеты в связи с праздниками не выходили, а Романцев, уже общаясь с репортерами, несколько раз подчеркнул, что видит смысл в своем заявлении исключительно до финала Кубка России. Он попросил тележурналистов показать отснятый в субботу материал непременно до матча с «Ростовом», и вечером того же дня эфир состоялся. Заявление было скоротечным.
И сжигало мосты.
Романцев – что характерно, не в официальном зале для пресс-конференций, а своем кабинете на втором этаже – сказал:
«На фоне последних выступлений „Спартака“ все чаще в средствах массовой информации появляются слухи о моем возможном уходе из команды. В данный момент это было бы самым легким для меня решением. Но я чувствую ответственность за судьбу „Спартака“ и прилагаю все силы, чтобы вывести команду из сложной, почти критической ситуации. Выиграв девять чемпионатов России и завоевав несколько раз Кубок страны, „Спартак“ всегда останавливался в полушаге от чего-то серьезного. Мы были в полуфинале всех трех европейских турниров, но болельщики справедливо хотели от команды большего. Для того чтобы выигрывать что-то серьезное в Европе, „Спартаку“ не хватило самой малости, а может быть, самого главного – хорошего и правильного финансирования. К сожалению, надежды, что с приходом нового руководителя в клуб можно будет создать команду европейского уровня, не оправдались. „Спартак“ потерял почти все свои позиции как в футбольном плане, так и в организационном. Выход я вижу только один: надо вернуться к недавним добрым временам, когда в клубе каждый занимался своим делом и именно за это дело отвечал.
„Спартак“ – это команда не Старостина, Нетто, Симоняна и тем более не Романцева. „Спартак“ – это народная команда. Судьбу этой команды должен определять народ, а не амбиции нескольких людей. Думаю, все спартаковцы готовы ответить на любые вопросы по поводу ситуации в команде. Времена сейчас тяжелые, но мы помним и другие времена, когда „Спартак“ вылетел в первую лигу. Тогда болельщики объединились, искренне поддерживали команду. И „Спартак“ начал играть хорошо, вышел в Высшую лигу и стал чемпионом. Все это благодаря тому, что мы летели на крыльях болельщиков. Может быть, сейчас тоже стоит попробовать так же».
