Вода в озере казалась чистой, но в действительности она была замутнена суспензией тонко измельченных частиц ила; сверхмощный прожектор, присоединенный к наблюдательной камере, вызывал рассеивание света, и человек, сидевший в ней, мог видеть впереди себя только на 3—5 футов. Кроме того, глубина погружения достигала 680 футов, что для камеры Шаффнера было многовато.

Полковник Хеггер обратился к Паю с просьбой оказать помощь, и в июле 1957 г. (менее чем через две недели после катастрофы) на Констанцское озеро прибыл Бен Коулмен, привезя с собой новейшее свое детище — телевизионную камеру, присоединенную к ковшу.

Единственным подходящим судном для использования в качестве плавучей базы был озерный паром, который в дневное время выполнял свои обычные функции. Полковник Хеггер преодолел это небольшое препятствие, договорившись о том, чтобы группа Пая могла брать паром по ночам. Ей разрешалось также пользоваться лебедками Шаффнера. А в дневное время Шаффнер работал в своей наблюдательной камере и с помощью кошки извлекал из-под воды обломки самолета. Однако нужные детали, которые могли объяснить причину аварии, были найдены и подняты с помощью телевидения.

Излюбленная лампа Коулмена в 150 ватт позволяла телекамере «видеть» на расстоянии 20 футов — в четыре раза дальше, чем мог видеть человек, сидевший в наблюдательной камере. Я смотрел фильм, снятый во время этой экспедиции. Изображение на экране было исключительно четким. Вместе с тем фильм дает представлении о том, как трудно было каждую ночь следить за экраном пока телекамера плыла над дном озера. Ил, ил, ил без конца. Казалось, будто кто-то льет его на экран. Стоило больших усилий смотреть на все это, а не смотреть было нельзя. Если ослабить внимание, то можно легко прозевать тот полный драматизма момент когда на экране появляется изображение первого скопления обломков. Ночной мрак затруднял управление ковшом но дело было все-таки сделано. Работы продолжались двенадцать недель, в течение которых было поднято около 80% частей самолета. Прежде на такой глубине ничего подобного еще не делалось. Агрегат из телевизионной камеры и ковша оказался практичным средством для подъема судов и ценностей Я спросил Бена Коулмена, на какую глубину может погружаться его телекамера.

— На одном из озер Швейцарии она спускалась на 1200 футов, — ответил он. — Но должна действовать и на глубине 3000 футов.

— А что ее лимитирует?

— Длина сплошного кабеля. Если это препятствие устранить, то следующая остановка произойдет на глубине 4500 футов. Ниже этой отметки начнутся помехи, поэтому нормальный телевизионный канал не будет функционировать. Пришлось бы тогда опускать под воду всю передающую аппаратуру.

— А давление воды?

— Оно не вызывает трудностей. Можно надеть футляр, который защитит камеру от давления на максимальной существующей глубине — 35 000 футов.

— А достигнув этой глубины, каким осветителем вы будете пользоваться? — спросил я в заключение.

— Все той же лампой в 150 ватт, — ответил Коулмен.

Однажды, когда доктор Гарольд Эджертон готовился к погружению на большую глубину с фотоаппаратом, один посторонний наблюдатель спросил, что он предполагает там найти.

— Если бы я, братец, знал, то не стал бы и затруднять себя поисками, — ответил он.

В это время Эджертон работал над тем, как установить фотоаппарат на внешней оболочке глубоководного аэростата FNRS-3. Его реплика как бы предваряет рассказ о профессоре Пиккаре, который тоже стремился к глубинам, не зная, что там увидит.

История Пиккара является в некотором роде продолжением истории Бартона — Биба; но Август Пиккар принадлежит к свободным водолазам, хотя ни разу еще не замочил даже ног. Главное его отличие от Биба в том, что он не привязывал свой глубоководный корабль к поверхности.

Трос хорош для наблюдательной камеры, которой не надо погружаться очень глубоко. Так же обстояло дело и с аэростатами. При подъемах на небольшую высоту ничего плохого в привязном аэростате нет. Но если вы хотите подняться на несколько миль (или спуститься на несколько миль, если говорить о море), то вам надо перерезать канат или трос, привязывающий вас к земле, и тогда вы пойдете вверх (или вниз) без задержки. Это необходимо для вашей же безопасности. По этой причине Пиккар считал батисферу Биба довольно опасной штукой, на что он и намекнул изобретателю при встрече с ним на Всемирной выставке в Чикаго.

Батисфера являлась одним из двух самых замечательных экспонатов выставки. Вторым экспонатом был стратостат FNRS, на котором Пиккар поднялся на высоту 53 000 футов. Его называли «самым высоким человеком на земле», а Биб считался «самым низким». Между ними было много общего, и Пиккар сообщил Бибу по секрету, что он работает над созданием глубоководного аэростата.

Основные проблемы, с которыми сталкивается человек при подъемах в воздух и спусках под воду, один и те же: дыхание и давление. В стратосфере воздух слишком разрежен и слишком легок, чтобы поддерживать человеческую жизнь. Авиаторы — предшественники Пиккара — принимали это как должное и даже не пробовали проникнуть в стратосферу. Но Пиккар попытался (и достиг в этом успеха) позаимствовать опыт исследователей морских глубин. В основе наблюдательной камеры, бронированного водолазного скафандра и наконец батисферы лежит одна и та же идея: окружить исследователя оболочкой и изолировать от воды, подавая ему воздух под нормальным атмосферным давлением. Оболочка должна быть достаточно прочной, чтобы противостоять наружному давлению воды. Если такую же оболочку поднять в стратосферу, то она должна, наоборот, сдерживать находящийся внутри воздух, не давая ему вырваться в окружающее разреженное пространство.

К такому типу воздухонепроницаемой оболочки и относится гондола FNRS (НФНИ), названная так в честь «Национального фонда научных изысканий», выделившего деньги на ее постройку. В этой гондоле Пиккар с доктором Максом Козиисом и совершили свой рекордный полет. Вскоре после этого Пиккар задался идеей спуска на аэростате под воду. НФНИ-2 представлял собой батискаф, или глубоководное судно. Таким образом, воздухонепроницаемая оболочка после первого в истории полета в качестве аэростата-гондолы возвратилась туда, откуда пришла или где, во всяком случае, была задумана. Вместе с этой гондолой в воду отправился в первое путешествие и наполненный воздухом баллон, названный поплавком.

Аэростат поднимается потому, что содержит газ, который легче воздуха. Чтобы облегчить подъем, экипажу достаточно сбросить балласт; для того чтобы уменьшить подъемную силу и спуститься на землю, надо выпустить из мешка часть газа. Этот же принцип управления Пиккар предложил и для батискафа. Такова теория. Но для того чтобы применить ее на практике, надо преодолеть главную трудность— разницу между давлением воздуха и давлением воды.

Когда Пиккар поднялся на аэростате на высоту в 10,5 мили, соотношение давления внутри гондолы и вне ее было 11:1. Такое же соотношение наблюдается при погружении в воду на глубину ста с небольшим ярдов. Но Биб спускался на тысячу с лишним ярдов, а Пиккар мечтал о погружении на глубину в четыре раза большую. Поэтому оболочка у батисферы должна была быть гораздо прочнее, чем у аэростата-гондолы. Это значило также, что поплавок нельзя наполнять газом или газовой смесью, поскольку все газы легко сжимаются. Его надо было наполнить либо жидким, либо твердым веществом, более легким, чем вода. Пиккару хотелось использовать металл литий (самое легкое твердое вещество из всех известных), но его нелегко было достать. Тогда он остановил свой выбор на бензине, вес которого составляет две трети веса воды.

Требовалось решить немало и других технических задач перед тем, как считать глубоководный аэростат в основном готовым к спуску под воду. Однако наступил 1939 г., и на протяжении последовавших шести лет в море над водой и под водой хозяйничали уже военные корабли. Пиккар вернулся на родину, в Швейцарию, которая в войне не участвовала, но не имела моря. Доктор же Козине, подданный Бельгии, большую часть войны пробыл в немецком концентрационном лагере. Работу они возобновили лишь в 1946 г., а два года спустя батискаф был готов к спуску. Кусто и его группа, высоко ценившие попытку совершить глубоководное погружение с автономным аппаратом, выразили готовность сотрудничать. НФНИ-2 и «Эли Монье» отправились в глубоководный район у берегов Западной Африки, чтобы совершить первые спуски.