— Я вам ничего не говорил, — наконец выдавил из себя редактор.

— И не надо, — весело улыбнувшись, хлопнул его по коленке Вентура. — Мне и так ясно! Вы пока свободны. Позже мы с вами ещё побеседуем.

Затем Вентура спустился на первый этаж, где под охраной карабинеров сидели Клаудио Понти и Луиджи. Лицо последнего было очень бледно, на лбу выступили капли пота. Врач, увидев комиссара, быстро подошел к нему.

— Их нужно срочно отправить в госпиталь, — тихо, но настойчиво сказал он.

— Обоих? — спросил Вентура.

Врач посмотрел на главаря террористов, на его повязку, сквозь которую проступали пятна крови, и после некоторого колебания кивнул:

— Да, обоих.

— Хорошо, — вздохнул комиссар. Затем подошел к террористам. — Желаете что-нибудь сказать?

Луиджи даже не шевельнулся. Понти, который не спускал глаз с комиссара, кивнул:

— Хочу сделать заявление для прессы.

Вентура пожал плечами.

— Пригласите журналистов.

Через минуту в комнату ввалились репортеры, приехавшие с Рицо, сверху спустились Горанин и Мазини. Понти обвел присутствующих лихорадочным взглядом и медленно, тщательно подбирая слова, сказал:

— Я желаю заявить, что «красные бригады» не причастны к взрыву на вокзале. Мы ничего не знали об этом террористическом акте. Незадолго до него я, правда, выполнил поручение, которое мне дал один человек — установил дистанционный взрыватель на мине, предназначенной для одной из наших «колонн». Её-то и должен был передать на вокзале Марио Коста.

— Как зовут человека, чье поручение вы выполняли? — быстро спросил Мазини.

Клаудио Понти покачал головой:

— Я пока не назову его.

— Почему вы решили сделать свое заявление? — спросил один из репортеров.

— Для того, чтобы обо мне не забыли те, на кого я работал.

— Надеетесь, что вам вторично помогут бежать из тюрьмы? — уточнил репортер.

— А почему бы и нет? — Губы Клаудио Понти растянулись в ухмылке.

Когда террористов увезли в госпиталь, Вентура подошел к Горанину. Достав полупустую пачку «Винстона», он извлек из нее мятую сигарету и, закурив, глубоко затянулся. Затем наконец посмотрел на журналиста.

— Синьор Горанин, я должен выразить вам глубокую признательность за помощь, оказанную полиции. Говорю это и как официальное, и как частное лицо. Во многом благодаря вам нам удалось обезвредить группу опасных террористов.

— Но ведь вы могли сделать это намного раньше, — холодно ответил Игорь. — Хотя бы после моего звонка в полицию, когда я сообщил вам о явочной квартире «бригад». Но вместо полицейских туда прибыли боевики, и это едва не стоило нам жизни. Как вы можете объяснить этот, мягко говоря, весьма странный факт?

Лицо Вентуры потемнело от гнева, но он сдержался и, сделав несколько глубоких затяжек, отшвырнул сигарету.

— Я понимаю ваши сомнения и подозрения, но пока не знаю, кто предупредил террористов.

Комиссар тяжело вздохнул и после паузы продолжил:

— К сожалению, и в полиции есть продажные лица, и вам это известно, видимо, не хуже, чем мне. Но я найду того, кто это сделал, — закончил он яростно. — Вы верите мне?

Игорь пристально посмотрел на него, глаза их встретились, и взгляд журналиста потеплел.

— Я хочу вам верить, комиссар.

Вентура удовлетворенно кивнул и, развернувшись на каблуках, быстро направился к дверям. Около выхода он обернулся.

— Я не должен был бы вам этого говорить, но… Рицо сообщил о пресс-конференции не только журналистам, но и банкиру Альберто Минео. Есть основания предполагать, что оба они являются членами масонской ложи. Кроме того, банкира довольно часто видят в обществе господина Уильямса из посольства США — резидента ЦРУ. Но если вы решите использовать эту информацию, на меня прошу не ссылаться.

Он уже отворил дверь, когда его окликнул Мазини:

— Комиссар!

Вентура обернулся.

— Слушаю.

— Любезность за любезность. Мы, откровенно говоря, знали о разговоре редактора с банкиром. Хочу также сообщить, что в это же утро Минео звонил Уильямсу. О… в их беседе не было ничего предосудительного — они всего лишь договорились о срочной встрече. Но, думается, сам факт их переговоров в свете последующих событий выглядит далеко не безобидно.

— Чем вы докажете это?

Мазини усмехнулся:

— Если вы обещаете не вникать, каким образом я получил эти сведения, могу предоставить вам кассету с записями телефонных разговоров. — Вентура покачал головой, потом кивнул:

— Давайте пленку.

— Сейчас принесу.

Мазини вышел из комнаты и через минуту вернулся с кассетой в руке. Протягивая её Вентуре, он пристально посмотрел ему в глаза:

— Мне хочется верить, что это поможет вам, комиссар.

— Мне тоже, — буркнул Вентура и, не прощаясь, вышел.

Разговор посла с резидентом ЦРУ носил напряженный характер.

— Черт побери, Уильямс! Вы же утверждали, будто вся операция отлажена, как часы. Каким образом вы допустили провал такого серьезного дела?

— Непредвиденные обстоятельства, — пожал плечами резидент. — От них никто не застрахован. Тем более — в нашей работе.

— Обстоятельства, — повторил посол. — Вам и платят за то, чтобы вы их предвидели.

Помолчав, он с раздражением спросил:

— Как вы думаете теперь выкручиваться? Мне уже звонили из министерства иностранных дел: они просят, чтобы вы нашли возможность встретиться с комиссаром Вентурой и ответить на несколько его вопросов. И, боюсь, это только начало. Вдруг этот террорист Понти вздумает назвать имя вашего агента, который, как я догадываюсь, причастен к взрыву на вокзале? — Посол встал из-за стола и в волнении принялся ходить по кабинету. Затем, приняв какое-то решение, он повернулся к Уильямсу.

— Я думаю, вам необходимо срочно уехать. А мы тут в случае чего будем вас прикрывать.

— Я уже получил такое указание из Лэнгли. Послезавтра сюда прибудет наш сотрудник, который заменит меня на этом посту. Но перед отъездом я должен уладить кое-какие дела, — Уильямс поправил холодно блеснувшие очки и, кивнув, вышел из кабинета.

Телефон разразился пронзительной трелью, и Горанин, который ждал звонка из Москвы, сразу же снял трубку. На линии сначала были помехи, затем он услышал знакомый голос редакционной стенографистки:

— Алле-о, алле-о, — повторяла она.

— Здравствуйте, Елена Петровна, — радостно сказал Горанин.

— Здравствуйте, Игорек! — сразу же откликнулась она. — Что-то вас давно не было слышно. Болели?

— Об этом при встрече, — сдержанно ответил Горанин и после паузы спросил: — Ну что, будем работать?

— Пожалуйста, я готова, — отозвалась стенографистка.

Горанин начал диктовать:

— Отдел капиталистических стран. Заглавие: «Предвыборная кампания по сценарию ЦРУ». Текст с абзаца…

Игорь писал эту статью всю ночь. Давалась она ему с трудом. Мгновениями он ловил себя на том, что сидит, упершись взглядом в лист бумаги, а в голове вновь и вновь прокручиваются сцены бегства с виллы, головокружительной погони по улицам города, перестрелки на мельнице.

Но не только и не столько об этом собирался рассказать читателям Горанин. Очередная провокация ЦРУ, невольным участником разоблачения которой он стал, заставила его ещё раз с болью подумать о стране, ставшей для него хорошо знакомой и близкой.

Каменная лестница, ведущая к площади Испании — на её ступенях он любил посидеть среди тысяч туристов… Редкостная по красоте, идеальная в пропорциях статуя волчицы — он часто приходил полюбоваться ею в один из залов Капитолийского музея… Везувий, казавшийся при взгляде с залива двугорбым верблюдом… Многие уголки этой прекрасной страны навсегда вошли в сердце Игоря. А главное, он полюбил её людей — открытых, жизнерадостных, искренних.

Поэтому с горечью и сарказмом Горанин писал о той несправедливости, которая царит в стране. О том, что и сегодня члены правительства, на словах пекущиеся о гражданах страны, служат, оказывается, не народу, а заокеанским партнёрам. Что уважаемые финансисты и «капитаны индустрии», чьим мудрым заботам обществу советуют доверяться, на самом деле обделывают через масонскую ложу свои грязные делишки, считая её чем-то вроде ассоциации по улучшению материального положения богачей. Что командование вооруженных сил, призванное охранять покой республики, на деле составляет заговоры против неё. Были в его статье строки и о том, что испытанные секретные службы, день и ночь стоящие на страже демократии, отбивая атаки террористов всех мастей, в действительности покровительствуют террористическому подполью, снабжая его оружием, деньгами и документами, чтобы быстрее покончить с этой самой демократией. А печать — совесть либерально-демократического истеблишмента, по передовицам которой сверяют, как надо жить и думать, во что верить, — оказывается содержанкой масонских банкиров…