Он по-хозяйски взял сумку из ее рук, поставил на тумбочку и стал расстегивать пуговицы на Ленкином пальто.

– Как ты меня нашел? – холодно спросила Ленка.

– По телевизору увидел. – Он сел на корточки и занялся «молнией» на ее сапогах.

– И что дальше?

– А дальше – дело техники, – засмеялся Малыш. – Был очень удивлен, когда узнал, что у моего Карлсона есть фамилия и даже имя. И адресное бюро у нас работает на редкость исправно, и Лен Бубенцовых в Москве оказалось всего штук пятнадцать. Так что чуть больше месяца поисков – и я у ваших ног!

Он помог ей снять сапоги и выпрямился:

– Ну, рассказывай, как ты тут без меня живешь!

– Нормально, – вяло ответила Ленка и прошла на кухню.

– Сумка со жратвой? – спросил Малыш.

– Нет-нет, – испугалась Ленка, – поставь ее на место. – И неожиданно для себя соврала: – Я только что из командировки.

– Я так и подумал, – снова засмеялся Малыш.

– Что ты ржешь-то все время? – Ленка тоже невольно улыбнулась. – Соскучился, что ли?

– А то! Сколько лет, сколько зим!

– Ни лет и ни зим, – поправила его Ленка, – а дней и ночей...

– Да какая разница! – вспылил Малыш. – Все равно долго!

– Долго, – согласилась Ленка.

Малыш стоял в дверях, явно не зная, как дальше себя вести.

– Ну? – спросил он.

– Что «ну»?

– Разве так поступают порядочные Карлсоны?

Ленка промолчала, и он пояснил:

– Бякнула своим резвым моторчиком и скрылась в небе без следа. Разве так можно с Малышами? А Малыш без нее скучал, титьку просил...

Он снова засмеялся и попытался ее обнять. Но Ленка так сильно напряглась, что у Малыша сами собой опустились руки.

– Что-то случилось? – Он все еще улыбался, но в голосе уже забилась тревога.

– Ничего не случилось. – Ленка почувствовала, как сухо стало у нее во рту.

– Ты мне не рада? – еле слышно проговорил Малыш.

Ленка взяла со стола сигареты и закурила.

– Ты мне не рада? – На этот раз он почти кричал.

– Отчего же, рада, – призналась Ленка.

Малыш выхватил из ее рук зажигалку и тоже закурил.

– Так я не понял, мне уйти?

Ленка закашлялась и отвернулась к окну.

– Что ты молчишь, Лена! – Малыш впервые назвал ее по имени.

Ленка держалась из последних сил. «Правила кормления грудью...» – красным по белому. Если она скажет еще хотя бы одно слово – все пропало. Смирительную рубашку никто не поднесет, успокоительный укольчик не сделает.

Малыш бережно положил зажигалку на стол и быстро зашагал к двери.

Вот и все, подумала Ленка. Так мне и надо. Нарвалась на грубость.

За что это все мне? Мне одной...

Побежать? Остановить?

Малыш, пожалуйста, Малыш, не уходи! Я все прощу! А в чем, собственно, ты виноват? И что, что я должна тебе простить? Эту нелепую случайность, этот небрежный оскал судьбы, эти неловко брошенные карты: дальняя дорога, казенный дом, потеря бубнового короля и бледный призрак пиковой дамы, выходящий по ночам из пыльного зеркала?

Вернись, Малыш, мне страшно...

Разве ты совсем ни при чем?

Наверное, ни при чем. Сучка не захочет – кобель, соответственно, не сможет причинить ей никакого вреда, из чего следует, что на извечный женский вопрос «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю?» есть окончательный и бесповоротный мужской ответ – «Всегда».

А была ли девочка? Капроновые банты... Белые носочки, красные штаны... Что-то очень похожее на рэп, подумала Ленка. И стала начитывать все то же самое, но уже в другом темпе: А была ли девочка? Капроновые банты, белые носочки, красные штаны? И куда ни поглядишь – всюду оккупанты... Всюду оккупанты потные видны... Ну и так далее. Конечно, это не Eminem, но мастерства-то не пропьешь. С таким счастьем – и в горе. А что делать, если сбычи мечт не получилось? Если только с чистой совестью отправиться в ванную на вскрычу вен...

Ленка вдавила сигарету в пепельницу и заметалась по кухне. Надо что-то делать, делать что-то надо. Под руку попадались какие-то ненужные вещи: то чайник, то пепельница, то грязное полотенце. И, словно вдруг вспомнив что-то очень важное, Ленка побежала на балкон и вернулась оттуда с ведром и половой тряпкой.

Лестничная клетка перед ее и Варькиной квартирой никогда не отличалась особой загаженностью, если не считать небольших лужиц, оставляемых Варькиной собакой, страдающей явным недержанием мочи. Преодолевая брезгливость, Ленка со всем этим безобразием блистательно справилась, но от встречи с Варькой ей увильнуть не удалось, та застала-таки ее за наведением окончательного блеска.

– Надо же! – восхитилась Варька, округлив свежевыщипанные брови.

– Пошла ты... – тепло ответила Ленка и тут же скрылась за дверью, захлопнув ее прямо перед Варькиным любопытным носом.

Потом она вымыла полы в квартире, постирала белье, привезенное из больницы, сварила кофе, нашла в кухонных шкафах остатки печенья, поужинала, приняла душ и совсем без сил повалилась на кровать.

Ночь прошла без сновидений, да и следующий день новых впечатлений не принес. Вечером позвонила мать и сказала, что она очень рада, что Ленку наконец выписали. И не приехать ли вообще? Не помочь ли чем? Посильно.

– Только не это, мама! – взмолилась Ленка. – Пожалуйста, не приезжай, мне надо побыть одной.

– Хорошо-хорошо, я не навязываюсь. Но все равно я буду тебе периодически позванивать, ладно? Или лучше ты мне. Обещаешь?

Ленка обещала.

Прошло еще три осточертелых дня, и Ленка пришла к выводу, что если и дальше бить баклуши, то можно просто сойти с ума. И не избежать бы ей этого, если бы не Игорь.

Он позвонил ночью, когда Ленка, наглотавшись валерьянки, делала вид, что спит. У него как раз вдохновение случилось, а против вдохновения не попрешь. Пришло родимое, а значит, надо хватать его за хвост и использовать на полную катушку. В такие редкие моменты Игорю особенно все удавалось. И если получалось что-нибудь совсем из рада вон, он не мог отказать себе в удовольствии поделиться своей радостью с кем-нибудь из близких ему людей.

– Ничего не хочу знать! Сейчас диктую тебе «рыбу», и как хочешь крутись, но чтоб к вечеру у меня была песня. Никаких отговорок я от тебя не принимаю! Ты только послушай, какая музыка чумовая! Бери ручку и, пока я не передумал, записывай. «В лесах дремучих – холода, в полях вонючих – лебеда, в морях тонучих – корабли, в руках могучих – только ты!» Записала?

Ленка молча положила трубку на рычаг и спрятала голову под подушку. Телефон разрывался пару минут, а потом заткнулся. Ленка вылезла из-под своего укрытия и потянулась к телевизионному пульту. Сна все равно ни в одном глазу, надо было хоть как-то отвлечься.

Телефон зазвонил снова, и Ленка подумала, а вдруг это мама? Но из трубки вновь послышался ласковый голос Игоря:

– Любимая! Нас разъединили! Нет, ты врубаешься, какой припевчик! «Гули-гули, летели пули, летели пули по-над землей...»

– Боже мой! – взмолилась Ленка. – У тебя есть сердце? Или хотя бы совесть? Ну не могу я, не могу! Понимаешь ты это или нет?

– А ты постарайся! – ответил как ни в чем не бывало Игорь. – Вдохновись, воспламенись, взвейся!

– Это от пуль-то воспламениться?

– Ты не придирайся к словам, на то она и «рыба», чтоб быть несколько тухловатой, ты лучше музыку слушай. Вах! Какая мелодия! И потом – срочный, очень срочный заказ. Тебе что, деньги не нужны?

– Нужны, – честно призналась Ленка, вспомнив про тотальное подорожание кур.

Если бы она была заботливой дочерью, то сидела бы, как и раньше, в тепле какого-нибудь супермаркета. И мать была бы сыта, да и сама как-никак на людях. А теперь вот, все время дома, и в большинстве случаев – одна. Самореализуется.

Ленка справилась не только с пулями, но через пару дней написала еще и два самостоятельных текста, один про зимний дождь, другой про лунный свет. Игорь мгновенно возбудился, оба текста положил на музыку и пригласил Ленку в студию послушать, как здорово все получилось.