Ночами воины Араб-Шаха спали вполглаза, ибо бесшумно из непроницаемой тьмы являлись мстители, и тогда хрипели неосторожные дозоры в предсмертном ужасе.
Ловить руссов в их родных лесах было бессмысленно, а главное — некогда.
Татары роптали, но предводитель их был неумолим.
Только через десять дней тумены татарские прорвались через все преграды и остановились на виду города Пронска. И за эти десять дней султан только убитыми потерял около двух тысяч человек. Раненых уже было в три раза больше.
Араб-Шах хмуро выслушал это сообщение.
«Почти целого тумена нет, — думал он. — А мы еще и не видели главных сил коназа Олега»...
Пронск оборонялся целых шесть дней. Крепость сгорела дотла. И когда ордынцы встали на пепелище, никого живого они не обнаружили.
— Где жители этого злого города? ! Где женщины, дети?! — раздраженно спросил царь золотоордынский, сам не зная кого. — Я вижу среди головешек только тела павших урусских батыров.
Так оно и было на самом деле. Ожидая врага, воевода Пронска Протасий Акуд[139] приказал неспособным держать оружие жителям покинуть город и укрыться в лесах. Защищая родину, легли костьми три тысячи богатырей-прончан вместе со своим воеводой. Но и урон, нанесенный ими врагу, был страшен. Каждый русский ратник унес с собой жизни трех, а то и пяти ордынцев.
Еще неделю стоял на пепелище Великий Султан Дешт-и Кыпчака Араб-Шах Гияс-лид-Дин Муззафар, поджидая подкрепление из тумена, оставленного для прикрытия. И ни одного пленного уруса...
Подкрепление пришло. Бинбаши Куварза-бей доложил, что привел с собой шесть тысяч булгар.
— Но в степи осталось всего столько же батыров, — сообщил он.
Араб-Шах не поверил. Он заранее уверил себя в том, что, узнав о походе на Русь, под его бунчук будут стремительно стекаться тысячи любителей легкой наживы. Но этого, как ни странно, не произошло. С недоуменным вопросом султан обратился к многоопытному Сагадей-нойону.
— Я все время говорю: весной на Урусию ходить бесполезно, — с некоторой долей раздражения еще раз напомнил военачальник. — Это не степь. Ты сам видишь, о Муззафар, все здесь залито водой. Засеки не горят, реки переполнены, кругом болота. На Урусию надо нападать осенью, когда все пересохнет, когда сабанчи[140] будут зерно с полей убирать. Только тогда пути набега откроются. Все в Орде это знают, поэтому не спешат в твое войско.
— Но ведь в прошлом году я дошел сюда, — Араб-Шах топнул ногой о землю, — всего за два дня.
— В прошлом году коназ Олег не ждал нападения, и весна была не такой поздней. И воды столько не было. Тебе просто повезло в прошлом году. А сейчас тебя ждали.
Султан раздраженно хмыкнул, отвернулся, постоял так минуту-две, обернулся:
— О чем доносят яртаулы[141]?
— Сюда идет главное войско Рязанского коназа Олега. Оно уже недалеко, всего в одном переходе.
— Сколько?
— Пять тысяч пеших батыров и три тысячи на конях.
— Наконец-то к нам невольники сами идут! — обрадовался полководец. — Мы их встретим на том поле, которое вчера смотрели...
Олег, великий князь Переяслав-Рязанский, тоже знал это поле. А уж Даниил, князь Пронский, наверняка. Знали оба русских полководца и то, что ордынцам нет нынче более подходящего места для решительного сражения. Только там стремительный враг может атаковать их полки, ибо до самой Рязани узкие лесные дороги тянутся, да и те наполовину затопленные.
Много знали татары: разведка у них была зоркая. И путь на Рязань не был для них загадкой. И все же всего они знать и видеть не могли. Не ведали, например, что следом за полками Олега идет сильное московское войско во главе с самим «коназем-баши Димитро»; что от Козельска воеводы Тимофей Вельяминов и Игнатий Сокол скрытно продвинули вперед мощный отряд тяжеловооруженных всадников; что Дмитрий Боброк и князь Владимир Серпуховский готовы ринуться от крепости Шилово наперерез ордынским тылам, стоит только Араб-Шаху подойти к столице Переяслав-Рязанского княжества.
Султан Золотой Орды со своим свирепым и жадным воинством еще не влез в котел, приготовленный для него руссами. Города Серпухов и Лопасня были своеобразным днищем этого сосуда; Шилово с востока и Козельск с запада — стенки; а Рязань — самое его нутро!
Крышкой этого воображаемого гигантского котла был Пронск. И крышку сию Араб-Шах-Муззафар уже сбросил. И готов был цепкий ордынский полководец с головой туда забраться и ухватить богатую добычу...
Русские полки подходили к полю брани.
Битва произошла утром последнего дня мая месяца. Рязанцы стояли несокрушимо, отбили все наскоки настырной татарской конницы, сами несколько раз контратаковали, потеряли до тысячи ратников, но отошли только к вечеру следующих суток, не сломав строя.
Сагадей-нойон возбужденно звал своего повелителя вперед, завершить разгром врага.
— Если мы разобьем этих батыров, то Рязань защищать будет некому! — убеждал он султана.
Куварза-бей говорил Араб-Шаху о том же, поясняя:
— Самое трудное позади. Около Рязани нет таких гибельных мест. Там много открытых полей аж до самого Мушкафа. Там мы развернем тумены облавной дугой и выловим всех урусов на этой земле!
Полководец сидел нахохлившись на своем тонконогом вороном коне, молчал хмуро и сосредоточенно и, как на реке Пьяне, похож был на могильную птицу ворона, застывшего над человеческой бедой. Но ликования от нынешней победы в душе честолюбивого военачальника не было. А только горечь от выигранного сражения, похожего на разгром. Ведь по живой силе войско султана почти в четыре раза превосходило рязанскую рать, а разметать его и полонить за два дня упорной битвы так и не смогло...
Утром в третий день лета великий князь Переяслав-Рязанский Олег Иванович с изумлением узнал, что ордынцы спешно отступили. И не просто отступили, а бежали!
Как опытный вожак волчьей стаи, Араб-Шах-Муззафар почуял внезапную опасность и, еще ничего не ведая о положении дел вокруг, понял, что его заманивают в смертельную западню.
«Иначе коназ Олег с небольшой дружиной не стоял бы передо мной так смело», — здраво рассудил он.
Леса скрыли от непобедимого кок-ордынского полководца простор. Леса и засеки не позволили ему широкими облавными крыльями, как бывало в степи, вторгнуться сюда и, словно гигантским неводом, выловить на огромном пространстве всех людей от мала до велика. Вместо этого султан вынужден был продвигаться по тесным буреломным дорогам и держать все силы при себе. Следовательно, такие силы можно скрытно окружить и уничтожить.
Только сейчас Араб-Шах понял, почему даже великому Бату-хану с полумиллионным войском не удалось стать твердой ногой на Руси. Могучий предок золотоордынских султанов прошел здесь огнем и мечом, но только зимой. Зимой, когда реки сковал лед, когда все пути были открыты и урусам негде было спрятаться, когда не было этих ужасных засек. А с наступлением весны и Бату-хан тоже вынужден был отступить в простор степей, как это сделал нынче его незадачливый потомок.
«Да, Урусия — не равнина без конца и края, — мрачно размышлял султан. — В конце концов, и Бату-хан потерял бы тут все свои многочисленные тумены. Они таяли бы изо дня в день от внезапных ударов неуловимых лесных разбойников, покамест не исчезли бы все до единого воина»...
Когда повелитель приказал отступать, его окружили возмущенные темники и тысячники. Но он не счел нужным объясняться, сказал только:
— На Асторкан пойдем.
Мурзы переглянулись. Сагадей-нойон решился задать вопрос, который волновал всех:
— А Мамай?
— Мамай опять сцепился с Идиге-ханом. Весть такую мне только что принес гонец из Сарая ал-Джедида, от матери моей — Высочайшей Тулунбик-ханум.
Весть и в самом деле была отрадной, и военачальники молча склонили «покорные» головы: ограбить соседний улус единоверцев безопаснее и значительно прибыльнее, чем злые урусские княжества.
