— Спутник Юпитера. Шесть букв, последняя «а».

От неожиданности я обернулся. Ольга Семеновна разгадывала кроссворд.

— Европа.

— Подходит… О чем задумался, Юрий Иванович?

— Так, о пустяках. Денег платят мало. Вчера отменили закон всемирного тяготения. А завтра наука докажет, что человек может обходиться без пищи, аккумулируя солнечный свет.

Тут же в разговор вклинился Яков Борисович.

— Да, молодежь пошла шустрая, — сказал он, переставляя на доске фигуру. — Вам шах, уважаемый!

— Кого вы имеете в виду, Яков Борисович? — Я изобразил на лице крайнюю степень удивления. — Уж не нашего ли президента?!

Дискуссия не успела набрать обороты. В дверях появился всклокоченный шеф.

— Неужели деньги дадут? — пискнула Ольга Семеновна.

— Прошу заметить, каких трудов мне стоило выбить аванс. — Он вытер платком потное лицо и с трудом втиснулся за рабочий стол.

— Нельзя ли огласить сумму? — осторожно поинтересовался Петрович.

— Думаю, рублей по триста получим.

Яков Борисович прокашлялся. Ольга Семеновна вздохнула.

— Маловато, — подвел итог Петрович.

— Прокурор добавит, — не удержался я и отвернулся к окну. Шикарные иномарки мокли под дождем. От крыльца к автостоянке бодро двигались братья Гусейновы. Рафаэль и Салман. Очень авторитетные личности в узких кругах. Оба в светлых длиннополых пальто нараспашку…

До утреннего чая оставалось полчаса. Красиво написав слово «объяснительная», я несколько раз старательно обвел каждую букву.

— Юра, тебя к телефону.

Запнувшись, едва успел подхватить аппарат. Короткие гудки. Черт! Если это опять с Юпитера, найду шутника и засуну ему трубку в неподходящее для этого дела отверстие. Шеф многозначительно смотрит в мою сторону. Намекает. Я пожимаю плечами. Солдат спит — служба идет.

За десять минут переношу на бумагу историю про Валеру и лифт. Получается вполне художественно и озорно. Рисую красивый вензель и подписываюсь: «Ваш навеки Юрий Стрелков». Шеф, не глядя, кладет лист в папку. Ему некогда. Он поглощен своей работой. Раскрашивает цветными карандашами график сдачи «процентовок». Чистый Малевич, в рот компот!

Ольга Семеновна все еще мучает кроссворд.

— Символ плодородия у наших предков. Шесть букв, первая «ф», — шепчет она.

— Фаллос, — отзываюсь я, не раздумывая.

— Подходит! — Она краснеет и недоверчиво смотрит на Якова Борисовича. — Но этого не может быть!

Завязывается дискуссия о нормах приличия для кроссвордов. Я беру сигарету и выхожу в коридор. Мавр сделал свое дело…

В туалете Горшков тщательно моет чашку. Я выключаю свет и благоразумно отхожу в сторону.

— Привет, Горшков! — Главное, не дать ему опомниться. — Займи стольник до получки.

Он молча выворачивает карманы.

— Жмот!

Из-за угла показался Кулибаба, дымя неизменной «беломориной», и тут же пристроился мне в хвост.

— Говорят, Жириновского застрелили, — начал он с самой важной новости.

— Давно пора, — отвечаю как можно равнодушнее.

— И Совет Европы снова выступает за прекращение боевых действий на Кавказе. Вчера по телевизору показывали.

Я резко остановился.

— Сергеич, я тебе завтра пачку папирос подарю, только отстань!

На его лице отражается вся гамма чувств.

— Не обижайся. Просто сегодня с утра невесомость объявили, а у меня от нее морская болезнь. Душа в пятки уходит и тошнит. Вон Горшков пошел с газетой, иди с ним пообщайся. И умоляю: не делай резких движений!

Самое тяжелое время — послеобеденное. Стоит сесть за стол, тут же закрываются глаза. От нечего делать взялся третий раз проверять расчет на прочность периферийных узлов изделия «КС-12».

— Юра, тебя к телефону. — Петрович с недовольной гримасой передает трубку. Его оторвали от важных дел.

— Отгадай, чем я в данный момент занят? — загадочно спросила трубка.

— Сейчас попробую… — Облегченно вздыхаю, узнав голос Марата. — Разговариваешь со мной.

— Даю еще одну попытку.

— Читаешь беседы с Чогьямом Трунгпой, четырнадцатым воплощением ламы Трунгпа-тулку.

— Почти угадал, — огорчился Марат. — Я левитирую. В данный момент вишу под потолком. Или висю? Массаракш…

— Что случилось?

— Упал. Правым коленом зацепился об угол дивана. Очень больно. Ничего, левитация — дело тонкое. В следующий раз дольше продержусь в воздухе.

— Марат, я на работе.

— Про указ слышал, надеюсь? Президент — наш человек. Махатма. Мы тут с ним недавно в астрале повстречались. Обменялись, так сказать, мнениями. Гениальным мужиком оказался! Представляешь, 150 миллионов россиян уже на пороге Просветления. Ты меня слушаешь?

— Самым внимательным образом.

— А чего голос такой кислый? Подожди, я на тебя сейчас в тонком плане посмотрю… Ну вот. Так и думал. Сахрасрара в порядке, а нижние чакры совсем не работают. Надо бы тебе срочно энергию подкачать.

— Прямо сейчас? — Я скосил глаз на коллег. К нашему разговору они проявляли живой интерес, хотя и тщательно его маскировали. — Может, лучше вечером покачаем?

— А чего тянуть? — Марат всегда был неумолим. — Закрой глаза. Представь, что ты дерево.

— Представил. Я дуб.

— Лучше слива. — Он не понял иронии. — Ты дерево, твои ветви тянутся к солнцу, а корни уходят глубоко в землю…

Я медленно положил на стол трубку, продолжавшую бубнить голосом Марата, и задумался: а может, я и в самом деле дерево? Было бы хорошо…

— Ольга Семеновна, скажите нашему начальнику, что мне вдруг стало плохо с животом и я пошел домой с целью отлежаться до завтра.

— А другим что говорить? — Она ехидно улыбнулась и поправила очки.

— Для других меня просто нет. Я ушел в астрал. Причем навсегда…

Троллейбус энергично подбрасывало на ухабах. Редкие капли дождя оставляли на стеклах грязные разводы. Уцепившись за поручень, пытаюсь читать по лицам сидящих. Меня интересует, кто из них первым освободит место. Главное, оказаться в этот момент неподалеку.

Ну вот, опять не повезло. Только сдвинулся к середине, где зашевелилась девушка, как сзади появилось свободное пространство. Уже поздно. Его занял шустрый школьник. Действительно, откуда берется такая наглая молодежь?

На следующей остановке меня поджидал сюрприз. Расталкивая всех костылями, в салон ворвался Валера. Кого-то согнал с места и, далеко отставив загипсованную ногу, победно огляделся. Воин-галл после взятия Рима. Я рефлекторно прикрылся газетой. Увидит — не отвяжется. Вот уж кого не чаял встретить. Трудно найти маршрут, более удаленный от нашего дома, чем этот.

Когда вышел на улице Лизы Чайкиной, лишь тогда понял, куда меня понесло. На Космический проспект. К Тимуру. Звонить ему бесполезно. Либо спит, либо бдит. В Сети, естественно. Зато всегда можно дома застать. Правда, я с трудом вспоминаю, когда был у него последний раз. Тимур настоящий друг. Мы с ним вместе в Политехе учились. Он не обижается. Он просто не замечает. И через год обрадуется, будто позавчера расстались. Есть такие люди, у которых время движется с другой скоростью. Подозреваю, на них и прочие законы физические не распространяются.

Вот и третий этаж. Давлю на кнопку и машу рукой в глазок.

С негромким жужжанием срабатывает запорный механизм. Толкаю дверь. Она поддается. Уже что-то новенькое. Теперь он и встречать не выходит. Всё дистанционно. Без отрыва от монитора.

— Привет, старичок! — голос раздается из глубины квартиры. — Надеюсь, вешалку найдешь?

— Как-нибудь, — ворчу я, цепляя куртку на крючок. Двумя пальцами брезгливо стягиваю грязные ботинки. Гадкое время года. Лучше бы сразу мороз.

— Ты не представляешь, как я тебе рад.

— Почему же, представляю… даже очень неплохо. Просто в силу природной скромности ты тщательно скрываешь собственные чувства. Не надо этого эмоционального минимализма. Будь проще. И люди к тебе потянутся.