Так уж повелось, что день Зои Матвеевны измерялся периодами от одного телефонного звонка дочери до другого. Разговаривали они обычно четыре раза в сутки, и, как правило, беседы эти всегда заканчивались скандалом. Несмотря на свой преклонный возраст, 80 лет, у Зои Матвеевны энергии было еще много. Правда, сил мало. Переругивания с дочерью были для нее единственной возможностью выплеснуть избыточную энергию, встряхнуться и разнообразить свою жизнь, последние дни которой стремительно убегали. После прогулки и скудного обеда (не потому скудного, что бабе Зое не хватало продуктов, а потому, что чувство аппетита покинуло ее еще во времена приватизации) она садилась на старый диванчик и, сложив руки между колен, замирала. Ни о чем не думая, она могла просидеть целый час. Пробыв в оцепенении сколько требовалось, Зоя Матвеевна вновь оживала, звонила дочери, а потом принималась за чтение бесплатных газет, которыми каждое утро забивали ее почтовый ящик.
Для бабы Зои самым ценным в этих бестолковых бумажках, конечно, была телевизионная программа. Интересны были также статьи о народной медицине, заметки о распродажах и разных выгодных акциях, а также материалы об анормальных и аномальных явлениях.
«Хоть бы одним глазком взглянуть, — мечтала Зоя Матвеевна, прочитав очередную сенсационную статью, — а там и помирать можно». Она верила в них сильнее, чем в Бога.
После чтения баба Зоя принималась поливать и лелеять свою герань. Розовые, красные, белые и даже фиолетовые венчики любимого растения радовали ее глаз круглый год. Чтобы герань была еще ярче и сочнее, Зоя Михайловна поливала ее кровью оттаявшего мяса.
Перед вечерним чаем баба Зоя всегда подводила часы, которых в ее квартире было предостаточно, и делала дежурный звонок дочери.
Дом, куда она звонила, кипучая жизнь распирала по швам. В тесноте двухкомнатной квартиры жили-поживали бабы-Зоина дочь с мужем, внук с женой и правнук. Жили они все тяжело, с надрывом: очень мало места было в том доме для них пятерых.
Порой бабе Зое становилось совестно за свое упорное нежелание уступить квартиру молодым. Но совесть беспокоила ее недолго. Воспоминания о том, как она сама жила в молодости, иногда ночуя в подъездах и на чердаках, легко глушили ее совесть.
Когда-то давно демобилизованный солдат привез ее в огромный незнакомый город вместе с добытой по случаю железной кроватью и трофейным патефоном. Но свекровь отказалась пускать молодую провинциалку на порог своего дома, и теперь баба Зоя считала, что пережитые ею годы, наполненные страданиями, дают ей право на нынешнее привилегированное положение в просторной двухкомнатной квартире. И все бы ничего, да вот беда: молодые совсем с ней порвали. Не то что в гости не приходят, не позвонят даже! Хотя Зоя Матвеевна прекрасно понимала, что ни о каких теплых отношениях между ней и семьей внука и речи быть не может до тех пор, пока она одна обитает в отдельной квартире, а молодые втроем ютятся в небольшой комнате.
Баба Зоя, может быть, и пошла на уступку, если бы не жена внука — своенравная, вспыльчивая девка, такая же, как она сама, баба Зоя, в молодости. Сделать эту строптивую молодуху хозяйкой дома, в котором она прожила тридцать с лишним лет, баба Зоя, понятное дело, считала невозможным. А посему вот уже четыре года Зоя Матвеевна существовала одна, почти не ведая той жизни, которую вели молодые. Протекающие краны, разбитая раковина, вздутый, вылетающий паркет, закопченный потолок — вся эта разруха ничего не значила по сравнению с невыносимыми приступами одиночества.
Так уж получилось, что Зоя Матвеевна последняя осталась в живых из тех, кто вселился в этот дом, когда он был новостройкой. За треть века из дома ушли все, кто когда-то знал Зою Матвеевну без седых волос, уступив свои квадратные метры новым, совсем другим суетливым людям. Из них баба Зоя никому не была интересна, как, собственно, и ей никто.
Однажды Зоя Матвеевна потерялась во времени: забыла перевести в нужный день часы и целое утро жила, обгоняя все государство на шестьдесят минут. Когда она, включив телевизор, не увидела на экране знакомых лиц негодяя и обманутой плаксивой красавицы, баба Зоя решила, что, наконец, сошла с ума.
«Вот и настал момент, — сказала она себе, — дожили».
Но долго переживать мнимую утрату рассудка Зое Матвеевне не пришлось, так как на ее глазах стало происходить нечто невероятное. Медленно, как подъемная кабина работников-высотников, выплыла из-за стоящей на подоконнике разноцветной герани блестящая плоскость их тарелки. От радости и восторга Зоя Матвеевна даже не смогла удивиться. Она быстро ушла в комнату, чтобы надеть свое парадное шелковое платье, а когда вернулась, серебристый диск и ее окно уже соединял выдвижной трап. Все происходило именно так, как она себе неоднократно представляла: медленно разъехались створки двери, и в проеме показалась хитроватая зеленая мордочка. Пупырчатое, как огурец, существо, ростом не выше бабы-Зоиного живота, с выпученными глазами и улитковыми наростами на голове, шустро перебежали по трапу и спрыгнуло с подоконника на пол. За ним второе, ничем не отличимое от первого, потом третье, четвертое… Вскоре зеленые человечки заполнили всю кухню. Они хаотично метались по помещению, хватая все, что попадалось в их четырехпалые лягушачьи руки. Зоя Матвеевна, глядя на это представление, лишь качала головой и всплескивала руками. Гуманоиды с интересом рассматривали посуду, газеты, пустые бутылки, брошюры о народной медицине. Потом они разбежались по комнатам. Им все было интересно. Пока гости носились по квартире, баба Зоя заварила чайку, собрала нехитрое угощение и пригласила гуманоидов за стол. Зеленые существа быстро расселись и с большим, как показалось бабе Зое, удовольствием приступили к чаепитию. Болтая кривыми ножками, они делились впечатлениями на своем квакающем языке. Зоя Матвеевна же сидела во главе стола и суетливо предлагала гостям то одно, то другое. После чая Зоя Матвеевна включила бразильский сериал, и все увлеченно уставились в телеэкран. В моменты особо сильного накала страстей зеленые существа подпрыгивали, махали руками и даже закрывали глаза. Гости Зои Матвеевны оказались очень сострадательными созданиями.
Когда серия закончилась, гуманоиды взяли Зою Матвеевну за руки и подвели к трапу. Один из них что-то квакнул и показал длинным чешуйчатым пальцем на тарелку.
«Приглашают, — решила баба Зоя. — Ну что ж, отказываться не буду».
Она поставила около окна табуретку и, кряхтя, перебралась с нее на подоконник. Маленькие человечки заботливо поддерживали ее со всех сторон. На трапе у Зои Матвеевны закружилась голова, и она чуть было не рухнула вниз с пятиэтажной высоты. Но гуманоиды ловко подхватили ее и довели до входа в тарелку. Перед тем как створки двери сомкнулись, баба Зоя посмотрела на окна своей квартиры и помахала им рукой.
— До свидания, — тихо произнесла она, — наверно, я уже больше не вернусь.
Двери закрылись. Зою Матвеевну усадили в мягкое кресло около большого иллюминатора. Один из человечков нажал на нужную кнопку и тарелка, закружившись, устремилась вверх.
— Полетела, — шепнула себе Зоя Матвеевна.
По мере того как тарелка набирала скорость, вид за стеклом иллюминатора терял свои конкретные очертания и вскоре превратился в сплошную разноцветную кашу. Бабе Зое стало нехорошо. Она зажмурилась и провалилась в черную дыру беспамятства. Когда в голове Зои Матвеевны снова ожили мысли, тарелка уже не неслась неведомо куда, а медленно парила над южным, утопающим в зелени городком. Все в этом городке было знакомо бабе Зое — каждая улочка, каждый домик. Она жестом попросила гуманоидов опуститься пониже и прижалась лицом к иллюминатору.
Внизу ходили люди, одетые по моде полувековой давности: девушки в платьях с раздутыми юбками, мужчины в широких штанах, шнурованных сверху тишотках и тюбетейках. Повсюду мелькали перепоясанные кожаными портупеями офицерские френчи. Лицо сурового вождя внимательно следило за суетой городка с сотни украшенных цветами портретов. Похоже, в городке был праздник. Тарелка опустилась еще ниже и зависла прямо над танцевальной площадкой. Сердце Зои Матвеевны заколотилось в ритме доносящегося пасадобля: там внизу, в небольшом военном оркестре сидел со своей трубой ее бравый жених. Он белозубо улыбался и рассказывал что-то смешное своему приятелю, другому оркестранту. Музыкантов окружала вереница девушек с пылающими глазами, среди которых баба Зоя заметила своих сестер и подружек. Непонятно как в летающую тарелку проник вязкий запах южного лета. Зоя Матвеевна направилась к выходу из тарелки, но зеленые человечки преградили ей путь. Вздохнув, она снова уселась в свое кресло у иллюминатора.