«Помеха» справа по носу у меня, обязан уступить дорогу. Всех сгоняю вниз, предупредив командира, что в случае необходимости уйдем по «срочному» вниз. Непрерывно уступая (как кот, который гоняется за своим хвостом), на среднем ходу играю «срочное погружение».

Через 20 секунд мы были на глубине 140 метров. Только после этого я отдраил нижний рубочный люк и спустился в центральный. В боевой рубке, опуская перископ, ясно слышал грохот винтов. Мороз по шкуре. Пронесло. Дунули в подводном положении на юг, поближе к терводам. Там всплыли. Получили приказание следовать в базу. Пошли. Куда деваться. Начали подмываться, готовясь к интервью с командованием. Красная нить – мы сплошные дураки (по данным разведки – это группа кораблей еще на расстоянии пятисуточного перехода к Баренцеву морю), а мы, видите ли, где-то откопали их. Цирк какой-то…»

(Да, так все и было – «срочное погружение» и грохот винтов над головой. Чуть-чуть нас не вспороли. А. П.)

Я же предупреждал: я – гений. Просто не все об этом знают. А поскольку давно уже существую в этом качестве, то к людям отношусь хорошо. Я позволяю им размножаться. Помнишь заветное: «Плодитесь и размножайтесь»? Я его только немного осовременил. Добавил: «Ну, что с вами поделаешь?!»

Нет слов для описания радости при виде их радости.

Да, да, да, их очень много: пропавших без вести, утонувших, сгоревших заживо моряков. Еще больше неморяков. В России все не для людей. Здесь все для чего-то – для государства и еще для чего-то, куда более бездушного – для легенды, истории, престижа, для мифа.

Что нам-то от этого мифа? Если это не для людей, то зачем это все?

Иногда меня спрашивают – мой ли опыт в истории «72 метра», и я отвечаю, что нет. Просто, когда писал, я нырял вместе с ними и прокладывал путь в темноте, наощупь, измерял метры до воздушной подушки.

Я покрывался мурашками, мне было холодно.

Я задыхался, хватал ртом воздух.

Лодки гибли и прежде. Люди замерзали в воде десятками. Люди переоблучались, взрывались, тонули, горели.

Но об этом не знала страна. Это не было позором на весь мир. Это был такой небольшой внутриведомственный позорчик, который все «ответственные» благополучно переживали. Конечно! Конечно, были смотры, осмотры, решения, постановления, обращения.

И промышленность привлекалась к разбирательствам.

Но! Проходило время и все повторялось. Опять – взрывы, пожары, гибель людей.

Письмо Люлина:

«С появлением «Харлана Каунти» (26000 т водоизмещения, из которых добрая половина еще и боевые пловцы и т. д.) головной боли на флоте прибавилось. Принцип «отодрать своих, чтоб чужие боялись» использовался нашим начальством повсеместно. Конечно, можно было их попугать. Но они не из пугливых. Используя спутниковую навигацию, эта банда имела возможность «топтать» беленький бордюр наших тервод, не опасаясь последствий. И не опасались. Топтали и были всегда в готовности рвануть по «газону» Кольского и через 30 минут досконально изучить кипучую деятельность подводничков, славных гаджиевцев, по воплощению в жизнь круглосуточной задачи: превратить помойки в сад. Выскакивали несколько раз наши на продленном моторесурсе, пытались погонять нахалов, но моторесурс (собака!) не понимал того, что его продлили, вынуждал возвращаться. Потом разборка, мат, порка, латание дыр и новые попытки вытеснить за пределы этих гадов. Несколько раз поднимали авиацию. Устрашала. Нарушала международные соглашения о недопущении пролета над, и т. д. и т. п. Через МИД пришла «порка». Своим, естественно. Может быть, там были «цветные доказательства» бестолковости советских командиров субмарин. (Ну наверняка где-то у них есть и моя фотография на мостике «Азухи» – вот бы заполучить!) Что было у нас против них? Да ровным счетом ничего. Кроме извечного вахтенного журнала, карандаша, ручки и бессильной злобы. Мат. Кулак. Озлобившись, решили «вытеснять» американцев ясное дело кем – ОВРой (охрана водного района) в составе одинокого тральщика типа «Моторист».

В первый же выход «Моторист» задал им дрозда. Подошел к борту «Харлана» на расстояние плевка и как начал ему угрожать – у него там есть что-то, напоминающее пушку.

Беднягу «Моториста» (сто лет в обед) мучила отдышка, он чихал и кашлял, но демонстрировал непримиримость,!!!!!!!!!!неподкупнуто суровость, решимость умереть. Подействовало. С мостика «Харлана» свесился перепуганный американец.

Начал, сволота, протокольные мероприятия, «консенсуса» искал: «Хелло, командир! Судя по твоему возрасту, ты в возрасте своего тральщика, а уже капитан-лейтенант. Карьерист, наверное?»

«Слушай, командир, а кто это рядом с тобой суетится!» – «Замполит!» – отвечает командир «Моториста» с достоинством.

«А чем он у вас занимается?» – допекает американец.

«А хуй его знает! – хотел отбрить командир, но вовремя сдержался и ответствовал вполне дипломатично. – Тем же, чем и Ваш капеллан!» – «Что Вы говорите?» – удивился американец и предложил произвести «ченч» – замполита на капеллана.

Внутренне командир был готов к такому «ченчу» (думаю, что и замполит бы не возражал). «Протокольные» переговоры продолжались. «Харлан» и грозный «Моторист» шлепали бок о бок по «бордюру» тервод в сторону Кильдина и обратно до Кольского и Рыбачего. Через некоторое время «Харлан» навесил над мостиком «Моториста» небольшую стрелу с грузовой сеткой, в которой находилась какая-то внушительных размеров коробка.

«Командир, прими от нашего стола вашему!» Шок. Изумление. Мучительные колебания, а потом: «А-а и хрен с ним!» – принял решение командир, и дал распоряжение заму приготовить что-нибудь в ответ. Американцы «Мотористу» – мороженое, соки, виски и прочие американские «гадости», примерно на неделю, а «Моторист» американцу (замполит расстарался) книгу дорогого и любимого Леонида Ильича Брежнего «Возрождение» – одну вязанку. «Ченч» состоялся. Отдали самое дорогое. По приходу «Моториста» выпороли, конечно».

В «Коте» есть рисунки.

«Там такие рисунки! – сказал мне один местный пуританин, – Как же я их покажу жене и детям?»

Я ему сказал, что он дубина. Просто теряю читателей. От книги к книге.

«Хороший» – это вменяемый. А «невменяемый»? «Невменяемый» – это нехороший. Видишь, как легко?

А «хорош»? Есть такое выражение «временами он был необычайно хорош».

Так вот «хорош» – это частично вменяемый.

Весь мир делится именно так: на вменяемых – их мало, невменяемых – чуть больше и – «хорош».

Генерал может быть всяким: от полного идиота до вполне.

У меня есть только один генерал. Зовут его Генерал Кожемякин.

Так вот он как-то сказал: «Если мне однажды придется сказать правду, то, я думаю, этим все и кончится».

И еще: «Разреши им говорить все, что хочу, и получится то, чего никогда не было», и «Парад – это когда налицо только я и руководство страны!»

И еще он сказал: «Я иногда размышляю о том, что должно произойти, и в голову приходит всякая чушь!»

Или: «Никогда не думайте о другом слишком плохо, потому что на поверку может быть еще хуже!»

Другие его изречения: «Чем больше барабанов, тем ширее грудь!» и «Один ум – хорошо, а ваш – еще лучше!»

Тут его попросили как-то выразить благодарность родине.

«Родина моя дорогая! – начал он. – Родина! – повторил он. – Уже ли я. не мыслим втуне, не на потребу, не красно словца для. поелику. Родина! – и тут его начали душить рыдания. – Родина! – рыдания – Ро…» – а потом всё. Умер.

Шиза есть.

Объясняю на пальцах.

Самое вредное – это различные поля: электрические, магнитные и т. д. Чем больше лодка, тем больше на ней электромеханизмов, и тем сильнее воздействие полей на человека. У человека есть свое собственное поле – электрическое и магнитное, но оно маленькое. Это все равно, что ты все время находишься в состоянии магнитной бури. Выдерживаешь все это только по молодости. Потом – изменение давления воздуха. Давление воздуха в лодке за сутки может повышаться до 890 мм р. ст. (норма 760), и потом за один час давление меняется до 690 мм (для сравнения – бабушкам становится плохо при падении давления за сутки на 20 мм, а здесь за час – 200). Потом воздух искусственный, содержащий до 300 ароматических составляющих, которые далеко не витамины. Предел для подводника по возрасту – 40 лет.