Зачисление преступника в разряд эндогенных или экзогенных имеет большое практическое значение. Оно важно – не только с точки зрения законодателя и судьи, определяющих содержание и размеры уголовной ответственности, но и с точки зрения пенитенциарных деятелей, которым оно указывает, на что именно в личности преступника должны быть обращены их усилия, и с точки зрения органов розыска и следствия, так как в отношении принадлежащих к этим разрядам преступников необходим различный подход и возникают разные задачи. В одном случае надо лишь укрепить или усилить те свойства личности, которые у последней есть и только недоразвиты, и иногда прибавить к имеющимся криминорепульсивным элементам некоторые новые. В другом случае главная задача в том, чтобы разложить или уничтожить сложившиеся у личности комплексы, изменить известные ее свойства и дополнительно усилить несколько криминорепульсивную часть ее конституции. В одном случае внимание должно быть направлено на особенно тщательное и подробное изучение тех внешних обстоятельств и обстановки, при которых субъект совершил свое преступление, и встает вопрос о том, каким образом в дальнейшем поставить этого субъекта под действие более благоприятных для него внешних условий. В другом случае внимание и исследование должны направиться, прежде всего, в сторону изучения присущего личности предрасположения к известному преступлению, его силы и корней, его связи с другими сторонами личности, его, так сказать, анастомозов с другими сферами деятельности и разнообразными склонностями личности, и встает вопрос о средствах, которыми можно было бы этот более или менее выкристаллизовавшийся в личности осадок растворить и выделившиеся его элементы ввести в круг новых ассоциаций, лишенных криминогенного характера; вопрос об укреплении или усилении криминорепульсивной части конституции личности носит в этом случае дополнительный характер и рассматривается в связи с первой проблемой. Ясно, что, вследствие различия обрисованных задач, подход к личности в том и другом случае должен быть различен. При этом, конечно, признавая преступника эндогенным, мы должны иметь в виду то его состояние, в котором он находится сейчас, в момент суждения о нем, а не в то, в котором он находился раньше, в начале своей, быть может, долгой преступной карьеры. Если субъект совершил несколько преступлений, заключение о принадлежности его к той пли другой основной группе должно делаться на основании оценки всей его преступной деятельности в ее целом. Как отмечено выше, повторная преступная деятельность не всегда дает право на зачисление субъекта в разряд эндогенных преступников. С другой стороны, тот факт, что человек совершил лишь одно преступление, не препятствует зачислению его в эндогенные преступники, даже в один из наиболее опасных их разрядов, если имеются налицо условия, свидетельствующие о его предрасположении к преступлению. Принадлежность преступника к экзогенным определяется не одним внешним признаком, – наличностью внешних факторов, создававших для субъекта тяжелое положение, а преобладанием этих факторов в генезисе преступления, что имеет место, лишь если у субъекта нет предрасположения к преступлению, и он действовал преступным образом именно вследствие сильного давления внешних факторов, создававших для него тяжелое положение. Эндогенный же преступник, прежде всего, характеризуется тем, что в его конституции до известной степени уже выкристаллизовалось предрасположение к какому-либо преступлению, представляющее собою более или менее легкораздражимый элемент личности, который, при действии на нее различных впечатлений, дает реакции криминального характера

Прежде, чем перейти к обрисовке отдельных преступных типов, необходимо остановиться на одном очень важном различии признаков типа. Преступный тип очень сложен. В него входит много признаков, среди которых можно различать признаки основные и дополнительные. К основным принадлежат те взгляды, расчеты и склонности личности, вообще те ее черты, благодаря которым представление известного преступления заняло у нее господствующее место в сознании, и возникла склонность к совершению этого преступления для достижения определенных результатов. Дополнительными являются те из признаков, характеризующих общее физическое, умственное и нравственное состояние личности, в которых можно видеть причину образования основных признаков или отсутствия достаточных задержек их проявления; они образуют как бы общий фон, на котором вырисовывается известное сочетание основных признаков. Если основные признаки образуют как бы основное ядро в содержании типа, то дополнительные признаки, в их совокупности, можно сравнить с окружающей это ядро массой, в которую оно погружено. У эндогенных преступников к основным принадлежат те признаки, которые входят в содержание отличающего их предрасположения к преступлению. У экзогенных основными являются признаки, которые послужили корнями их недостаточной стойкости в борьбе с выпавшими на их долю затруднениями. Иными словами, у эндогенных преступников основными являются те признаки, из которых слагается их приспособленность к совершению известного преступления, а у экзогенных – те, которые обусловливают их неспособность к Достаточно стойкой борьбе непреступными средствами с тем затруднительным положением, в котором они оказались и из которого обыкновенно люди выходят непреступным путем.

Среди основных признаков, в свою очередь, какой-либо один является центральным в том смысле, что благодаря нему известное последствие преступления представлялось особенно- привлекательным и с представлением его у данного субъекта связывался самый сильный импульс к совершению преступления.

В описании преступного типа, прежде всего, должен быть оттенен этот центральный признак и группирующиеся около него основные признаки, а затем – признаки дополнительные.

Устанавливая тип того или иного преступника, необходимо, далее, считаться с возможностью, что одно и то же лицо, по отношению к разным преступлениям, может быть носителем сходных или различных типов, например, профессиональный убийца может быть и профессиональным домовым вором, или профессиональный карманный вор может быть эмоциональным убийцей-новичком из ревности, или импульсивным виновником тяжкого телесного повреждения и т. п. Словом, в одном лице могут совмещаться несколько аналогичных или совершенно различных криминальных типов. Эти случаи могут быть названы стечением или конкуренцией криминальных типов. Проследить те корреляции, которые существуют в этих случаях между различными типами и их характерными чертами, составляет ряд интереснейших проблем криминальной психологии, которые займут в будущем видное место в ее содержании. Обратить серьезное внимание на совмещение в одном лице нескольких преступных типов и на их сходство или различие важно, между прочим, и потому еще, что иногда это может сильно помочь разобраться в различиях и взаимоотношениях членов больших шаек. Последние часто имеют в своем составе очень различных лиц, которые играют в них существенно различные роли и, несмотря на свое участие в общих делах шайки, по особенностям своих типических черт и по своей роли в этих делах, заслуживают выделения из общей массы участников. Примером может служить хотя бы шайка Котова-Смирнова, о котором мне придется еще говорить ниже. Был, между прочим, среди членов его шайки один профессиональный карманный вор, который сам совершенно неспособен был совершить убийство и в некоторых кровавых делах шайки согласился принять участие, выступая лишь на определенной второстепенной роли, – носильщика награбленного добра или лица, стоящего на страже во время бандитского налета. Не лишено интереса остановиться ненадолго на личности этого юноши. Сергей Гаврилов, 20 лет, русский, уроженец г. Воронежа. Его отец служил рабочим на водокачке при станции. Семья жила бедно. Детей было 6 человек. Жалованье отца было невелико. Притом отец сильно пил запоем. У родителей Сергей прожил до 17 лет; затем он порвал с ними, в 1919 году бежал в Белгород и занялся торговлей папиросами и карманными кражами. Родителей он ни в чем не обвиняет и говорит, что был с ними в хороших отношениях. Но не трудно догадаться, что он еще в Воронеже сбился с пути и стал заниматься кражами, чем и был вызван его разрыв с семьей. В такой большой и бедной семье некому и некогда было наблюдать за каждым ребенком. Сергей рано познакомился с улицей, и это знакомство привело его к кражам. Ремесла он никакого не знал, к работе не привык. Умственных интересов у него не было никаких. Он учился 3 года в церковно-приходской школе и любил почитать чувствительные романы, но следов это чтение в его душе оставило немного. Это – ветреный юноша, не привыкший и неспособный ни к какому планомерному труду, любитель «легкой» жизни, которую ведут профессионалы-карманники. Краж он, по его собственному признанию, совершил несколько десятков. В бандитской шайке Котова он оказался случайно. Карманными кражами он занимался в разных городах – в Воронеже, Курске, Белгороде. В Курске он через одного карманника и познакомился с Котовым. В Курске же он в первый раз участвовал, в 1922 году, в одном из «котовских» дел. До этого в Гжатске Котов предлагал ему участвовать в одном «деле», но Сергей из страха отказался. В курском деле он также сначала участвовать не хотел, но его уверили, что его роль там будет второстепенная – «только узлы поможешь нести», – сказали ему, – он и согласился. У него самого на убийство «энергии не хватит». Вот карманная кража, это – по нем, – «дело самое простое». По его мнению – она вполне допустима. Во время курского «дела» Котова он стоял в сенях, потом его позвали нести мешки. Проходя внутрь за мешками, он видел трупы убитых и набрался страха. «Я сам себя не чувствовал на этих делах, – говорит он, – но отклонить их я не мог». «Мне теперь даже снятся эти трупы», – добавил он. Второй и последний раз он участвовал в убийстве Котовым 6 человек на Поклонной горе. Его позвали брать мешки в тот момент, когда соучастник Котова – Морозов – начал убивать связанных.