Метаморфозы демонических персонажей служат особым подтверждением того, что дьявол не имеет собственного лица и мимикрирует в зависимости от обстановки. Это общее представление и для духовной литературы, и для фольклора. Дьявол – не творец по причине своей неспособности к самостоятельному творческому акту, он – всего лишь интерпретатор, истолкователь, использующий человеческий талант в своих целях. Он – воплощенный грех, а по определению Павла Флоренского, «грех бесплоден, потому что он – не жизнь, а смерть. А смерть влачит свое призрачное бытие лишь Жизнью и на счет Жизни, питается от Жизни и существует лишь постольку, поскольку Жизнь дает от себя ей питание. То, что есть у Смерти, – это лишь испоганенная ею жизнь же. Даже на „черной мессе“, в самом гнезде дьявольщины, Диавол со всеми своими поклонниками не могли придумать ничего иного, как кощунственно пародировать тайнодействия литургии, делая все наоборот. Какая пустота!»[99]

То, что Москва стала для сатаны большим варьете, – общее место многочисленных исследований булгаковского романа, что, впрочем, нисколько не снижает значения этого момента. Беснования построены исключительно на театральной основе, и театрализация ощущается буквально с первых строк «Мастера и Маргариты».

Мы уже говорили о театральности первого появления Воланда в Москве (см. ч. II, гл. 2 «Дворец Ирода и квартира № 50»). Вкратце напомним: сначала Иван и Берлиоз – зрители, перед которыми появляется сатана, затем они – участники трагедии, происшедшей на Патриарших прудах. «Три стороны квадрата», на которых появляется «публика», напоминают зрительный зал; скамейка, где сидят литераторы и Воланд, – сцена. Поскольку Берлиоз и Иван из зрителей становятся актерами, логично предположить, что на Патриарших прудах состоялось два выступления сатаны.

На следующий день, когда «маг» показал Степе Лиходееву контракт, изумленный директор Варьете увидел «надпись сбоку рукою финдиректора Римского с разрешением выдать артисту Воланду в счет следуемых ему за семь выступлений тридцати пяти тысяч рублей десять тысяч рублей. Более того: тут же расписка Воланда в том, что он эти десять тысяч уже получил!» (с. 496–497).

По контракту Воланд должен выступить в Москве семь раз, получая за каждое выступление по пять тысяч. В четверг утром припиской финдиректора Степа Лиходеев был уведомлен о том, что два из семи намеченных представлений как бы уже состоялись, ибо за них заплачено. Аванс авансом, но для «посвященных» так называемые выступления имели место быть. Действительно, Воланд выступает перед литераторами в двух ролях: «специалиста по черной магии», консультанта, «иностранца», а также Понтия Пилата. Грим безупречен, роль сыграна вдохновенно, в ее основе – роман мастера о Понтии Пилате. Рассказ «иностранца» необычен – это яркое видение. Булгаков, большой любитель кинематографа, использовал все его возможности в описании дворца Ирода Великого и встречи Понтия Пилата с арестантом Иешуа в первой части «апокрифа», во многом опередив свое время, точнее, время возможностей отечественного кинематографа. Во всяком случае, Воланд рассказывает так, что ершалаимские события воспринимаются зримо. «А может, это и не он рассказал, а просто я заснул и все это мне приснилось?» – думает Иван, изумленный только что увиденным (с. 459).

Можно предположить, что первое выступление Воланда на Патриарших – роль Понтия Пилата для литераторов, второе – перевод Берлиоза из зрителя в действующее лицо драмы на Патриарших, т. е. инсценировка смерти главного редактора под колесами трамвая. Второе выступление рассчитано на самого широкого зрителя, первое – только для избранных. «Массовое» выступление можно условно разделить на три акта: 1-й – знакомство с литераторами; 2-й – смерть Берлиоза; 3-й – погоня Ивана за «консультантом». Постепенно на московскую сцену выходят и актеры сатаны: первым материализуется Коровьев, затем к уходящему Воланду присоединяется «громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами» (с. 466) кот, впоследствии получивший имя Бегемот.

Аналогично разбивается на акты и второе выступление Воланда: 1-й акт – допрос Иешуа; 2-й – встреча с Каифой; 3-й – Пилат на помосте. Костюмы и декорации меняются под стать меняющемуся времени. Сначала Воланд в Москве выступает как вполне респектабельный господин в сером костюме. Декорация – естественный пейзаж бульвара, только освещение меняется: «Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая» (с. 459).

Во втором выступлении он меняет грим и костюм сообразно времени и становится «прокуратором в белом плаще с кровавым подбоем». Поскольку в Москве должно состояться семь выступлений сатаны, можно предположить, что он должен семь раз сменить костюм.

Третье выступление Воланда – демонстрация своих возможностей Степе Лиходееву. Оно, по словам Булгакова, имеет четыре «явления»: сначала появился сам маг, затем из зеркала выступил Коровьев, следом за ним – Бегемот. Возникнув из ниоткуда, они принялись дружно обличать Степу. А затем «...случилось четвертое, и последнее, явление в квартире, когда Степа, уже сползший на пол, ослабевшей рукой царапал притолоку. Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий...» (с. 500).

К «актерам», появившимся накануне на Патриарших, добавился Азазелло. «Явления» происходят в той же последовательности, что и там: сначала – Воланд, затем Коровьев, после него – кот.

Изменился и костюм Воланда. Перед Степой он предстал одетым «в черное и в черном берете» (с. 493). Вместе с костюмом меняется и роль: сатана превращается из историка в артиста, мастера своего дела, и переходит от теоретических изысканий в области черной магии к практическим упражнениям в ней. Очень скоро Степа убедился в том, что «маг» слов на ветер не бросает.

Четвертое выступление – сеанс в Варьете. К этому времени вся свита Воланда уже в Москве. Последней появилась Гелла, которую первым увидел принесенный в квартиру № 50 Варенуха. Случилось это днем, во время грозы. В театр Воланд пришел в сопровождении «длинного клетчатого» и «жирного кота». «Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным по длине фраком дивного покроя и тем, что явилась в черной полумаске» (с. 535). Коровьев отрекомендовался финдиректору Римскому как «ихний помощник»; ни его облик, ни его костюм за эти сутки не изменились. Азазелло в этом представлении участия не принимает, зато на сцене возникает Гелла «в вечернем черном туалете» (с. 543).

В романе мастера действующие лица из окружения Пилата тоже появляются постепенно: сначала читатель знакомится с Крысобоем, затем возникает Афраний, далее – Банга, последней предстает Низа, как и замыкающая в Москве группу Воланда Гелла.

В Варьете Воланд ведет себя весьма своеобразно: он не показывает никаких фокусов, а просто наблюдает публику. «Работает» на сцене его свита, сам же маг, сидя в кресле вплоть до появления дамского магазина, в основном рассуждает о духовно-нравственном состоянии москвичей. Он констатирует, что по сравнению с прежними временами особых изменений в них не произошло: «Любят деньги, но ведь это всегда было...» (с. 541). Против его оценки трудно возразить, но ведь не за тем же решился Воланд на выступление, чтобы поговорить о неистребимых временем людских грехах! Хотя, конечно, то, что, наблюдая москвичей, он не нашел в человеческой природе изменений, – чувствительный удар для идеологов, стремившихся к созданию нового человека, человека «будущего». Люди не только не стали лучше, но в чем-то даже хуже: «...квартирный вопрос только испортил их...» (с. 541).

В дальнейшем становится ясно, что роль Воланда заключалась в одном-единственном приказании вернуть оторванную голову Жоржа Бенгальского на место. Варьете, по сути дела, становится местом репетиции, которую Воланд проводит со своей свитой. А репетирует он «отрывание головы». Отрывает ее Бенгальскому Бегемот, держит в руках Коровьев, вернуть на место приказывает Воланд. Совет о наказании конферансье принадлежит лицу анонимному, находящемуся где-то на галерке. Ловкость «в отрывании голов» должна понадобиться Бегемоту наутро, когда придется не напоказ, а тайно отрывать пришитую в морге голову покойного Берлиоза. Вечерний сеанс одновременно – вечерняя репетиция. Из слов Азазелло читатель узнает, что голову Берлиоза стащили из гроба утром в грибоедовском зале (с. 639), т. е. утром в пятницу. Азазелло намекает и на виновника происшествия: «Полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить» (с. 639–640). Поскольку на балу Воланд, разговаривая с головой Берлиоза, распоряжается дальнейшей судьбой души и ее вместилища, тема «оторванной головы» получает завершение именно на балу, пройдя две стадии: Патриаршие пруды и Варьете.