Погребения с чучелами коня далеко не все одинаковы по количеству, разнообразию и богатству сопровождающего инвентаря. Обычно состав находок очень ограничен: кроме оседланного и взнузданного чучела коня, с мужчинами помещались те же ножики, кресала, точила, а у женщин — серьги, зеркала, единичные бусинки и пр. К другой категории относятся погребения воинов с остатками луков и колчанами со стрелами. Третья категория погребений представлена мужскими захоронениями с полным набором оружия, т. е., кроме лука и стрел, в них помещены копья и самое дорогое, обыкновенно передававшееся по наследству оружие — сабля. Самые богатые (единичные) погребения отличаются не только богатой отделкой оружия и сбруи (обычно серебряной чеканкой или резной костью), но и помещением в них оборонительных доспехов: железных шлемов, иногда сложных забрал в виде прекрасно выкованных личин, кольчуг, а также серебряных и золотых украшений и сосудов.
Таким образом, состав и качество находок позволяют нам говорить об очень четком разделении черноклобуцко-го общества на несколько экономических и, очевидно, социальных категорий: безлошадных бедняков (пастухов) , воинов-лучников, воинов тяжеловооруженной конницы и, наконец, воинов, принадлежавших к верхушке черноклобуцкой аристократии. Почти все категории чер-ноклобуцкого общества и войска отражены в летописных записях. Лучники названы «молодью». Обычно это действительно были молодые воины-стрелки, обязанностью которых в бою был первый обстрел вражеского войска и заманивание его ложным бегством в засады. Тяжеловооруженные воины назывались «лучшими мужами», во всяком случае часть из них, происходившая из наиболее знатных семей, относилась к этой категории общества. Аристократы, как и половецкие ханы, именовались князьями. Однако в летописи сведения о них почти не сохранились. Мало того, летописец вообще предпочитает не называть имен черноклобуцких воинов. Исключения единичны: это три берендея — Тудор Сатмазо-вич, Каракоз Мнюзович, Карас Кокай (1159 г.), затем Бастий (1170 г.), Кульдюрей, Чурнай и Кунтувдей (1183, 1190, 1192 гг.). О последнем, названном определенно «торческим князем», в летописи сохранились некоторые сведения биографического порядка. В 1190 г. его по ложному навету взял и посадил в «погреб» киевский великий князь Святослав. Соправитель Святослава Рюрик отпустил торческого князя, поскольку, мол, это «муж дерз и надобен Руси». Кунтувдей не стерпел «сорома» и бежал в степь к половецкому хану Тоглы. «Половцы же обрадовашася ему и почаша с ним думати, куда бы им выехати в Рускую землю» (ПСРЛ, II, с. 668—669). Первый поход Кунтувдея с половцами был направлен на поросский городок Чурнаев, который был взят и сожжен, а две жены Чурная и челядь его были взяты в плен, затем они направились к Боровому, но, узнав, что в Тор-ческе сидит сын Рюрика Ростислав, повернули в степь. Судя по паправленности этого похода, от которого фактически пострадал только Чурнай, можно думать, что именно этот князь, или «лепший муж», наклеветал на Кунтувдея и из-за него началась эта ссора сюзерена с вассалом.
Зимой хан Тоглий (Итогды) с Акушем и Кунтувдеем вновь обрушились на Поросье. Половцы с Тоглием во главе неожиданно от пойманного «языка» узнали, что Святослав с войском стоит у городка Т^ульдеюрева, и бросились в паническое бегство, а половцы, шедшие с Кунтувдеем, дошли до Товарого, но также вынуждены были отступить, причем лед на реке Роси проломился и из-за этого многие погибли и попали в плен, но «Кунтувдей утече», заключает летописец. Б 1192 г. все лето киевские князья простояли с войсками у Канева, сторожа свои земли. Видимо, Кунтувдей не давал возможности передохнуть ни одного месяца. Поэтому зимой этого года Рюрик послал за Кунтувдеем к половцам. Хан пришел с большой половецкой свитой. Дипломатичный Рюрик не позволил себе разгневаться на недоверие к его слову, он «половце одарив дары многими... и отпусти их восвояси, а Кунтувдея остави у себе и да ему горъ на Рси Дверен, Руское земле деля» (ПСРЛ, II, с. 674). Так закончился конфликт. Рассказ этот интересен тем, что в нем неоднократно указывалось не только на существование городков, по и на принадлежность их определенным лицам: Кюлъдурею, Чурнаю, наконец, герою повествования Кун-тувдею, получившему во владение прекрасную русскую крепостицу. Таким образом, очевидно, что богатые черно-клобуцкие аристократы предпочитали уже селиться в «городках», по-видимому своеобразных с|)еодалы-1Ых замках, которые, судя по Чурнаеву, занимала одна семья (аил) данного хана или «лепшего мужа».
Итак, у черных клобуков прослеживается ясно выраженная социальная иерархия, совпадающая в их военизированном обществе с военной. Наверху стояли крупные аристократы, подчинявшиеся непосредственно князю главного города любого княжества, в котором были такие вассалы. Характерно, например, что в 1185 г., собираясь в поход против Кончака, Игорь Новгород-Северский обратился за помощью к своему сюзерену — черниговско-му князю и тот дал ему «коуев черниговских». Своей властью Игорь не мог взять их в свое войско. Следует сказать, что после образования разноэтничного черно-клобуцкого союза в Поросье, видимо, сложилась довольно напряженная обстановка. Ханы трех основных орд - торков, печенегов и берендеев — неизбежно должны были бороться за первенство в союзе. Недаром, как мы уже видели, каждая группа стремилась выступать самостоятельно. Киевского князя такая неустойчивость вполне устраивала, так как объединенные под властью одного сильного хана черные клобуки сразу стали бы для Руси реальной опасностью. Поэтому некоторую разрозненность князья не только допускали, но и поддерживали. Однако им все чаш;е и чаш;е, особенно в борьбе с половецкой опасностью, необходимы были соединенные силы черных клобуков. В записи 1151 г. говорится, что сами черные клобуки захотели объединиться, причем не непосредственно под властью киевского князя, который в это время должен был организовать оборону Киева, а под властью его брата Владимира. Так впервые появился у черных клобуков свой русский князь, всегда находившийся в вассальных отношениях к киевским князьям. Юрий Долгорукий, захватив на несколько лет Киев, поставил в Поросье князя Василько. Поросское владение не было наследственным. Туда посылали наиболее верных Киеву бояр и молодых княжичей, как правило, на один или несколько походоб (на несколько лет), Черные клобуки предпочитали этих молодых, энергичных и подвижных предводителей.
В 1172 г. они сказали великому князю: «Княже, не ездь, тобе лепо ездити в велике полку... ныне пошля бра-та которого любо и берендеев несколько...» (ПСРЛ, II, с. 556—557). Глеб послал после этого на половцев брата Михалко с сотней переяславцев и 300 берендеями. В 1185 г. Святослав и Рюрик послали воеводой к черным клобукам для походов на половцев боярина Романа Нез-диловича, а в 90-е годы князем над черными Клобуками был посажен сын Рюрика Ростислав. он, очевидно, уже крепко осел в Поросье: его постоянным местожительством стал Торческ. Матерью Ростислава была половчан-ка — дочь хана Беглюка, взятая Рюриком в 1163 г., поэтому естественна склонность этого князя к жизни в Поросье, в быту населения которого сохранились кочев-нические традиции. Надо сказать, что Поросье, с его своеобразным военизированным бытом, возможностыо отличиться в боях, получить надежных союзников-побра-тимов среди черноклобуцкого населения, привлекало русских воинов всех рангов. В этом отношении очень интересно одно богатейшее поросское погребение, со-вершенное под курганом у села Таганча. В нем похоро-нен мужчина, ориентированный головой на запад, вместе с ним положена была целая туша коня. Инвентарь этого захоронения очень богат и разнообразен: остатки узды и седла, сабля, копье, остатки щита, булава, кольчуга, шлем, серебряные накладки и серебряная чаша. Датиру-ется погребение концом XI—XII в. Погребальный обряд явно языческий, несмотря на находку в могиле медальончика с изображением Христа. Однако считать это по-гребение принадлежащим какому-то богатому тюркскому воину мы не можем, потому что, измерения его черепа показали, что это европеоид, длинноголовый, с признака-ми «средиземноморского типа». Характеристика черепа позволяет считать погребенного принадлежащим к русской княжеской семье (об этом свидетельствуют и скандинавская длинноголовость, и греческая средиземномор-ская примесь) (Плeтнeвa, 1958, с. 185). Некоторое своеоб-разие инвентаря подтверждает его отличие от кочевниче-ских погребений. Кочевники, в том числе и черные клобуки, не пользовались щитом, остатки которого найдены с воином из Таганчи, не было у них и булав. Необычна, конечно, и находка христианского медальончика, причем раннего, относящегося к X в., что, видимо, означает наследственное владение этим предметом в течение нескольких поколений. Погребение это вызвало множество гипотез. Особенно необычным казался языческий обряд, совершенный при захоронении русского князя в XII в. В настоящее время это уже не кажется столь невероят-ным, так как археологи обнаружили в Прикарпатье- целую сеть языческих святилищ, датирующихся от XI до XIII в, включительно (Pуcaнoвa, Тимoщук, 1986).
