Черт возьми этих генералов: почему они так слабы и никуда не годятся? Будь строг с ними! Ты, действительно, завален работой, милый.
Должна кончать. Да благословит и сохранит тебя Господь. Горячо, нежно целует тебя, муженек милый, твоя старая
Женушка.
Царская ставка. 15 марта 1916 г.
Мое сокровище!
Нежно благодарю тебя за твои дорогие письма. Не могу выразить, как я сочувствую тебе, когда тебя угнетают эти ужасные боли в лице, и как бы я хотел быть в эти часы рядом с тобой, чтобы подбодрить тебя! Совершенно невозможно определить, когда я смогу приехать на несколько дней — может быть, очень нескоро, а может быть, и через неделю!
Случилось то, чего я боялся. Настала такая сильная оттепель, что позиции, занимаемые нашими войсками, где мы продвинулись вперед, затоплены водой по колено, так что в окопах нельзя ни сидеть, ни лежать. Дороги быстро портятся, артиллерия и обоз едва передвигаются. Даже самые геройские войска не могут сражаться при таких условиях, когда даже невозможно окопаться. Поэтому-то наше наступление было приостановлено, и нужно выработать другой план. Чтоб это обсудить, я думаю опять вызвать трех главнокомандующих в ставку, что даст мне возможность повидать Брусилова перед началом его новой деятельности.
Ты пишешь, что слыхала, будто в городе много говорят о потерях среди некоторых гвардейских полков. Это выдумка, так как они в 50 верстах от боевой линии, и я их все еще держу в резерве в глубоком тылу. Они немного продвинулись к Двинску — вот и все. Согласен с твоим мнением о М.П. Саблине. Было бы отлично, если б Эбергард взял его к себе в начальники штаба, но я никогда не настаиваю на такого рода назначениях, потому что начальник штаба должен вполне удовлетворять своего начальника. Недавно адмирал Эбергард ездил в Батум и долго беседовал с Ник. о плане совместных военных операций против Трапезунда. Нашим дорогим пластунам придется играть в них большую роль.
Поскольку мне известно, назначение Шуваева приветствуют все преданные и благомыслящие люди.
Теперь, голубка, я должен кончать. Да благословит Бог тебя и детей! Нежно целую тебя и обнимаю, и горячо желаю, чтоб твои боли быстро и вполне прошли.
Навеки твой старый муженек
Ники.
Царское Село. 15 марта 1916 г.
Мой любимый!
Начинаю тебе письмо сегодня вечером. Таким счастьем было для меня получить от тебя весточку! Могу себе представить, какое ты почувствовал облегчение, когда, наконец, решил вопрос о военном министре. Да благословит Господь выбор твой, и да окажется он достойным твоего доверия!
Правда ли, что дело с Сухомлиновым очень плохо? Игорь слышал, будто ему грозит расстрел, но я не знаю, откуда он взял это. Конечно, он виноват, но его преемник, на мой взгляд, еще больший изменник. Возвращаю тебе телеграмму Гр. Он имеет в виду Белецкого, потому что находит неправильным, чтоб этот, будучи почти невинным, так сильно пострадал, а другой, гораздо больше провинившийся, так легко отделался.
Мой глаз (а также голова) сильно болели целый день: это от тройничного нерва в лице. Одна ветка идет к глазу, другая к верхней челюсти, третья к нижней, а главный узел находится около уха. Я слышала, что многие страдают от таких болей. Нейдгарт был так плох, что доктора послали его на юг для отдыха. Это происходит от простуды личных нервов. Щеке и зубам гораздо лучше, — сегодня вечером левая челюсть все время выпадает, а глаза очень болят, поэтому сейчас не буду больше писать. <...>
Говорят, Хв. — в Москве, болтает и уверяет, будто его уволили за то, что он хотел отделаться от германских шпионов, окружающих нашего Друга, — так низко! Ах, действительно, его следует отдать под суд или лишить расшитого мундира! Он говорит, что ты должен бы наказать тех, кто болтает в клубах. А. продолжает получать анонимные письма, ее отец и — бедный Жук тоже, — его предупреждают, чтоб он не выходил с нею, иначе он погибнет вместе с А. насильственной смертью. Она говорила с Спиридов.[792]Он знает, что за ней следят, и назначит ей охрану. Он просит ее гулять только в нашем саду, не ходить пешком в церковь или но улицам, садиться скорее в коляску, — конечно, это ее нервирует. Шт. сказал ее отцу, что он приказал усиленно охранять ее в городе.
Хотелось бы, чтоб удалось остановить либеральные речи Игнатьева в Думе о необходимости учредить университеты по всей России и т.д.; он сломает себе шею в погоне за популярностью.
Марта 16-го. Опять чудное солнце, 13 градусов на солнце и сильная оттепель; странно, что у вас такой густой туман. Спала хорошо, но слабые боли продолжаются и беспокоят меня. После завтрака у меня будет дантист. Тита пойдет гулять с детьми, а перед чаем я велю его остричь. Лили никогда не могла решиться на это, потому что длинные волосы закрывали его торчащие уши. Она предоставила это сделать мне, это ей будет менее тяжело, и я уверена, что ему это очень пойдет, ведь он такой большой мальчик. Завтра он уезжает в Ревель, где будет жить у ее родственников. Жаль, он милый мальчик для игр с Алексеем.
Старшие девочки едут в город, у Ольги заседание комитета, а затем они будут пить чай в Аничкове. Дорогой мой, сегодня две недели, как ты уехал, и я ужасно по тебе скучаю. Хорошо, что ты очень занят, не будешь так сильно чувствовать свое одиночество. Только по вечерам тебе, должно быть, скучно и тоскливо, бедный дружок? Посылаю тебе опять ландыши и эти маленькие душистые синие цветочки, — я знаю, ты любишь их. Я их целовала, и они передадут тебе мою любовь, глубокую и нежную.
Я теперь совсем не читаю, чтобы дать отдых глазам, они все еще болят. По вечерам раскладываю пасьянсы с Мари, а днем А. иногда читает мне вслух. Дорогой матушке я посылаю интересную книгу. Мой Буян снова вернулся в Большой Дворец, на этот раз раненым. Я получила телеграммы из Ялты; моя санатория совсем готова, такое счастье, — у нас будут места для 50-60 офицеров, и мы сможем обратить Кучук-Лембад в госпиталь исключительно для солдат. Офицеры скучали там до безумия и постоянно стремились уехать в Ялту, да и женам их там негде жить, так как это просто рыбацкая деревушка.
Интересно, как Шуваев справится с делами, энергичен ли он? Какое будет счастье, если он окажется подходящим человеком! Увы, наши генералы никогда не были блестящи, — почему бы это? Лучше отстранить их и призвать молодые энергичные силы, как, например, Арсеньева. Во время войны надо выбирать людей по их способностям, а не по возрасту или чинам, ведь дело идет о целых армиях, и нельзя допускать, чтоб из-за ошибок генералов гибло столько жизней.
Интересно, что адмирал Филлимор расскажет тебе про север.
Получила письмо от Малькольма. Он описывает дикий энтузиазм, охвативший всю Англию по случаю падения Эрзерума. Это было господствующей темой разговоров на улицах и в клубах. К несчастию, ему не удалось уговорить английский Красный Крест послать трех своих сестер в Германию, по нашему примеру, и он сильно разочарован. Затем Дези устроила ему свидание с Максом в Швейцарии, но, когда он туда приехал, Макс заболел и не мог его принять. Он осмотрел в Берне наше учреждение для помощи военнопленным и остался от него в восторге.
Кончу это письмо после завтрака, так как сейчас должна вставать. Осыпаю тебя поцелуями, каждое милое местечко, и крепко прижимаю тебя к сердцу, сокровище мое, лучший из мужей!
С нами завтракала Настенька[793], а до этого Маклаков сидел у меня 3/4 часа и оживленно разговаривал. Верная, преданная душа. Для него такое облегчение, что ты сменил Полив., но ему хотелось бы удаления еще кое-кого. При свидании я поговорю с тобою по этому поводу и поговорю при случае с Шт., так как многое, о чем он говорил, действительно верно и требует обсуждения. Он умоляет тебя не соглашаться на все эти московские востребования. Конечно нельзя допустить, чтоб союз городов превратился в узаконенное и постоянное учреждение. Их деньги принадлежат правительству, а они могут расходовать, сколько им угодно, миллионов, и народ даже не подозревает, что эти суммы казенные. Это следует официально разъяснить.
