— Принц Хасин настолько погряз в пороке, что о его пристрастиях невозможно говорить без содрогания.

Затем он ровным и спокойным тоном поведал о всевозможных плотских утехах, граничащих с извращением, которыми принц Хасин предавался в Лондоне и которые, судя по всему, являлись неотъемлемой частью его жизни у себя на родине.

Маркиз своими словами словно загипнотизировал графа, и, когда он кончил, тот, пытаясь прийти в себя, побагровел еще больше.

— Даже если ваши слова — правда, в чем я очень сомневаюсь, — сказал наконец граф, — я не собираюсь отказываться от своего слова. Его высочество просил руки Улы, и каким бы влиятельным вы себя ни считали, Равенторп, против закона вы бессильны. Являясь опекуном Улы, я дал согласие на этот брак, и ничто не сможет остановить меня.

— Но вы сказали, Ула исчезла, — заметил маркиз.

— В одной ночной рубашке она далеко не уйдет, — ответил граф. — Я отправил верховых слуг на ее поиски, и когда ее вернут домой, дерзкая девчонка без промедления будет выдана замуж за принца Хасина.

— Я намерен не допустить этого, — сказал маркиз, — и если понадобится, я без колебания лишу принца физической возможности думать о браке.

— Я упеку вас за решетку, Равенторп! — заревел взбешенный граф. — Вы низкий распутник, не гнушающийся общением с моей племянницей, имеющей скандальное прошлое, и, несомненно, вы уже воспользовались ее пребыванием под крышей вашего дома!

Последние слова были произнесены с издевкой, но маркиз по-прежнему держал себя в руках и ответил ледяным тоном:

— Если бы вы были помоложе, за такое гнусное предположение я вас ударил бы. Однако, полагаю, то, что я собираюсь сделать, окажется более болезненным.

Я лично прослежу за тем, чтобы вас вышвырнули изо всех лондонских клубов, членом которых вы являетесь, начиная с Уайтса и Жокей-клуба.

— Вы не посмеете! — возразил граф, но взгляд его наполнился неуверенностью, и в тоне поубавилось спеси.

— Я считаю вас человеком без принципов и моральных устоев и, следовательно, недостойным именоваться джентльменом! — сказал маркиз. — Я не собираюсь ограничиваться пустыми угрозами и займусь этим сразу же, как только прибуду в Лондон.

Пройдя через комнату, он остановился у двери и добавил:

— А сейчас я не желаю ни секунды дольше оставаться в вашем обществе. Я отправляюсь на поиски Улы, а когда найду ее, верну под опеку своей бабушки, где девушка и будет находиться. А вы тем временем можете сколько угодно строить планы о тех действиях, которые предпримете против меня.

Помолчав немного, он сказал:

— Но помните, Чессингтон-Крю, я не только подтвержу под присягой ваше зверское обращение с беспомощной сиротой, но и поведаю во всех подробностях о тяге принца Хасина к маленьким девочкам и мальчикам, несмотря на что вы считаете его подходящим женихом для своей племянницы.

Последние слова маркиза прозвучали, словно щелчок бича:

— Я найду очень странным, если после этого вы, ваша супруга или ваша дочь осмелитесь показаться в Лондоне.

Не дожидаясь ответа, маркиз вышел. Оставшись один, граф, не в силах оставаться на ногах, упал в кресло.

Маркиз прошел в гостиную, где его дожидалась бабушка.

При появлении внука герцогиня с нетерпением взглянула на него, но по выражению его лица сразу же поняла, что никаких новостей нет.

Маркиз устало прошел через комнату и сел рядом с ней.

— Что мне делать, бабушка? Я искал везде! Разве может человек исчезнуть, пропасть, не оставив ни малейшего следа?

Если только, конечно, Ула не ангел, вернувшийся туда, откуда спустился к нам. Говоря это, маркиз думал, что есть еще одно объяснение: Ула мертва.

С тех пор, как девушка исчезла, он каждый день отправлялся верхом к поместью графа Чессингтона-Крю, кружил вокруг него, иногда даже никем не замеченный въезжал в принадлежащие графу леса.

Маркиз знал, что и слуги графа ищут бесследно пропавшую девушку.

Он расспросил жителей всех окрестных деревень и пришел в отчаяние, услышав, что никто из них не видел Улу.

Затем, не в силах дольше выносить неизвестность, маркиз нанял ныряльщиков, обследовавших глубокие омуты протекающей по землям графа речки.

Он лично наблюдал за работой ныряльщиков, и однажды, когда они нашли что-то под водой, ему показалось, что сердце его пронзили кинжалом.

Ныряльщики снова отправились под воду, и выяснилось, что это всего лишь полусгнивший остов лодки.

И тогда, чувствуя захлестнувшую его волну облегчения, маркиз наконец признался себе, что любит Улу и не мыслит без нее жизни.

Хотя он целую неделю проводил в седле каждый день до наступления темноты, объезжая окрестности Чессингтон-холла в поисках девушки, у него не было никаких догадок относительно того, куда пропала Ула.

Маркиза охватило отчаяние, подобного которому он не испытывал никогда в жизни, но делиться этими безутешными мыслями со своей бабушкой он не хотел.

Пожилая дама после исчезновения девушки проплакала два дня, как и большинство служанок и горничных.

— Должно быть, кто-то помог Уле спрятаться, — предположила герцогиня, — потому что девочка не могла пропасть бесследно.

Старая леди снова с надеждой повторяла эти слова, и маркиз собрался было произнести какие-нибудь утешительные слова, как дверь отворилась, и вошел Далтон.

Маркиз вопросительно взглянул на него, и дворецкий сказал:

— Прошу прощения, милорд, с вашей светлостью хочет поговорить Вилли.

— Вилли? — удивленно спросил маркиз, стараясь припомнить, кто это такой.

— Это мальчик, который чистит столовое серебро, милорд, — объяснил Далтон, — мисс Ула перевязала ему палец, когда он поранился.

— Вы говорите, он хочет видеть меня? — спросил маркиз.

— Разумеется, с его стороны это дерзость, милорд, но мальчик упорно утверждает, что хочет сообщить вам нечто важное о мисс Уле, но он отказывается открыть мне, что именно.

От маркиза не укрылась нотка недовольства в голосе дворецкого. Вставая с кресла, он сказал:

— Пусть Вилли придет в библиотеку.

Выходя из гостиной, маркиз заметил вспыхнувшие надеждой глаза герцогини, но он сомневался, что мальчишка может сообщить что-нибудь стоящее.

Маркиз не ждал и минуты, как послышался неуверенный стук в дверь и в библиотеку вошел Вилли.

Это был худенький паренек лет пятнадцати, смышленый на вид, хотя очень смущенный и робеющий перед господином.

— Ты хотел видеть меня, Вилли? — ласково спросил маркиз.

Он сел в кресло, решив, что стоя он слишком смущает мальчишку.

Вилли некоторое время не мог заговорить и только переминался с ноги на ногу, наконец он собрался с духом и заговорил:

— Я насчет мисс Улы, милорд.

— Разумеется, я буду очень признателен, — сказал маркиз, — если ты скажешь мне что-нибудь, способное помочь найти ее.

— Она была очень добра ко мне, милорд.

— Знаю. Расскажи мне все, это поможет моим поискам.

Маркиз говорил мягким тоном, надеясь, что смущение не помешает мальчику сообщить все, что он знает.

Вилли набрал в легкие побольше воздуха.

— Так вот, милорд, когда я сказал мисс Уле, что я сирота, она ответила, что тоже сирота и очень горюет по своим папе и маме, как и я по своим родителям.

Он судорожно вздохнул, словно выпалил все это на одном дыхании, а маркиз сказал:

— Не торопись, я внимательно слушаю тебя.

— Мисс Ула сказала, что хотя мы их не видим, родители всегда следят за нами и по-прежнему любят нас. А я говорю: «В это трудно поверить, ведь я совсем один».

А она мне сказала:

«Ночью, ложась спать, я представляю, что я у себя дома, где была так счастлива, окруженная любовью родителей, и мне становится спокойно, словно они рядом».

Вилли снова умолк. Видя, что маркиз слушает его, он продолжал:

— И тогда она сказала: «Я люблю свой дом, и настанет день, я вернусь туда. Хотя родителей там больше нет, сами стены пропитаны их любовью. И пусть домик маленький и скромный, для меня он прекраснее огромных роскошных особняков».