– Да плюнь ты на него!.. Себя-то ведь жалко!.. Много их таких вон ходит…

– Не могу. Я все понимаю, только сделать с собой ничего не могу, – сказала Белка искренне и печально и продолжила пугающе и цинично: – С собой?..

– Тьфу на тебя! – разозлилась Люся. – Займись чем-нибудь! Боевое искусство ему покажи, когда явится! Врежь ему как следует. Фламенко станцуй! Ухажеров не отталкивай.

– Да, не надо мне никого. Я ведь верная! До безобразия верная! Буду сидеть и ждать. Как Пенелопа.

– Хотела бы я понять, что у него на уме, – сказала Люся раздумчиво.

– Этот еще… прибился, как щенок. В глаза заглядывает, – выдала вдруг Белка. Люсины глаза, и без того большие, стали круглыми, – Чего-то надо ему, не знаю. Мальчик, чего тебе?..

Файл 9.docФам Фаталь & Инфант Террибль

Никто не знает, откуда взялся Андрюша Раздуев. Бэллка не рассказывает, молчит, как идейный борец Сопротивления. Ясно одно, он ей зачем-то нужен, и появился он как раз «во времена оны», когда Стас Свенягин так неосмотрительно оставил свою Пенелопу без присмотра.

Возрастной ценз непристойно падал. Ставки росли. Красивый мальчик был околошкольного возраста. «Мальчик, а твоя мама знает, с кем ты проводишь время?»... Задатков альфонса в юноше между тем не было. Он глядел в темные глаза Бэллы совершенно бескорыстно и, как начинающий мачо, таскался везде за начинающей примадонной на своей ржавой «копейке».

Публика немедленно впадала в состояние аффекта, когда из дверцы «ведроида» вырастал Андрюша Раздуев, непозволительно юн и хорош собой, как молодой бог… Картина была та еще, когда Андрэ помещал драгоценную Бэллу на продавленное сиденье: передвигаться с таким «шиком» можно было только в позе космонавта, потому что кресло давно не регулировалось по причине безнадежной старости. Хотя, надо отметить, морально и физически престарелый «Фиат» все же неплохо сохранился для своего возраста.

Но охота, как известно, пуще неволи, и Бэлла, как истинная героиня лицедейства, любой ценой была за внешние эффекты, причем не те дешевые, что достигаются дороговизной надетых на тебя цацек, а настоящие, суть которых – эпатаж и кураж…

Заднее сиденье вполне подошло бы для эффектного забрасывания туда вязанок цветов. Но все же, что до внешних эффектов, Бэлла не позволяла мальчику заходить так далеко – заезжать за ней после спектакля, иначе пришлось бы объяснять публике, охочей до зрелищ и радеющей за чужое счастье, что это ее импресарио.

Так или иначе, но Стас Свенягин, статус которого по отношению к Бэлле был сомнителен, во всяком случае, в афишах не значился, оставался в счастливом неведении… Наверное, он слишком много работал.

Браво, Бэлла!

Файл 10.docСтрасть к фламенко

– Вот интересно, снег белый, а следы – черные!..

Постижение инь и ян начинается прямо у входной двери фитнес-клуба. Противоречие. Гармония. Необременительные движения. Необязательные слова. «Ты танцуешь? А я – наоборот…»

Модно танцевать или хотя бы делать вид, и модно «наоборот»: водить руками и делать вид, что занимаешься энергетическими практиками.

Забавно, ей-богу!.. Забавно прибегать вот так вот в «Саби» два раза в неделю. Там золотой Будда надувает щеки и блестит каменьями в углублении в стене узкого коридорчика. Пахнет чем-то сгоревшим. Сгорели всего лишь ароматические палочки.

Сегодня в раздевалке дева обнаженная стояла… хм, простите, задом, держа впереди себя голубую, со звездами, простыню. Зад, впрочем, был безупречен. Но индифферентность, с которой она открывала миру свой тыл, и безупречность форм, и совершенно ровный тон ее кожи цвета «соляриус» определенно наводили на мысль об инопланетном ее происхождении.

Вот Белка тоже в соляриях греется. А Люсе нельзя. Поэтому она греется страстным танцем горячих испанских женщин. Впрочем, и мужчин, что еще интереснее. Только у них тут одни фемины пляшут: две сопливые школьницы, одна мама двоих детей и безнадежная Люся. Люся действительно безнадежна, потому что откровенно страдает особой разновидностью кретинизма: с детства любя все виды танцев, кроме разве что танцев в сарафанах и кокошниках, она абсолютно не способна в точности повторить ни одно движение. Ни со второго раза, ни с третьего. Она бы придумала все сама и отдалась движению души в непокорном теле, но… трам-пам-пам… – это уже кардиостриптиз какой-то, а не фламенко!

«Я хочу вот что…» – говорит Анечка, профессиональная танцовщица, и делает ножкой в пол, изящно и четко переступая, словно лошадка. Руки ее с длиннющими сверкающими ноготками делают движение воображаемым веером и синхронно «подхватывают» такой же виртуальный подол юбки. «Хочу страсти! Страстные испанские женщины!.. Страсть не может быть сопливой!»

Удивительно, она совершенно правильно говорит «красивее», делая ударение на второй слог.

– А-а!.. Я поняла! Это ты как будто телефон держишь, да? Выброси телефон!

У одной школьницы никак не получается разогнуть пальцы и сделать так, чтобы они стали похожи на выразительные руки страстных испанских женщин, с рождения щелкающих кастаньетами. Другая снулая девочка выучила все па, но страсть ей никак не дается: во-первых, ей слишком мало лет, а во-вторых, скользко очень на улице – мальчишки из параллельного класса так раскатали все подступы к школе, что впечатывать шаги в пол, может, и получается, а оторвать от земли – ну никак!

– Давай, настройся ко вторнику. Выспись. Шоколада поешь, – говорит Аня на прощание снулой девочке.

А Люсе ничего не говорит. Люся безнадежна.

Слишком много котов. Коты прошмыгивают во все неплотно закрытые двери, приходят, когда их не зовут, и наоборот. Живут, где им хочется, и даже занимают энное количество страниц в повестях и романах.

В «Саби» тоже живет один маргинальный кот. Он черный, пушистый и очень независимый. Имени у него нету, не надо оно ему. Он курсирует между «Саби» и аптекой и обычно несется со всех лап к закрытию клуба, если вдруг случится запоздать. Независимый он. Но сегодня его выкинут. Не навсегда, конечно. Это потому, что он съел двух рыб из аквариума, и по морде видно, что это он и никто другой, потому что мокрая она. А на улице холодно. А рыбы эти снулые все равно никому не нужны, так что зря Жанна расстроилась. И если бы там больше рыбы было, он бы и больше съел. Вот он очень даже клубу нужен: черная его шкурка с черно-белым интерьером в абсолютной гармонии пребывает. Как инь и ян.

Файл 11.docАрхив. Летчик Шмалов

Когда наши папы были еще молодыми, все мачо жили только в Испании. Настоящие мужчины всегда «выпускались» в ограниченной серии. Некоторые из них были, как водится, полковниками, один на целую страну был Иосиф Кобзон, один был вообще Штирлиц, штандартенфюрер и партайгеноссе…

Еще был такой Виктор Шмалов – летчик и Веркин папа. Папой он, конечно, и теперь оставался, а летчиком никогда и не был. Да, бывает так. Он на самом деле был влюблен в небо и отправлял самолеты в полет. Люсе он всегда представлялся пилотом – если и не первым, то, по крайней мере, вторым. А знакомы они были, как и с Белкой, – с Люсиного детства.

Своего отца Люся помнила мало: он здорово пил, и Люсина мама выбрала из них двоих Люсю.

Поэтому на Верочкиного папу подрастающая Люся смотрела с замиранием сердца.

Он был большой, надежный и красивый. Он носил кожаную куртку, пах «Шипром» и «Мальборо» и зачесывал волосы назад.

«Людушка!..» – говорил он, когда они приходили с Веркой, и ее всегда кормили обедом в этом доме. Там обычно водились шоколадные конфеты, а таких вкусных пельменей не стряпала даже Люсина мама.

Но главное – он был «летчик». Механик с золотыми руками. Без него не поднимался в небо ни один самолет.

Спасет. Позаботится. Сделает. Достанет. Защитит.

Файл 12.docТам, где нас нет

Иногда Люсе казалось, что она проживает не свою жизнь. В той, другой ее жизни, были бурные романы, феерические эмоции и череда приключений.

Там были барханы и верблюды, тончайшие шелка, россыпи изумрудов и брюнет с карими глазами, там были бухты и яхты, купальные костюмы от кутюр и… брюнет с синими глазами, был нехолодный снег, дорогие меха и бриллиантовый лед, там были все столицы мира со всеми их манящими огнями и воздухом побед без поражений, воздухом упоительной и достижимой роскоши…