Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду – она называла его "всемогущим богом" так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. – Рассказчица замолчала, ссутулилась. – Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.

Терри посмотрела на нее:

– Значит, Лаура вас кое-чему научила?

– Вы даже представить себе не можете, как много мне дали ее уроки. – Она застыла неподвижно, глядя вдаль. – Я была там в тот вечер, когда Джеймс Кольт договаривался с ней о встрече в Палм-Спрингс.

Терри молчала, пораженная.

Повернувшись к воде, Линдси стояла там, где, достигая своей наивысшей точки, волны исчезали в песке. Ветер ерошил ее темно-желтые волосы, отливавшие на солнце золотом.

– Мы были в ее доме, – тем же ровным тоном рассказывала актриса, – в розовой спальне с огромным зеркалом на потолке, его сделали по заказу одного из ее мужей. Я лежала, положив голову на плечо Лауры, видела в зеркале, как она гладит мои волосы.

На какое-то мгновение в голосе зазвучали мечтательные нотки.

– Я не испытывала ни радости, ни печали. Только умиротворение и одновременно какое-то чувство утраты. Как будто это была не я сама, а лишь оболочка, где я помещалась до той поры, пока что-то не изменилось во мне и я не переселилась в иной образ, не похожий на тот, в котором пришла сюда. Потом я услышала слова Лауры.

У Колдуэлл снова изменился ритм речи – она заговорила быстрее.

– Что было хорошего в наших отношениях, сказала Лаура, так это доброта. Никто не старался взять у другого, только отдать, потому что мы хотим всего лишь любить и быть любимыми. Я дала ей то, чего у нее никогда не было. – Голос рассказчицы сделался тише. – В зеркале я увидела, что глаза Лауры наполнились слезами. Тогда я повернулась к ней, смущенная и немного испуганная. Она подумала, что я повернулась к ней в любовном порыве. И, улыбнувшись сквозь слезы, поцеловала меня. Как раз когда зазвонил телефон, она сказала: " Я тоже тебя люблю".

Похоже было, что у актрисы перехватило дыхание. Терри попыталась представить себе ситуацию: Линдси Колдуэлл, которая в свои девятнадцать все глубже погрязает в пороках, потянувшаяся к ней Лаура Чейз. Вдруг она поняла, что эти отношения не могли не быть для девушки неожиданными и даже тягостными.

– Это был сенатор Кольт, – продолжала между тем Колдуэлл. – Лаура так держала трубку, что я слышала его голос. Было так удивительно. Я лежала голая в постели с, может быть, самой знаменитой актрисой в мире и слушала, как тот, кто мог стать нашим следующим президентом, просил ее провести с ним уик-энд в Палм-Спрингс.

Она смотрела себе под ноги.

– Какое-то время он говорил – я плохо слышала. В зеркале над нами я увидела, что лицо Лауры омрачилось, потом почувствовала, как она выпрямила ноги. "Кто они?" – спросила Лаура. Больше она не сказала ни слова, но мы читали мысли друг друга. И неважно, какие он нашел слова. Лаура отгадала его намерение относительно себя, и я знала об этой догадке. Вдруг по коже у меня прошел озноб, потом Лаура коснулась моей руки. "Не знаю, – наконец ответила она ему, – мне надо подумать". Он говорил снова. Слушая, она все сильнее сжимала мою ладонь. Прежде чем повесить трубку, произнесла: "Боюсь, что я не гожусь для этого. Да, именно так, сенатор Кольт, я нашла себе кого-то другого".

Рассказчица присела на корточки, чтобы подобрать камешек, похожий на монету, молча рассматривала его.

– Как только Лаура повесила трубку, – после паузы сказала она, – я уже знала, что она говорила обо мне.

Терри снова взглянула на Линдси Колдуэлл. По мере приближения истории к концу голос актрисы делался глуше. Замедлялись ее шаги.

– Именно тогда у меня появилось чувство, что теперь я связана какими-то обязательствами. Мне бы радоваться за нее – она не ответила, по крайней мере сразу, согласием. Но у меня было гнетущее ощущение: Лаура отказалась от Джеймса Кольта ради меня. И раньше она отказывалась от мужчин или выпивки ради меня. Но ведь это меня ко многому обязывало. Я как бы принадлежала ей. И вдруг, неожиданно для себя, я захотела свободы. – Она помолчала. – В тот момент, когда в голове моей проносились эти мысли, Лаура положила мою голову к себе на грудь. Той ночью я чуть было не сбежала. Но не смогла, – тихо добавила она. – Когда Лаура заснула, ее руки продолжали обнимать меня.

Глядя прямо перед собой, Терри шла след в след со своей спутницей по самой кромке прибоя. Солнце было в вышине, зимнее небо сияло голубизной, вся в солнечных бликах вода, накатываясь на полосу песка, мутнела. Но история Лауры Чейз делала все это миражом, грезой.

– Как вы ушли от нее?

Линдси искоса посмотрела на Терри.

– Единственно возможным путем, – наконец ответила она. – Сказала правду.

На какое-то время воцарилось молчание, но рассказ продолжался так, будто паузы не было.

– Когда мы сидели за завтраком и Лаура взяла мои руки в свои. Не потому, что я хотела быть честной. Это была трусость, эгоизм и неспособность быть иной. "Почему? Почему?" – все спрашивала она, всхлипывая, и слезы текли по ее лицу, тогда я сказала ей все. – Актриса заговорила быстрей, как будто ей хотелось поскорей миновать этот момент своих воспоминаний. – Что я чувствую себя неловко. Что она пугает меня. Что я слишком люблю ее. Что это невозможно – все время быть тайными любовниками. Что я должна жить своей собственной жизнью. – Линдси смолкла, сделала резкий вдох и спокойно закончила: – Что я никогда не была способна любить ее так, как ей хотелось.

Они молчали, потом Терри увидела, что идет одна. Ее спутница отстала – стояла, приложив ладонь ко лбу.

– Я думала, что стоит только рассказать ей все, – прошептала она, – и Лаура отпустит меня.

Помедлив, Терри спросила:

– А что она сделала?

– Вышло, как я и хотела. – Линдси подняла лицо, искаженное болью. – Но при этом так, будто я убила ее. Она выпустила мои руки из своих. Смотрела на меня. Из полуоткрытого рта – ни звука. Все застыло, кроме глаз. – Рассказчица помолчала и медленно, отчетливо выговаривая слова, сказала: – Мне немало пришлось пережить и до, и после, хотя бы из-за своего отца – слова и поступки его были так жестоки, что и представить нельзя. Но никогда не было так мучительно смотреть в чье-либо лицо. Не знаю, как долго мы стояли так – повернувшись друг к другу, молча. Наконец она прошептала: "Теперь я должна пойти с ним". "Нет, – сказала я. – Ты пойдешь с ним не из-за меня. Я не хочу, чтобы это было из-за меня. Не ходи с ним ради себя. Ты же не хочешь, чтобы кто-то так обращался с тобой".

Женщина невесело улыбнулась:

– Прекрасный совет, достойный библиотечки "Помоги себе сам", – я опередила свое время. Но все, что я говорила, я говорила только для себя. С таким же успехом я могла обращаться к Лауре на суахили. – В голосе зазвучала горечь. – И конечно, я знала об этом.

– Но ведь это правда, – произнесла Терри. – Нельзя возместить взрослым людям то, чем они обделены с детства. Самое большее, что вы могли сделать, – поддерживать отношения за счет отказа от собственного "я". В конечном итоге вы обе оказались бы в проигрыше.

Актриса посмотрела на нее понимающе-ироничным взглядом.

– Тереза, вы это мне говорите или себе?

Терри помедлила.

– По крайней мере, хотела сказать вам.

– Понимаю. – Несколько мгновений Линдси молча рассматривала ее лицо. – Хорошо, если вы говорите это мне, тогда вот вам небольшое дополнение к истории, концовка будет более эффектной: в ту ночь, когда Лаура погибла, она звонила мне домой.

Линдси отвернулась к воде.

– Это было примерно за час до того, как она застрелилась. На съемках я не бывала, Лауру не видела и не пыталась представить себе, что могло быть на уик-энде в Палм-Спрингс. Думала о том, как бы прошвырнуться и подцепить кого-нибудь. – Она помедлила. – Хотелось убедиться, что я в порядке. Не знаю почему, но я сразу догадалась, что звонит она. Лаура была пьяна, в одиночестве. – Колдуэлл скрестила руки на груди. – Как часто бывает с пьяными людьми, она зациклилась на одной фразе. Повторяла снова и снова: "Ты мне нужна сегодня".