– Ну, Эл, – угрожающим тоном начал вновь прибывший, – неужели последние события ничуть не изменили твоих идей?

– Нельзя торопиться, Дон, нужно продвигаться медленно… Нельзя осуждать любой естественный инстинкт человека… Нам нужно быть как можно ближе к рабочему классу…

– Ну, если вы собираетесь разглагольствовать о рабочем классе, то лучше давайте ужинать, не будем ждать Холдена, – сказала Эвелин, поднимаясь. – Дон не может вести спор на голодный желудок. Это его всегда озлобляет.

– Кто такой? Чарлз Эдвард Холден? – спросил Эл уважительным тоном.

– Правильно. Не будем его ждать, – поддержал хозяйку Дон Стивенс. – Он просто типичный буржуазный политикан, разгребатель всяческой грязи.

Чарли с Полом помогли Эвелин принести из спальни второй стол. Чарли ухитрился сесть рядом с ней.

– Да, скажу я вам, чудесная еда. Она вызывает у меня воспоминания о старом Париже, – все время повторял он. – Мой брат приглашал меня работать у него в агентстве Форда в городах-побратимах, но разве можно удержать человека на ферме после того, как он увидел Париж?

– Но теперь столица мира – Нью-Йорк. – Когда Эвелин говорила, то все опаснее, соблазнительнее наклонялась к нему, а ее продолговатые глаза газели словно подсказывали, что она замышляет что-то в отношении его, Чарли.

– Надеюсь, вы позволите мне время от времени бывать у вас? – сказал он. – В Нью-Йорке, конечно, мне будет трудно, покуда я не почувствую твердую почву под ногами. Словно катишься с высокой горы на санках в неизвестность…

– Пожалуйста, милости просим, я всегда дома, – откликнулась она, – и мне не светит вылезать из своей норы, пока мы не найдем надежную няньку для Джереми. Бедняге Полу приходится подолгу задерживаться на работе… Ах, как было бы здорово, если бы вы все вдруг заработали кучу денег, да побыстрее!

Чарли мрачно улыбнулся.

– Дайте парням шанс. Мы ведь еще даже не сбросили с себя военный мундир цвета хаки.

Чарли не удавалось внимательно следить за беседой за столом, поэтому он, откинувшись на спинку дивана, в упор разглядывал Эвелин Джонсон. Пол тоже говорил мало. После того как он принес всем кофе, вообще исчез. Эвелин и низенькая девушка во главе стола, казалось, были просто очарованы Стивенсом, а Эл Джонсон, сидевший рядом с Чарли на диване, все время наклонялся перед ним, споря о чем-то с Эвелин, грозя ей указательным пальцем. Время от времени ему казалось, что вот-вот Эл Джонсон со Стивенсом схватятся на кулачках. Он не улавливал суть их беседы – ведь он был пока новичком в городе. А от хорошей, вкусной еды с вином он совсем разомлел, и ему захотелось спать.

Наконец, он решил выйти из-за стола, чтобы размять затекшие ноги. Никто не обращал на него внимания, и он прошел в маленькую кухоньку-кладовку, где Пол мыл посуду.

– Давай помогу тебе, буду вытирать тарелки.

– Нет-нет, ни в коем случае, – возразил Пол. – У нас установлен свой порядок. Эвелин готовит еду, я мою посуду, – как видишь, все по справедливости.

– Послушай, тебе не кажется, что если эти птички будут так чирикать друг с другом, то могут возникнуть неприятности? – Чарли большим пальцем резко ткнул за спину, в направлении комнаты.

– Дон Стивенс – красный, так что в любом случае он человек меченый.

– Знаешь, я не утверждаю, что они не правы, но ведь нам нужно как-то устраивать свою жизнь.

– Эл работает в «Уорлд», они там все завзятые либералы.

– Стоит только человеку показать свое истинное лицо, как он рискует разворошить осиное гнездо! – засмеялся Чарли. – Неужели они забыли, что война кончилась?

Покончив с посудой, они вернулись к гостям.

К Чарли размашисто подошел Дон Стивенс.

– Эвелин говорит что вы авиатор, – сказал он, нахмурившись. – В таком случае скажите нам, что думают авиаторы по этому поводу? Они за эксплуататоров или за рабочий класс?

– Довольно трудный вопрос, – протянул Чарли, – но большинство моих знакомых парней пытаются примкнуть к рабочему классу.

Звякнул дверной звонок. Эвелин, подняв голову, улыбнулась.

– Вероятно, это Чарлз Эдвард Холден, – сказал Эл.

Пол открыл дверь.

– Привет, Дик! – крикнула Эвелин. – Все тут приняли тебя за Чарлза Эдварда Ходдена.

– Может, я и есть он самый! – живо откликнулся щегольски одетый молодой человек с голубыми, слегка навыкате глазами, появившийся на пороге. – А я-то думал, что это мне так муторно весь день?

Эвелин представила Чарли вновь прибывшему кратко, по-военному:

– Лейтенант Андерсон, капитан Севедж.

– Фу ты! – воскликнул Стивенс где-то в углу комнаты.

Чарли заметил, как Стивенс и этот молодой человек долго молча глядели друг на друга. Все это его сильно смущало.

Эвелин начала перешептываться с коротко остриженной девушкой, обмениваясь явно холодными вежливыми замечаниями. Чарли понял, что пришло время убираться отсюда.

– Мне пора идти, миссис Джонсон, – сказал он.

– Послушайте, Андерсон, подождите меня всего минутку. Я прогуляюсь вместе с вами по улице. – К нему через всю комнату направился Эл Джонсон.

– Мне у вас, право же, очень понравилось, – вежливо заверил Чарли хозяйку.

– Загляните как-нибудь днем, попьем чайку.

– Хорошо, непременно. – Он крепко пожал ей руку.

Прощаясь с другими, он слышал, как за спиной хихикают Эвелин с капитаном Севеджем.

– Вот пришел, чтобы посмотреть, как живет вторая половина человечества, – сказал он. – Эвелин, сегодня ты просто очаровательна.

Стоя на крыльце в этот ветреный вечер, Чарли чувствовал, как ему хорошо. После дождя воздух был таким свежим, таким чистым, словно его тщательно промыли. Интересно, готова ли она… Ну, трудно сказать… Нужно попытаться. Потом все станет ясно.

Из дома вышел Эл Джонсон, взял его под руку.

– Пол говорит, вы приехали сюда с родины?

– Само собой, – согласился Чарли. – Разве вы не видите травинок, торчащих из моих ушей?

– Черт возьми! Когда к Эвелин одновременно являются два ее прежних любовника, то обстановка, должен сказать, сильно осложняется… Мне кажется, она своим ледяным тоном хочет заморозить эту маленькую девчонку Дона до смерти… Послушайте, может, пойдем выпьем нормального виски, чтобы извести вкус этих красных чернил во рту?

– Просто великолепно! – сразу же согласился Чарли.

Перейдя через Пятую авеню, они пошли вниз по улице и остановились у неприметной узкой черной двери. Эл Джонсон позвонил, и какой-то человек в жилетке повел их по темному коридору, сильно пахнущему туалетом. Они дошли до конца и оказались в салоне бара.

– Ну вот, так-то оно получше, – сказал Эл Джонсон. – В конце концов, у меня всего единственный свободный вечер в неделю.

– Кажется, что тех прежних счастливых деньков никогда и не было, – сказал Чарли.

Они сели за маленький круглый столик напротив стойки, заказали себе виски. Вдруг Эл Джонсон через стол помахал перед ним своим длинным указательным пальцем.

– Я вспомнил, когда я вас видел. В день объявления войны. Мы все тогда до чертиков надрались в «Маленькой Венгрии».

– Боже! – удивился Чарли.

В тот вечер он пил там слишком со многими.

– Да, именно там, – уверенно сказал Эл Джонсон. – Стоит мне хоть раз увидеть чье-то лицо, я его никогда не забываю. – Он подозвал официанта, попросил принести им еще и пива.

Они пропустили еще несколько стаканчиков, запивая виски пивом, вспоминая прежнее, пережитое.

– Послушай, – сказал Чарли (они уже перешли на «ты»), – этот Нью-Йорк такая же дыра, как любая другая. Деревня, больше ничего.

– Гринвич-виллидж,[9] – уточнил Эл Джонсон.

Они заказали еще несколько стаканчиков за добрые старые времена, когда они куролесили в «Маленькой Венгрии». Теперь им больше не сиделось за столиком, и они подошли к стойке. Там на высоких стульях восседали двое бледных молодых людей и довольно упитанная девушка с пушистыми волосами, в блузке с болгарской вышивкой. Они оказались старинными приятелями Эла Джонсона.