Это оказалось всего-навсего отсрочкой. Вливание свежей крови подействовало ненадолго. Маяковский в 1925-м: «Может статься, Соединенные Штаты окажутся последними защитниками безнадежного буржуазного дела». А подлинное буржуазное дело – не демократия (кто же против?), а непрерывное и всевозрастающее производство. И вот это дело оказывается безнадежным, бесперспективным. Какой боров лучше: на колесах или на копытах? Где лучше валяться: в земной грязи или на радиоактивной свалке? Пузыри биржи вместо пузырей земли?

Альтернативное будущее описано у Набокова в «Приглашении на казнь»: вещество устало, и последний аэроплан летает только по праздникам, для развлечения инвалидов. Ей-богу, я «за» – и готов считать себя таким инвалидом.

Рушатся чары еще одной Волшебной Горы. Да и гора-то, откровенно говоря, поплоще, поплоше прежней: предлагает не высококультурное созерцание, а бешеную активность по производству фридмановского «лексуса», в сочетании с оливковой ветвью нечаянно, но не случайно напомнившего эренбурговского мистера Куля, который писал на производимых им снарядах: «Не убий!» – «Да разнесут они благую весть во все уголки земли!»

Впрочем, гор на свете много, сохранились даже и волшебные, вроде Кракатау. На Западе, с Западом не кончается мир – вот что пришлось нам узнать с неким, не скрою, сожалением (нам – русским западникам – иной жизни, вне кальвадосов и хемингуэев, не представлявшим и, главное, не желавшим).

Вспоминается финал романа Ивлина Во «Горсть праха»: просвещенный англичанин попал в гостеприимный плен некоего изгоя, выбравшего джунгли. Хозяин наслаждается великолепным английским гостя и его несравненным умением читать Диккенса, полное собрание которого украшает жизнь в джунглях. Прочитав все тома, возвращаются к первому. Невольный гость изнывает: когда хозяин отпустит его восвояси? А тот и не думает его держать: пожалуйста, уходите в любой момент и в любом направлении. Дело только в том, что никакого направления в этих джунглях не найти. Мораль ясна, отчего не делается утешительней: бросай Диккенса и уходи не зная куда – к крокодилам или даже к людоедам, как Майкл Рокфеллер. Вот современное состояние Запада: Диккенса он уже бросил, но ему всё еще кажется, что он знает путь в джунглях и пустынях «третьего мира».

Что касается русских, то у них есть великий утешитель – В.В. Розанов. Тот возражал тогдашнему мизантропу Константину Леонтьеву:

Человечество износилось: в цивилизации нет больше зарождающихся идей, и в то же время этнографический материал <…> исчерпан <…> Но в каком смысле можно сказать, что, напр., русский народ исторически износился, если буквально он живет сейчас не сложнее и не душистее, не развращеннее и не культурнее, чем при Владимире Мономахе?.. Если у западных народов, германцев и романцев, в движение приведена вся масса народов, «вскисло» и «взошло» уже всё, что способно к этому (хотя и это хорошо ли мы знаем?), то на пространстве восточной Европы жили историческою жизнью буквально тысячи, а не миллионы; люди и человеки, а не народы. Наконец, прожили ли и отжили ли мусульмане? Что такое еврей, и кончено ли с ним? Явно, что главные узлы истории даже и не завязывались, а не чтобы развязались в прямую и гладкую, рациональную, понятную нить. Ничего в истории не понятно – значит, вся она еще в будущем. Жизнь греков, римлян уже ко временам Александра Великого и Тиверия – изъяснилась внутренним изъяснением, равно была понятна для Факиона, Демосфена, Ювенала и Тацита. Нам все еще ничего не понятно из хорошо известных фаз всемирной истории: Что? Для чего? Чем все это кончится? (…) не только не тронуто ядро русского племени, не жила вовсе Литва, ничего не сказали угрюмые финны: но посмотрите на свеженьких, как ядреное яблоко, татар с халатами: неужели эти молодцы, эти явные дети, нимало не развращенные (признак смерти, разложения), не способны прожить час хорошей истории? Право, и Соловьев, и Леонтьев судили человечество по петербургским адвокатам, петербургским журналистам, неудачным профессорам московским, харьковским, киевским. Бог с ними! Какая же это «фаза всемирной истории». Просто – это неудачные современники.

Утешения Розанова – из репертуара горьковского Луки: все блохи неплохи, все черненькие и все прыгают. Только сегодня вместо московских и харьковских профессоров нужно ставить французских философов. Почему-то Розанов Китай забыл в этом перечислении. А как не задуматься о его будущем, которое, может статься, и есть будущее человечества? Чем он хуже (мельче), скажем, Рима? Да хоть бы и не Китай брать весь, а, скажем, Сингапур – модель лучшего из миров: Нью-Йорк, только чистый. Отец-основатель сингапурской демократии Ли Куан Ю, на манер персонажа Во, усмехается в разговорах с западными журналистами, говорящими об отсутствии в Сингапуре оппозиции: да я ее не запрещаю, просто 92 процента сингапурцев постоянно голосуют за меня. И это действительно так.

Помянутый поэт писал в начале новой эры, когда еще ничего не было ясно, а только смутно мечталось:

В бетон республиканского фонтана

И мяч стучит, и пятки шалуна,

И детский смех… Но нам смеяться рано

И нет еще нужды воспоминать.

Одного из таких (американских) шалунов, в припадке детского смеха решившего развлечься начертанием родимых граффити на стенах сингапурских небоскребов, наказали древнекитайским способом: бамбуковыми палками по пяткам; пойдя на уступки протестующему Западу, ограничились тремя ударами. Вот вам и компромисс, вот вам и конвергенция Запада и Востока. «Полюбил без памяти микадо / Желтым сердцем за морем жену».

Русским, во всяком случае, это должно понравиться – не столько евразийцам, сколько соотечественникам поручика Пирогова.

И вспомнить есть что, и посмеяться пора над старыми мечтами. А может быть, и всплакнуть: «Прощание славянки» некоторым образом. С Западом.

*

notes

Примечания

1

Сатира у Платонова встречается, но ее объект – бюрократов – нужно видеть в христианской проекции: книжники и фарисеи. – Здесь и далее примеч. автора.

2

Отсутствие у Шоу интереса к женщинам, куда более поражающее, чем его вегетарианство, нельзя объяснить ни физическими изьянами, ни гомосексуальной установкой. В многотомной биографии Шоу, написанной Майклом Холройдом, приводятся сведения о связях Шоу с женщинами – актрисами, тянувшимися за восходящей звездой английского театра. Подчас соперничество и столкновения этих дам из-за Шоу принимали водевильный характер. Эти ли фарсы способствовали его отказу от сексуальных связей, даже в браке (брак Шоу был, как известно, «белым», он сам говорил об этом)?

3

Гомосексуальные склонности самого Бердяева не вызывают сомнения. Можно даже вычислить любовь его уже эмигрантских пред военных лет – Юрий Иваск.

4

Irina Paperno. Chernyshevsky and the Age of Realism. A Study in the Semiotics of Behavior. Stanford University Press (Stanford; California, 1988), pp. 157, 158.

5

Там же, с. 117.

6

Автор монументального исследования о Герцене М. Малиа пишет, что в социализме для Герцена любовь была куда важнее экономики, но воздерживается от каких-либо психоаналитических интерпретаций этого сюжета. См.: Martin Malia. Alexander Herzeh and the Birth of Russian Socialism. 1812–1855. Harvard University Press (Cambridge, Massachusetts, 1961), p. 274.

7

Цитируется по: Г. Флоровский. Искания молодого Герцена. Современные записки, № 40 (1929), с. 355.

8

Литературное наследство, т. 39–40 (А.И. Герцен, 1. М., 1941), с. 355–356. Из пяти других снов Огарева, воспроизведенных в этом издании, – два о том, как он делит землю с мужиками: это вполне ложится в интересующий нас контекст.

9

П.В. Анненков. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 484.

10

Д. Щеглов. История социальных систем от древности до наших дней. Т. 1, с. 405 (сноска). СПб., 1870.

11

Д. Щеглов. История социальных систем от древности до наших дней. Т. 1, с 419–420 (сноска). СПб., 1870.