— От чего она умерла? — спросила Леона.

— Она никогда не была очень сильной — сказала леди Бауден, — и я думаю, она просто утомилась. Ей было всего пятнадцать, и поскольку она любила своего отца до беспамятства, то ходила с ним на охоту, каталась с ним верхом на лошадях и вообще тратила всю свою энергию на то, чтобы быть ему близким другом, в котором он так нуждался.

Леди Бауден ненадолго замолчала.

— Стояла очень суровая зима, — продолжила она, — и девочка выезжала на прогулки, в то время как должна была лежать в постели. Легкая простуда дала осложнение на легкие, переросла в воспаление. И надежды спасти ее не осталось.

— Как грустно! — воскликнула Леона. — Как я понимаю чувства его светлости!

— Конечно, для него это было хуже всего, — сказала леди Бауден. — Видеть, что его сын…

Она осеклась, заметив, что сестра герцога направляется к ним через комнату.

— Не желаете ли поиграть в карты, леди Бауден? — спросила та. — Вы знаете, как его светлость любит сыграть партию в вист.

— С величайшим удовольствием! — ответила леди Бауден. Оставив Леону, она направилась к карточному столу. Как раз в этот момент дверь открылась, и джентльмены присоединились к дамам.

Что же она собиралась сказать? Эта мысль не давала Леоне покоя.

Ее раздражало, что фраза не была закончена, и она так ничего и не узнала о Эване.

Но продолжить разговор с леди Бауден не представлялось никакой возможности, потому что сейчас она сидела за карточным столом, а те, кто не хотел играть в вист, собрались у камина.

— Довольно странно, что в этой части света по вечерам становится так холодно, — заметил кто-то. — Сегодня днем во время охоты было так тепло, что я даже подумывал снять пальто.

— Полагаю, именно этим можно объяснить, что вы дважды промазали! — пошутил другой джентльмен.

Все разговоры велись теперь только об охоте, и у Леоны уже не было шанса узнать что-либо о таинственном наследнике герцога.

Леона решила, что ей нужно каким-то образом пересечь границу владений лорда Стрэткарна и постараться увидеться с ним.

Дни шли, и постепенно она начала понимать, что осуществить задуманное не так уж легко, поскольку еще ни разу ей не удалось выйти из замка без сопровождения.

Герцог, который, казалось, делал все, чтобы быть ей приятным и доставлять радость, брал ее на конные прогулки, или же она отправлялась кататься с кем-либо из гостей.

Первая партия охотников отбыла, приехала новая, каждый вечер устраивались шикарные трапезы, и всегда на них приглашалось не менее десяти человек.

Леоне казалось, что каждый момент ее существования заполнен то одними делами, то другими, и с ее стороны было бы крайне неблагодарно не принимать с радостью ту доброту, которая окружала ее со всех сторон.

Из Эдинбурга привезли еще платья, с ними прибыли пелерины, отороченные мехом, для предстоящих холодов и бархатные жакеты, носить которые было еще рано, даже если кататься в экипаже.

Ей становилось все труднее находить новые слова, чтобы выразить герцогу свою благодарность, но Леона чувствовала, что он внимательно наблюдает за ее реакцией на все происходящее, на все сказанное.

И, несмотря на то, что ей было так интересно жить своей новой жизнью, она не могла не думать по сотне раз за день, что лорд Стрэткарн, должно быть, считает ее невежливой и исключительно неблагодарной.

Мысленно она прокручивала разные способы, как написать и отправить другое письмо взамен сожженного герцогом. Она, конечно же, размышляла о возможности попросить во время прогулки остановиться на почте, но понимала, что вопросы, которые ей непременно зададут, приведут ее в замешательство и ей придется признать, что она знает о судьбе своего первого письма.

Как бы ни был герцог добр и внимателен, девушка по-прежнему все так же боялась его.

Она прекрасно понимала, что, когда ему это надо, он может быть абсолютно беспощаден, и не приходилось сомневаться в том, что с кем бы он ни общался, все робели в его присутствии. Слуги бегом кидались исполнять малейшие поручения хозяина, а местные люди, которых она встречала, вроде священника, вели себя при герцоге так подобострастно и так униженно, что это приводило ее в замешательство.

Она то и дело возвращалась мыслями к семьям выселенных, но вокруг не было никого, кто мог бы сказать ей правду о том, что произошло с ними дальше.

Расспрашивать слуг герцога о действиях их повелителя не имело никакого смысла, кроме того, она была уверена, что никто больше не имеет ни малейшего представления ни о случившемся, ни о последствиях насильственного выселения, невольным свидетелем которого стала она.

Леона попыталась поискать газеты на тот случай, если вдруг в «Таймс» появятся статьи о драме в Росс-и-Кромарти.

После разоблачительных статей мистера Делани образовалось общество, целью которого являлась защита бедных, но Леона выяснила, что общество это просуществовало недолго, а из денег, собранных его членами, очень мало дошло до нуждающихся людей.

Тем не менее из газет ей удалось выяснить, что выселения проводились в Гленелге и Солласе, на территории земель лорда Макдоналда. То же самое творилось и в иных местах на севере.

Но в газетных статьях приводилось очень мало подробностей творящегося произвола, и Леона могла только усиливать в своем воображении то, что видела на земле герцога, чтобы представить всю чинимую людьми жестокость.

«Я должна поговорить об этом с лордом Стрэткарном», — повторяла она себе в сотый раз.

И вот однажды ей представилась неожиданная возможность.

Герцога пригласил на охоту сосед, живущий по другую сторону северной границы его владений.

Это означало, как узнала Леона, что ему придется выехать очень рано утром, а вернется он в замок только поздно вечером.

Это был тот самый шанс, которого она так долго ждала. Когда миссис Маккензи разбудила ее утром, девушка отодвинула занавески и выглянула из окна своей спальни, чтобы посмотреть, какая за окном погода.

Она понимала, что если на улице дождь, то охота вполне может не состояться или же герцог вдруг решит, что запланированное предприятие вредно для его здоровья.

Но за окном стоял прекрасный сентябрьский день, небо было безоблачным, а солнце обещало еще более теплую погоду днем.

Деревья и кусты вокруг замка уже облачились в осенние наряды, а вересковые поля выглядели волшебным ковром.

«Скоро наступит зима, — подумала Леона. — Тогда я буду действительно заключена в стенах этого замка без какой-либо надежды убежать!»

Но сегодня, несмотря на возможные последствия, она решила любой ценой вырваться из-под неустанной опеки герцога.

Девушка позавтракала еще прежде, чем кто-либо из гостей спустился вниз, и попросила подать ее лошадь к парадному входу.

Она знала, что ее непременно будет сопровождать конюх, но решила не сопротивляться. Если бы Леона заявила, что собирается ехать одна, это вызвало бы массу вопросов, а возможно, и протест со стороны мажордома.Надев свой новый, чрезвычайно привлекательный костюм для верховой езды, который был прислан из Эдинбурга по приказанию герцога, и довершив наряд шляпкой с вуалью, Леона довольно посмотрела на себя в зеркало, думая о том, как было бы замечательно, если бы лорд Стрэткарн увидел ее в таком одеянии.

Он запомнил ее, размышляла она, в простом, дешевом дорожном платье, которое она сшила сама и которое не обладало таким утонченным шиком и элегантностью, как наряды, созданные искусным портным в Эдинбурге.

«Если он счел меня красивой тогда, что бы он подумал обо мне сейчас?» — спросила она себя.

С самого момента пробуждения Леону не оставляло волнение.

Спускаясь по каменной лестнице, девушка чувствовала, как все в ней поет от радости. Только после того, как она в сопровождении конюха отправилась на прогулку, ей вдруг пришло в голову, что лорд Стрэткарн может быть в отъезде, и тогда, несмотря на такой удачный план, они могут и не встретиться.