Сразу за станцией они наткнулись на пустой поезд и молча, один за другим, пробрались через его вагоны.
А еще метров через двести впереди замерцал свет фонаря, и Тони уже привычным движением достал пистолет.
Кто-то, не таясь, шел им навстречу.
Путники остановились.
Когда неизвестный приблизился, Тони и его друзья услышали, что он… напевает и время от времени поругивается.
— Освети его, — шепнул Тони Арчибальду.
Неизвестный в свою очередь осветил их всех, присвистнул:
— Привет, ребята! — весело поздоровался он. — Ох, и духотища здесь — дышать нечем. Вам еще не надоело лазить по этим норам? Впрочем, вам за это деньги платят.
— Знакомое лицо, — настороженно сказал Арчибальд.
Неизвестный, услышав его слова, повернул луч фонарика.
— Оператор я, — пояснил он. — Вас, чертей, сто раз снимал, а вы морды воротите. Вы не встречали Пайпера? — я его ищу.
— Он рехнулся, — шепнул Тони друзьям. — Бедняга думает, что он и сейчас на съемках.
И он, и Арчибальд узнали оператора. Вот уж ирония судьбы: мир сгорел в атомном огне, а этот полоумный франт по-прежнему одет в свою немыслимо пеструю куртку, увешан сумками и аппаратурой и по-прежнему занят.
— Пойдем с нами, дружище, — мягко предложил Тони. Было ясно, что безумный оператор в одиночку не протянет в подземном лабиринте и нескольких суток.
— Нет, ребятки. Работа есть работа, — отмахнулся тот. — Вы что, не знаете Пайпера? Он ждет меня на следующей станции.
Сумасшедший оператор снова засвистел что-то веселенькое и двинулся дальше — туда, откуда они полчаса тому назад ушли.
— Хорошенькая компания его там поджидает, — буркнул Арчибальд. — Два трупа и призрак старины Пайпера.
Будто услышав их разговор, оператор обернулся, блеснул лучом фонарика.
— Что вы стоите, ребятки, будто похоронная команда? — крикнул он. — Шевелитесь! Душите друг друга, убивайте, сражайтесь с крысами. Какие кадры, черт возьми! — Он захохотал и будто добрый десяток сов закружил во мраке тоннеля, охая и передразнивая человеческий смех. — Кушайте друг друга, ребятки, — выживайте! А я вас буду снимать…
Он скрылся в глубине тоннеля.
— Не связывать же его, — с сожалением сказал Тони, обращаясь к друзьям. — Может, как-нибудь сам выберется? Или спасатели заявятся. В чем я, правда, сильно сомневаюсь.
Мимо них, прижимаясь к стене тоннеля, опять промчался целый отряд крыс.
— Мы подходим к станции, — заметил вдруг Ричард, который обычно молчал. — Теперь у всех есть фонарики. Можно послать кого-нибудь вперед, на разведку и не тратить время на ее осмотр.
— Мистер Тони, — тут же взмолился Дэвид. — Разрешите мне все разведать. Я мигом. Туда и обратно.
— А если там Флайт?
Чарли услужливо протиснулся вперед.
— Флайт ушел — я слышал их планы. Они торопились. Если позволите, я сам пойду на разведку.
— Пусть уж парень прогуляется. — Тони кивнул Дэвиду. — Будь осторожен. Главное, посмотри — есть ли там выход.
Они надеялись, что с фонариками смогут идти быстрее. Однако с первых же минут пути поняли: особо не разгонишься, так как воздух в метро за «ночь» еще более застоялся. Тони объявил, чтобы все сняли куртки к плащи, но не бросали их, а несли с собой. Это здесь жарко, а наверху — осень. Была… по крайней мере.
Безлюдную станцию прошли не останавливаясь. Вскоре их догнал запыхавшийся Дэвид.
— Ничего интересного, — доложил он. — Вход и выход тоже перекрыты.
Тони кивнул. Они двинулись дальше.
Разговор с Дэвидом уместился в две фразы, но что-то в облике парня изменилось, и это встревожило Тони. Не долго думая, он остановился, посветил назад.
Дэвид прищурил глаза от неожиданного света, заслонился рукой.
— Что с тобой? — грубовато спросил Тони, сам не зная, какой смысл он вкладывает в свои слова.
Парень молчал, виновато опустив голову.
И тут до Макфейла дошло: Дэвид ничего не несет, хотя вчера сам в магазине напросился. И сегодня, когда отправлялись в путь, поклажа была с ним.
— Где твой мешок с НЗ? Потерял? Украли?
— Нет… — Дэвид поднял голову, шмыгнул носом, будто собирался заплакать. — Там люди, на станции… Возле эскалатора… Они… голодные. Умирают от голода… Я… Я отдал им консервы.
— У нас еще много еды, — осторожно вступил в разговор Ричард, который опасался, чтобы парнишке не попало за самоуправство.
— Сейчас разберемся, — буркнул Тони. — Арчибальд и Чарли — останьтесь здесь, с людьми. А мы вернемся на станцию.
Он шел впереди — по-прежнему быстрый и решительный. Ричард и Дэвид едва поспевали за ним. Поднялись на платформу. Дэвид повел лучом фонарика.
— Это здесь, — виновато сказал он и замолчал, вновь пораженный открывшимся ему зрелищем человеческой беды.
Оборванные и изможденные люди — их было человек двенадцать — закрывались от света, испуганно жались поближе к ступеням эскалатора, будто в его нише можно было укрыться. Какая-то женщина то ли в разорванном белом платье, то ли в одной нижней рубашке замахала руками, пронзительно завизжала:
— Не тро-о-огайте меня! Не прикасайтесь ко мне!
Еще три или четыре человека ползали на коленях по полу. Тони даже не сразу понял, что они делают.
Он шагнул вперед, отпихнул ногой рослого оборванца, который, бессвязно мыча, изо всех сил лупил консервной банкой о каменный пол.
— Смотри, благодетель. — Макфейл вырвал из рук оборванца исковерканную банку, показал ее Дэвиду. — Ты отдал им консервы и ушел, а они не могут их открыть. Нечем.
Затем Тони повернулся к визжащей женщине, грозно рявкнул:
— Заткнись!
Та испуганно отшатнулась — ее истеричный вопль оборвался.
Несчастные во все глаза смотрели на Дэвида и Тони.
Тони достал нож, с которым не расставался еще со службы в армии, открыл одну за другой три банки тушонки.
— На еду не набрасывайтесь, — предупредил. — Здесь докторов нет, чтобы вас потом откачивать. Возьмите по несколько кусочков. Вот галеты… Перекусите немного — и за мной. Еще до конца дня я выведу вас отсюда.
Он отошел в сторону, но фонарик выключать не стал, чтобы озверевшие от голода люди не покалечили друг друга или не стали запихаться едой.
— Не торопитесь! Успеете! — покрикивал Тони, хотя только что подгонял. Он не хотел их жалеть, потому что последние годы только и делал, что уверял себя: все люди — сволочи! Жизнь, кстати, частенько подтверждала это. В глубине души он понимал, что далеко не все люди — богачи и бездельники, но каждый изгой всегда видит себя самым последним и делит мир по принципу: «я» и «они». Они, мол, живут, а я в этом мире только статист… Но вот пришла Судьба в облике атомной войны и мгновенно уравняла всех. Более того! У них она все отняла. Сразу и все. А ему терять нечего. Он давно приспособился к такому существованию — на социальном дне, в подземке, на уровне крыс, без крова и еды — и потому выживет. А все они, кто с поверхности, кто жил, а не играл в жизнь, — обречены.
Казалось бы, он должен радоваться. Справедливость восторжествовала! А он вылавливает их из мрака, как новорожденных котят из реки, и обещает спасение. Мало того — он таки выведет их наверх. Чего бы это ему не стоило — спасет! Зачем? Только ли потому, что быть добрым и сильным — приятно. Или все же права Рут, которая как-то упрекнула его: «Зачем ты стараешься казаться хуже, чем ты есть на самом деле?» Он тогда засмеялся, сказал: «Вся жизнь — игра». И правда. Фермеры играют в политиков, подонки, жаждущие власти, — в полицейских и военных, ворюги изображают радетелей за общественное благо, а профессиональные проститутки — светских дам. Нормальные средние люди, как правило, играют скотов. Чтобы выглядеть грозно, независимо и воинственно. Пугают, потому что сами всего и вся боятся. Игра — как способ выживания.
Они вернулись в тоннель.
Новые попутчики плелись позади — медленно, но цепко, ухватившись за нитку надежды, которую бросил им Тони.
Часам к двум по дневному времени вышли к разветвлению пути.
