Не скупился князь, когда раскошеливался на подарки. Преподнесенный Петру корабль в день именин в 1711 году не относился к самым дорогим. Годом раньше на именины царю Меншиков отвалил сто тысяч рублей. Поэтому слова Меншикова царю о том, что он тратил деньги «ради вашего интересу и для чести вашей на содержание дому», не лишены оснований.

Не помнить этого Петр не мог. В то же время сказанное не лишает Меншикова репутации казнокрада.

Как бы там ни было, но Петр не прерывает отношений с князем. Царь часто проводит время в обществе Меншикова: обсуждает вместе с ним планы застройки Петербурга, осматривает городские сооружения и укрепления Кронштадта, присутствует на заседании Военной коллегии, часто бывает у него в гостях и сам принимает его, часами ведет деловые разговоры. Часы досуга Петр тоже проводит с Меншиковым: присутствует на празднестве, устроенном им по случаю дня своего рождения, участвует в свадебных торжествах его племянницы, становится крестным отцом народившейся у Меншикова дочери. В канун 1720 года Петр и Меншиков – непременные участники всепьянейшего собора. [283]

Следы приятельских отношений между Петром и Меншиковым нетрудно обнаружить и в их переписке. Это не только традиционное обращение к Меншикову: «Мейн фринт», но и тон писем, оказываемые знаки внимания. В 1720 году Петр отправляет к Меншикову на Украину пасхальный подарок: «А вместо красного яйца посылаю к вашей милости книгу трудов моих „Морской регламент“, только что вышедший из печати». Известно, что завершение работы над этим регламентом доставило Петру особую радость и гордость.

Петр иногда делился с князем новостями, причем светлейший допускал по-прежнему в ответах известную фамильярность, точнее, переступал грани официальной сдержанности, характерной для ответов царю прочих корреспондентов.

Царь сообщает Меншикову о десанте объединенного англошведского флота на безлюдный остров Нарген в 1720 году. Успех англичан и шведов был настолько ничтожным, что дал царю основание иронизировать по этому поводу. Десанту удалось сжечь баню и избу для работных людей. Меншиков в тон ему отвечал: «А в учиненных обидах сих обоих флотов на острове Наргене – в сожжении бани и избы – не извольте печалиться, но уступите добычу сию им на раздел, а именно баню шведскому, а избу английскому флотам».

И все же эта близость не шла в сравнение с той, какая была между Петром и Меншиковым до Полтавы. Теперь уже Петр не жаловался, как прежде, на «скуку» от «разлучения», не проявлял он и нетерпения в ожидании встречи. Более того, Меншиков, как мы помним, обеспокоенный почепским делом, просил в 1720 году из Смоленска разрешения на приезд в Петербург для доклада, но царь отклонил его просьбу и велел ехать сначала в Ригу, а потом уже в столицу, ибо «на час приехать и паки возвращаться не для чего». [284]

Не баловал царь Меншикова, как в прежние годы, и письмами. Не каждое письмо или донесение князя удостаивалось ответа. Находясь в Риге, Петр ответил единственным письмом от 15 апреля 1721 года на шесть посланий Меншикова. Такое раньше если и случалось, то всегда сопровождалось извинениями царя.

Бывало, что Петр даже отказывался принимать Меншикова – возможность подобного афронта в годы расцвета дружбы исключалась совершенно. Теперь светлейший, по его собственному выражению, «не сподобился» приема и должен был доносить суть дела письменно.

Раньше Меншиков не прибегал во взаимоотношениях с Петром к посредничеству третьих лиц: в любое время дня и ночи он был вхож к царю для личного разговора либо отправлял курьеров с письмами. В 1721 году он просит кабинет-секретаря Макарова доложить царю, «чтоб о том изволил указ в Адмиралтейство прислать, дабы более из солдат в матросы не принимали». [285]

Самое выразительное свидетельство перемены в положении фаворита – переписка Меншикова с окружением царя. Раньше сведения о том, чем озабочен Петр, где он находится, куда намеревался отправиться, о его ближайших планах, наконец, о состоянии его здоровья светлейший получал из первых рук. Теперь писем царя поубавилось, а интерес Меншикова к тому, что происходило при дворе, во столько же крат увеличился. Мало ли что могло случиться с часто болевшим Петром, а особенно на театре военных действий, когда он участвовал в морском сражении у мыса Гангут, или в Каспийском походе, или, наконец, во время продолжительного пребывания за границей в 1716–1717 годах! Сведения Меншиков получал теперь из вторых рук, прибегая к услугам самых разнообразных лиц.

Среди его корреспондентов мы найдем Екатерину, кабинетсекретаря Алексея Макарова, генерал-полицеймейстера Петербурга Антона Девиера, кстати, женатого на сестре князя, и множество других. Их письма немногословны, но и из них Меншиков собирает крупицы сведений. Показательны письма братьев Олсуфьевых. Оба они были гофмейстерами: Матвей – у Петра, Василий – у Екатерины. Князь весьма дорожил сведениями, исходившими от братьев, и не оставлял ни одного из писем без ответа.

О чем сообщали братья Олсуфьевы Меншикову? Братья сопровождали царскую чету во всех ее поездках. В апреле 1717 года Матвей Олсуфьев сообщает о прибытии царя в Лувр, где тот провел полчаса, так как предназначенный для проживания дворец «его величеству за великостью не понравился». 4 января 1718 года письмо Матвея Олсуфьева из Москвы: царь 2 января «изволил со всем собором славить и зело изрядно веселились, изволил сам подносить по первому стакану вина, потом господин адмирал». Василий Олсуфьев 2 февраля 1719 года писал из Марциальных вод: царь и царица «обретаются в добром здоровьи и изволят употреблять воду. Их величеству вода действует изрядно».

Услуги братьев Олсуфьевых Меншиков оплачивал взаимным вниманием. Василий просил князя «не оставлять во своей милости жены моей и робятишек», а Матвей, находясь в Париже, просил одолжить ему тысячу рублей. [286]

Двойственность и даже противоречивость в отношениях между царем и Меншиковым прослеживается до последних дней Петра. Разве рискнул бы князь, зная о враждебном отношении к себе царя, подать ему в 1722 году челобитную с просьбой по случаю годовщины заключения Ништадтского мира со Швецией «и на воспоминание Полтавской баталии» пожаловать ему город Батурин? [287]По-видимому, практичный Меншиков на чтото рассчитывал и, во всяком случае, не ожидал, что челобитная вызовет раздражение и упреки царя. Правда, расчет не оправдался, и челобитная осталась без ответа.

С другой стороны, Петр выражал, как и в былые годы, полное удовлетворение деятельностью князя. Но это не помешало царю проявить холодность к домогательствам князя о прощении своих «вин». Так как расследование хищений Меншикова все еще продолжалось, то он обратился к царю 4 апреля 1724 года с двумя просьбами: «Вину мою мне отпустить и положенных на меня штрафных и за провиант прибыльных и написанных на меня в городах разных расходов […] на мне не спрашивать […] и единожды оной щот окончать». [288]Вторая просьба относилась к почепскому делу. Признав и здесь свою вину, светлейший просил, чтобы впредь была запрещена запись его крестьян в казаки, ибо он терял доходы от них. Такую же челобитную он подал и Екатерине, с неизменной просьбой на отдельной цидуле о «предстательстве и заступлении». Ответа не последовало и на сей раз. Полтора месяца спустя Меншиков вновь обратился с просьбой выдать ему беспроцентную ссуду в двадцать тысяч рублей сроком на два-три года. Резолюция царя от 30 мая хотя и не в полной мере, но все же удовлетворяла просьбу: «Дать взаймы из сих десять тысяч, а возвратить в полтора года от сего числа». [289]