Арнольд и радовался за мать, и боялся: иной раз ему казалось, что у леди Джен после гибели лорда Джеймса Бернса слегка помутился рассудок. Периоды бурной светской жизни у нее сменялись неделями затворничества, когда к леди Бернс допускались лишь сын и старая верная горничная. Правда, даже в одиночестве леди Бернс не прекращала наряжаться и всячески украшать себя. Вот и нынче ярко-синее роскошное платье, как и изумительной работы сапфировое колье и серьги, как и изящно уложенные длинные светлые волосы леди Джен, мог наблюдать лишь один Арнольд.

– Матушка, вы, как всегда, прекрасны. – Он почтительно поцеловал руку леди Бернс, сидящей в кресле у зеркала, и отступил к окну. Разговор обещал быть непростым и требовал максимальной тактичности, которой, по его собственному мнению, юноша отличался далеко не всегда.

Леди Джен, ни о чем не подозревая, засыпала сына вопросами о днях, проведенных им в Грэмм-херст-холле, о Луизе и леди Элен, о гостях…

– Скажи мне наконец, вы уже назначили дату свадьбу?

И тут Арнольд решился:

– Помолвка не состоялась, матушка, свадьбы не будет.

Шкатулка с украшениями, которую леди Бернс вертела в руках, выскользнула из ее пальцев, и содержимое со звоном рассыпалось по полу.

– Как не будет? – ошеломленно переспросила она. – Что ты натворил? Почему?.. – Она закрыла лицо руками: – О боже, какой позор…

«Да уж, тактично снова не получилось, а дальше будет еще хуже, но отступать некуда», – подумал сын и, не подходя ближе, как сделал бы прежде, произнес:

– Матушка, не волнуйтесь, никакого позора. О том, что должна была состояться помолвка, не знает никто, кроме нас с вами и ближайших родичей мисс Грэммхерст. Мы с ней расстались по обоюдному согласию, решив, что не сможем составить счастья друг для друга. А вот скажите, матушка, в самом деле из Италии за последние четыре года не пришло ни одного письма? – без всякого перехода и по-прежнему подчеркнуто бесстрастно поинтересовался Арнольд.

– Из Италии? – Окончательно сбитая с толку, леди Джен всплеснула руками и с недоумением взглянула на сына. – А какое отношение это имеет к разорванной помолвке?

– Самое прямое, но это сейчас не так важно, и в любом случае я хотел бы сначала получить ответ на заданный вопрос.

Леди Дженнифер вздрогнула: сын еще никогда не разговаривал с ней подобным ледяным тоном. Сейчас он, внешне – почти точная копия матери, как никогда походил на своего отца – и леди Бернс привычно покорилась властному мужчине.

– Приходили… приходили письма. – Голос ее упал почти до шепота. – Сэр Джеймс был категорически против твоего брака с той девушкой… сомнительного происхождения. Он устроил так, чтобы вся приходящая в замок корреспонденция сначала попадала к нему на стол, и лишь потом письма приносили в гостиную…

– И?! – Напускное хладнокровие и суровость слетели с юноши, как шелуха, но мать этого, казалось, не заметила. «Ах, я доверчивый простофиля», – казнил себя Арнольд, пока леди Джен продолжала рассказ.

– Писем было много… Поначалу едва ли не по два-три письма еженедельно. Потом они стали приходить все реже, а где-то через полгода перестали появляться вовсе. Однако сэр Джеймс все равно проверял всю почту, вплоть до самой своей смерти… Но зачем тебе это теперь, спустя столько времени? – Выговорившись, она вроде бы успокоилась, голос перестал дрожать, а по лицу блуждала неуверенная улыбка – леди Бернс робко поглядывала на дверь, словно желая убедиться, что та не распахнется в следующую секунду, чтобы впустить призрак супруга, готового покарать ее, не сохранившую тайны.

– А письма? Письма где?! – нетерпеливо вскричал Арнольд. – Или… – Голос юноши дрогнул. – …отец уничтожил их? Но он же никогда не жег и не рвал бумаг, никаких…

– Нет, – печально покачала головой леди Джен, – он не рвал и не жег их. Даже не вскрывал конверты, просто складывал аккуратной стопочкой. Разбирая после его смерти документы в секретере, мистер Филлис, наш поверенный и его душеприказчик, сказал мне, что нашел стопку нераспечатанных писем с иностранными марками… Верно, это они и были.

– Они у Филлиса? Матушка, но почему вы не отдали письма мне, когда уже некому стало это запрещать?

– Зачем? Не тревожь призраки былого, тогда и они не потревожат тебя… – Леди Дженнифер, встав с кресла, подошла к окну, устремив невидящий взор мимо лужаек и кустов парка вдаль. – Тебе совершенно незачем… Да и отец твой был бы в ярости, – вдруг добавила она и, обернувшись, снова метнула тревожный взгляд на дверь спальни.

– Матушка! – Арнольд невероятным усилием воли заставил себя не повышать голоса и схватил мать за руки. – Умоляю, скажите, письма у Филлиса?

Леди Джен еще более нервным жестом выдернула ледяные ладони из сжимавших их пальцев сына и отшатнулась.

– Нет, нет… Нет. Джеймс, я ничего не сказала ему, – пробормотала она, глядя будто сквозь юношу. – Конечно же, не сказала! – И, упав в кресло, горько разрыдалась.

Арнольду не оставалось ничего иного, как покинуть будуар. Юноша знал по опыту, что, когда с матерью случалась истерика, добиться от нее чего-либо вразумительного становилось возможно очень не скоро.

Мистер Филлис устало завязывал тесемки на пухлой папке и мечтал о тихом обеде в полном одиночестве. Глэдис обещала побаловать его куропаткой, приготовленной по новому рецепту, и черничным пирогом, название которого было бы оправдано не хилой горстью засохших ягодок в качестве украшения, а толстым слоем сочной начинки.

Он с удовольствием оглядел прибранный стол, придирчиво поправил излишне наклоненное декоративное перо в массивном письменном приборе и уже совсем было собирался уходить, как услышал удивленный возглас Глэдис:

– Мистер Бернс?

Арчибальд Филлис поспешно разбросал по своим местам цилиндр, перчатки и трость, смахнул со стула для посетителей невидимые пылинки и вернулся за стол. По его расчетам, Джон Бернс должен был появиться не раньше чем через два дня. Выигрыш оказался невелик по сумме, но поднял большую шумиху. И отпраздновать его пришлось соответственно: громко, пышно и, разумеется, не позабыв пригласить ни одного свидетеля знаменательного события.

Изумление Филлиса возросло еще больше, когда он услышал легкие шаги и увидел на пороге своего кабинета высокую статную фигуру, которая никак не могла принадлежать грузному Джону Бернсу.

А вот молодому Арнольду Бернсу как раз могла. Ничего необычного в подобном визите не было, все дела Бернсов проходили через руки мистера Филлиса, но появление в конторе поверенного того, кто, по слухам, должен был в это время гулять на собственной свадьбе, было довольно неожиданным.

– Дорогой Арнольд, рад вас снова видеть, – поспешно сказал поверенный, сглаживая неловкость от своей суеты. – Располагайтесь, располагайтесь… Я распоряжусь насчет чая?

– Не стоит, мистер Филлис. – Голос Арнольда звучал уважительно, но сухо, и юрист, мгновенно улавливающий подобные нюансы, сразу же перешел на деловой тон.

– Чем могу помочь, сэр Бернс?

– Не оставлял ли мой отец вам на хранение некоторых писем?

– Писем? Я… Не храню письма. – Филлис всегда гордился своей реакцией, но решительность Арнольда, отсекающая всякие увиливания и колебания, сразила и его.

– Или, возможно, толстый запечатанный конверт? Шкатулку с документами? Нечто ценное, что только вы могли сохранить до определенного момента?

– Все ценное, что принадлежало вашему отцу, перечислено в описи имущества, и вы сами об этом узнали после оглашения завещания и улаживания всех формальностей, – ответил Филлис.

– И он не оставлял никаких документов, кроме…

– Смею вас заверять, если и оставлял, то мне об этом ничего не известно, – теперь уже поверенный говорил более решительно и убежденно. – Хотите поднять дело из архива и еще раз просмотреть список?

– Да нет же, – Арнольд растерянно потер лоб и сжал кулаки. Его жесты не укрылись от цепкого взгляда юриста, но Филлис молчал, ожидая продолжения, и Арнольд внезапно сбился, теряя слова и бормоча: – Вы не понимаете, эти письма мне очень нужны, от них зависит моя судьба и судьба другого человека…