Оставшись без общества любимого дядюшки, совершенно переставшего появляться в замке, Арнольд вскоре заскучал и не преминул при первой же возможности нанести ему визит в его почетной ссылке. Разумеется, втайне от родителя. Однако, впервые оказавшись в пансионе Святой Маргерит, двадцатилетний юноша тут же практически утратил интерес к обществу любимого родственника: девушки-ученицы, которых довольно мягкие правила пансиона не заковывали в мрачную форму, как это нередко бывало в королевстве, оказались прехорошенькими созданиями. Конечно, встречаться с ними официально позволялось лишь родственникам, однако дядюшка Бернс (а вслед за ним и весь персонал) сквозь пальцы смотрел на несанкционированное общение племянника со своими подопечными, искренне считая, что от того не случится большой беды. В ответ Арнольд периодически ссужал дядюшку деньгами, которые тот немедленно спускал за карточным столом в ближайший свой визит в Эдинбург.
Так продолжалось довольно долго. Юноша нежно и уважительно ухаживал за девицами-пансионерками, не отдавая ни одной из них явного предпочтения, сопровождал их в благотворительные поездки по окрестностям, гулял с ними в огромном запущенном саду пансиона, и все они казались ему одинаково милыми и очаровательными воздушными созданиями, чьи головы были забиты страшной кашей из обрывков школьных знаний, модных сентиментальных романов и наивных представлений о будущем замужестве. И вдруг однажды… Как-то незаметно появилась она среди пансионерок, или просто он не замечал ее прежде?
Огромные синие глаза в обрамлении неправдоподобно густых ресниц, тяжелые косы цвета воронова крыла, нежная, словно пух, кожа, тонкий стан… Нет, она не была самой красивой или изысканнее прочих одетой, но в ее ярких глазах светился совсем не девичий ум, а в речах слышалась рассудительность, не свойственная ее шестнадцати годам, мешавшаяся временами с совсем еще детским озорством. Бланш Вернелли, наполовину итальянка, наполовину шотландка, быстро и необратимо вытеснила из головы и сердца Арнольда всех своих подруг, и если прежде визиты юноши к дяде были внезапными и нерегулярными, то отныне он стал проводить у Святой Маргерит все свое время.
Вскоре Арнольд заметил, что и Бланш посматривает в его сторону с интересом, и однажды на очередном благотворительном вечере решился назначить ей свидание.
В дальнем глухом уголке огромного парка, окружавшего здание пансиона, была маленькая беседка, вся увитая плющом, – обычное место, где ученицы встречались со своими воздыхателями. Бланш, ни минуты не раздумывая, согласилась прийти. Что этой девушке свойственно быстро принимать самые серьезные решения, Арнольду довелось узнать уже гораздо позже. Их первая встреча наедине оказалась далеко не последней, и юноша впервые в жизни совершенно потерял голову. Уже на третьем свидании он, не колеблясь, сделал Бланш предложение – и даже ее попытки воззвать к голосу рассудка и напомнить, что его старинная знатная семья не потерпит подобного мезальянса, разбивались о непреклонное намерение Арнольда при первой же возможности навсегда соединиться с любимой. Тем более что он видел и был совершенно уверен, что не только любимой, но и любящей.
Они встречались так часто, как только могли, однако Бланш, опасаясь бесплодных надежд и последующих разочарований, очень скупо рассказывала о своей семье и друзьях, как правило, не называя имен – именно поэтому впоследствии, познакомившись с мисс Луизой Грэммхерст, юноша не заподозрил вообще ничего… Однако принимала Бланш почтительные ухаживания Арнольда, как и его страстные признания, с благодарностью и нежностью.
Лишь в тот холодный июньский день, когда девушка узнала о смерти матери, броня ее самообладания рухнула – и она, увидев любимого, кинулась к нему и разрыдалась на его плече. Это было одно из последних свиданий: вскоре отец Бланш, едва дождавшись окончания занятий в пансионе, увез Бланш на континент, в Италию. Арнольд ничего не мог поделать: двадцать один год, когда он мог бы жениться и без родительского благословения, ему исполнялся примерно через две недели после отъезда любимой.
Во время последней встречи Бланш рыдала и вперемежку со слезами и поцелуями клялась писать едва ли не каждый день и, конечно же, сразу сообщить адрес, куда Арнольд собирался приехать за ней, клялась любить и ждать, когда он увезет ее обратно в Англию, которую девушка считала своим истинным домом.
* * *
– И вот с тех пор минуло больше четырех лет, – с горечью завершил свой рассказ Арнольд. – Мисс Луиза, чего только я не передумал за первые месяцы после ее отъезда, ожидая хоть малейшей весточки… Ведь так и не дождался ни строчки. Через год я наконец набрался мужества сказать себе, что Бланш, вероятно, вовсе не так сильно любила меня, как я ее… что она забыла меня, едва ступив на борт корабля, и, уж конечно, выкинула из головы окончательно, оказавшись в совсем иной обстановке, в Италии, под горячим южным солнцем. Что она наверняка давно уже вышла замуж и даже, быть может, родила таких же очаровательных и неверных итальянских детишек… Я делал все, чтобы вычеркнуть ее из своего сердца и из своих воспоминаний. Но безуспешно. Я видел ее черты в каждой хотя бы отдаленно похожей на нее девушке… А четыре месяца назад умер мой отец, – внезапно, почти без перехода, продолжил юноша. – Погиб на охоте. И матушка стала уговаривать меня жениться. Род Бернс должен быть продолжен, сказала она. Что ж, мне, сказать честно, было все равно. Вас назвали подходящей партией, и я был готов сделать все от меня зависящее, чтобы вы не оказались несчастной в браке… – Он вымученно улыбнулся. – Мисс Луиза, вы такая чуткая и умная девушка, я верю, что вы не будете таить на меня зла… Я по-прежнему люблю предавшую нашу любовь Бланш Вернелли… Я не понимаю только одного: почему же она сбежала? Когда я увидел ее здесь, я решил, что мне снова чудится – как всегда… – Ровная речь Арнольда, звучавшая без запинок, когда он рассказывал о событиях четырехлетней давности, стала прерываться. – Я слишком долго уговаривал себя, что все в прошлом. Иначе почему она так и не написала? – Тут голос его сорвался, и юноша умолк, спрятав лицо в руках.
Луиза, вспыхнувшая было, когда поняла, что Арнольд собирался жениться на ней без любви, взяла себя в руки. Сейчас судьба Бланш волновала ее куда больше, она и так уделила подруге слишком мало внимания за прошедшую неделю – и вот что вышло!
– Я и сама не лучше, – с горечью произнесла девушка. – Была слишком занята собой… и вами, да, – зло кивнула она в сторону собеседника. – А нужно было не закрывать глаза на ее странности, а подробно расспросить – уж мне-то она рассказала бы… Но постойте, все равно ничего не понятно: ни поведение ее, ни письма, что она написала и мне, и вам! Из всего этого, зная только, что у вас был с ней роман… – Она дернула плечом и, не позволяя Арнольду, уже открывшему было рот, перебить ее, закончила: – Я бы сделала вывод, что это вы бросили ее, а она решила не очернять вас в моих глазах, считая, что наша свадьба – по любви. Потому и молчала, потому и играла роль незнакомки, назвавшись другим именем… Нет, не перебивайте же меня! – резко воскликнула она. – Она не могла не написать! Я знаю ее всю свою жизнь, это невозможно! Итак… Помолвки между нами быть не может, это ясно. Осталось выяснить, что же произошло на самом деле, и найти ее. И вот в этом мы с вами должны помочь друг другу.
Арнольд только кивнул и поднес к губам руку бывшей невесты, глядя на девушку с уважением и признательностью.
– Начнем отсюда, не могла же она испариться бесследно, – вслух начала размышлять Луиза. – А вы… подумайте, может быть, она все же писала вам, да вы по каким-то причинам не получили ее писем? Эту тайну непременно надо раскрыть – тогда все встанет на свои места.
Большинство гостей уже покинуло Грэммхерст-холл, но старейшие друзья леди Элен и кое-кто из тех, кому предстоял неблизкий обратный путь, все еще оставались в этом гостеприимном доме. Леди Грэммхерст так любила хлопоты и суету, что готова была оставить гостей у себя навсегда.