- Видите этот трон? - спросил меня хутухта. - Однажды зимним вечером в ворота монастыря въехали всадники, они потребовали, чтобы все гэлуны и гэгу-лы во главе с хутухтой и канпо[33] собрались в этой комнате. Затем один из незнакомцев уселся на трон и снял башлык. И тут же все ламы пали на колени: они узнали Того, о Ком писали в священных книгах далай-лама, таши-лама и богдохан. Этот человек -властелин мира, он знает все тайны Природы. Он прочитал краткую тибетскую молитву, благословил всех собравшихся, а после предсказал то, что свершится в ближайшую половину века. Произошло это тридцать лет назад, и пока все его предсказания сбылись. Когда он молился в соседней комнате перед алтарем, вот эта дверь распахнулась сама по себе, свечи у алтаря зажглись безо всякого огня, а от священных жаровень, в которых не было углей, вдруг пошло благовоние. А потом, без всякого предупреждения, Царь Мира и его спутники исчезли. Только смятый шелк на троне говорил о его посещении, но и тот быстро разгладился на наших глазах.

Хутухта вошел в алтарь, преклонил колена, закрыл глаза руками и погрузился в молитву. Я вглядывался в спокойное, безучастное лицо позолоченного Будды, на которое мерцающие светильники бросали неясные тени, а затем перевел взгляд на трон. И тут произошло чудо, в которое трудно поверить: на троне я увидел крепкого смуглолицого мужчину; суровость плотно сжатых губ смягчал мягкий свет необычайно живых глаз. Тело его, закутанное в белое одеяние, было прозрачным, сквозь него хорошо виделись начертанные на спинке трона тибетские письмена. Я закрыл и вновь открыл глаза. На троне уже никого не было, только, казалось, мягко колыхался шелк.

- Нервы, - подумал я. - Ненормальная сверхвпечатлительность. вызванная необычной обстановкой и переутомлением.

Хутухта повернулся ко мне со словами: "Дай сюда свой хадак. Ты чувствую, очень беспокоишься за судьбу своих близких, и я хочу помолиться за них. Ты тоже должен молиться, проси Бога, чтобы он помог им и направь все помыслы души к Царю Мира, который однажды освятил это место своим посещением.

Хутухта положил хадак на плечо Будды и, простершись на коврике перед алтарем, зашептал слова молитвы. Затем поднял голову и слабым жестом позвал меня.

- Посмотри в темноту за статую Будды, он покажет тебе своих близких.

Повинуясь приказу, я стал вглядываться в темное пространство за статуей. Вскоре во тьме поползли струйки дыма, похожие на прозрачные нити. Они плыли в воздухе, постепенно уплотняясь и множась, и, наконец оформились в человеческие фигуры и предметы. Я увидел незнакомую комнату, в ней свою семью и еще несколько человек. Кого-то я знал, кого-то нет. На жене было знакомое платье. Я мог разглядеть каждую черточку дорогого лица. Постепенно видение потускнело, расплылось, превратясь то ли в струйки дыма, то ли в прозрачные нити, а потом исчезли и они. За позолоченной статуей Будды не осталось ничего, кроме мрака. Хутухта поднялся с колен, снял с плеча Будды хадак и вернул мне его со словами:

- Удача не оставит тебя и твою семью. Божье благословение пребывает с тобой.

Мы покинули дом, освященный пребыванием в нем таинственного Царя Мира, где он молился о человечестве и предсказал судьбу народов и государств. К моему величайшему удивлению, мои спутники, оказывается, тоже лицезрели ниспосланное мне видение и подробно описали, как выглядели и как были одеты люди, возникшие из тьмы за спиной Будды.

Монгольский офицер рассказал мне, что днем раньше Чултун Бейли просил хутухту открыть, что ждет его в эти судьбоносные для страны дни, но хутухта в ответ только замахал в страхе руками и категорически отказался. Позже я спросил хутухту о причинах отказа, добавив, что, согласись он, это могло бы успокоить Чултуна Бейли - придал же мне бодрости вид моих близких. Хутухта, нахмурив брови, ответил:

-Нет! Видение только расстроило бы князя. Его судьба мрачна. Вчера я трижды молил небеса открыть мне его будущее, разводил огонь, гадал на бараньих лопатках и внутренностях, и всякий раз ответ был ужасен...

Не докончив фразу, он горестно закрыл лицо руками. Видимо, по его убеждению, судьба Чултуна Бейли была черна, как ночь.

Часом позже Нарабанчи-Куре уже скрылся от нас за горами.

В Улясутай мы прибыли в день возвращения отряда, отправившегося разоружать охрану Ван-Сяоцуна. На своем пути отряд встретился с полковником Домоировым, и тот приказал им не только обезоружить, но и ограбить китайцев, и, к сожалению лейтенант Стрижин выполнил этот противозаконный приказ. Присвоив себе ворованные китайские шинели, сапоги и наручные часы, русские офицеры покрыли себя позором и много потеряли в общественном мнении. Серебром и золотишком они тоже не побрезговали. Ограбленные русскими, монгольская жена Ван Сяо-цуна и ее брат, вернувшись с отрядом, заявили властям свой категорический протест. Что касается китайских чиновников и их охраны, то они добрались до китайской границы с превеликим трудом, натерпевшись от холода и голода Нас, иностранцев, удивили почести, с какими подполковник Михайлов встретил Стрижина; позже этому нашлось объяснение: с Михайловым поделились ворованным серебром, а его жене подарили красивое, богато украшенное седло Фу Сян. Чултун Бейли потребовал, чтобы ему передали для сдачи китайским властям все отнятое оружие, а также ворованные вещи, но Михайлов отказался. После этого мы, иностранцы, порвали все отношения с русским отрядом. Между монголами и русскими отношения тоже стали натянутыми. Некоторое время офицеры выразили свое несогласие с действиями Михайлова и Стрижина, что еще больше накалило обстановку.

Примерно в это же время, одним апрельским утром, в Улясутай въехал небольшой вооруженный отряд. Всадники остановились в доме большевика Бордукова, который передал им, по дошедшим до нас слухам, много серебра. Всадники называли себя бывшими офицерами царской гвардии. Это были полковники Полетика, Н.Н. Филиппов и три его брата. По их словам, они взяли на себя миссию объединить всех белых офицеров и солдат в Монголии и Китае и вести их в Урянхай на битву с большевиками - после того как уничтожат войско барона Унгерна и вернут Монголию Китаю. Назвали они себя представителями Центрального Союза Белого движения в России.

Живущие в Улясутае русские офицеры встретились с ними, ознакомились с их документами и допросили. В результате оказалось, что рассказы этих субъектов о своих целях - сплошное вранье. Полети-ка занимал крупный пост в военном комиссариате большевиков, а один из братьев Филипповых помогал Каменеву в установлении контакта с Англией. Никакого Центрального Союза Белого движения не существовало, а битва в Урянхае являлась приманкой, на которую должны были клюнуть белые офицеры. С большевиком Бурдуковым группа поддерживала постоянную связь.

Офицеры не могли прийти к единому мнению, что делать с этими "представителями". Голоса разделились. Подполковник Михайлов, еще несколько офицеров, а также подоспевший со своим отрядом полковник Домоиров присоединились к группе Полетики. Впрочем, Домоиров поддерживал отношения с обеими сторонами и, не переставая интриговать, назначил в конце концов Полетику комендантом Улясутая, послав барону Унгерну подробный отчет о городских событиях. В этом документе он уделил много места моей персоне, обвинив меня в подстрекательстве и неповиновении приказам. Его офицеры неотступно следовали за мной по пятам. Советы поостеречься поступали ко мне из самых разных источников. Домойровская банда во главе со своим предводителем громко вопрошала: какое право имеет какой-то иностранец вмешиваться в монгольские дела? Как-то на собрании один из приспешников Домоирова задал мне этот вопрос в упор, в надежде спровоцировать ссору. Я невозмутимо ответил:

- А на каком основании вмешиваетесь в них вы, русские эмигранты, у которых нет прав нигде - ни здесь, ни на родине?