– Ленивый враг еще лучше, чем друг, Ваше Величество!

У императора приемный рабочий день, и начал он его с аудиенции собственному сыну, его Высочеству принцу Токугари. Его Высочество просил о дополнительном денежном содержании пяти сотням так называемой «малой гвардии», личной дружине, представив в объемистом свитке все доводы в обосновании этому. Свиток Император пообещал прочесть позднее, а сам, как обычно, сбился на поучения.

Угол огромного кабинета наискось перегораживал гобелен, изображающий выход войск императора Залаури к берегам Западного моря, за гобеленом была устроена маленькая спальня, так называемая «походная», потому что император любил работать в любое время суток, и частенько отдыхал здесь же, в кабинете. Матерчатый вход в спальню охранял мерзкого нрава и обличья домовой. Во Дворце ходили слухи, что домовой этот умел осмысленно разговаривать, а не просто подражать звукам человеческого голоса, но Токугари не очень-то этому верил.

– Хлестко, да неверно, сын мой. Врагов у Империи более чем достаточно, однако ленивцев среди них почти не осталось, все трудятся не покладая рук. Друзей же у нас вовсе нет, и это справедливо, ибо кому нужны трусливые друзья? Это если рассуждать о странах и народах. Если же говорить о государе как о человеке, то повторюсь в сотый раз: пока ты принц – да, тешь себя пресловутыми дружбами, любовями, привязанностями, ибо жизнь человеческая без любви и дружбы – пустыня… А займешь мое место – в мусорное корыто друзей: только подданные, только семья, только враги, только союзники. Все, заканчиваем на сегодня.

Принц Токугари порадовался про себя, что ни разу не соблазнился взглядом на водяные часы, стоящие у дверей, но стоически дождался конца приема.

– И, кстати, еще одна истина для каждого государя: подданные должны безоговорочно верить моим угрозам и моим обещаниям. – Император опять отбежал к окну, потыкал указательным пальцем в замазку между рамой и стеклом, после этого так же стремительно вернулся, но садиться не стал. Его Величество прихрамывал на правую ногу, однако любил при этом пешую ходьбу, предпочитая ее охоте, танцам, верховой езде и вообще всем остальным деятельным развлечениям, из тех, что доступны монаршим особам.

– О, да государь!

Домовой заворчал и, гремя цепью, бросился на принца, в бессильной попытке растерзать ненавистного громкогласого человечишку, или хотя бы прокусить ему сапог, но ошейник сдавил горло, серебряная цепь спружинила и отбросила домового назад. Если бы цепи не было, то несчастная нечисть, в неполной локоть ростом, конечно же, юркнула бы в ближайшую тень, или в щель, или в каминную трубу, вместо того, чтобы драться и кусаться, но…

– Не государь, а я хочу чтобы ты понял! Понял, осознал, уяснил, например, оглушительную разницу между словами обязан и должен!.. На меня смотри, дуэль с домовым подождет!

Принц Токугари подавил вздох и прикинул про себя: удержится ли старик в уже обозначенных границах разговора, или опять его прорвет на долгую беседу?

– Ты тут мне драконьи морды не строй, мне твоих жертв и вздохов не нужно, Токи! Мне уже не так долго осталось, и мне важно понять…

– Батюшка…

Его Величество ударил рукой в столешницу и из под кулака брызнули по сторонам косматые фиолетовые искры.

– Так… Не обращай внимания, просто вспылил. Я постараюсь быть спокойным, сударь мой сын и наследник. А ты постарайся не переминаться с ноги на ногу, но слушать и, что еще более важно, попробуй услышать меня… Наши с тобою подданные обязаны верить нашим с тобою угрозам и обещаниям, хотя бы просто в силу того, что они подданные, а мы – повелители. Но, вот ведь незадача какая… В соседнем царстве-государстве Лу Ин подданные обязаны верить, да привыкли изо в день видеть иное: пообещал казнить – и простил! Пообещал наградить – и забыл! Соответственно – подданные там не должны верить словам своего повелителя. Обязаны, но не должны. Коль скоро у них и дальше так дело пойдет, через двести лет они станут частью нашей Империи. Если, конечно, мы не научимся брать с них дурной пример, и сами не станем частью чужого королевства, либо удела.

Принц Токугари навострил уши, ибо старик высказал занятную мысль. Сон как рукой сняло.

– Батюшка… Вы хотите сказать, что мы… что государь обязан помогать вере своих подданных в силу своих угроз и обещаний? Пришпоривать эту веру? Здесь я всем сердцем… И я бы еще хотел насчет Лу Ин…

– Нет, сударь, мой сын. Должен, хотя и не обязан.

– Ой… как это?

– А подумай, наследник. Поразмысли на досуге над смысловыми вывертами прозвучавших здесь мудростей, потом доложишь понятое своими словами. Ступай. И канцлера ко мне. Стой!

Принц Токугари тряхнул головой – даже прическа слегка сбилась, но не было в этом рывке раздражения и нетерпения: отец сегодня в духе, хотя и проявил свое благорасположение лишь на самом кончике беседы, это надо ценить. И уметь сему радоваться.

– Да, государь?

– Бумаги смотрел, что я тебе выделил?

– И читал, и проверял, и все подписал. Уж они к канцлеру вернулись.

– К государыне зайди. Если она больше не сердится на меня – дай знать, хочу напроситься к ней на ужин.

Принц Токугари в веселом полупоклоне попятился к двери, сам открыл ее, ибо в личных покоях императора, в спальне и в кабинете, слуги отворяли двери только Его Величеству и Ее Величеству, без каких бы то ни было исключений, вышел в просторный зал-прихожую и, наконец, выпрямился во всю свою почти императорскую надменность.

Сразу же за дверью тихо стоял канцлер Бенгироми Лаудорбенгель, видимо пытался подслушать. Нет, конечно же саму беседу услышать не представлялось возможным, ибо дворцовая магия надежно хранила секреты императора и от чужой магии, и от любопытствующих ушей, но Бенги Лау был один из самых проницательных и хитроумных канцлеров за всю историю императорского двора, он прислушивался к шумам, к стукам, к воплям, наконец, которые отнюдь не редкость в устах Его Величества. Услышишь вовремя стук, звон или хохот – успеешь, быть может, понять необходимое. Но в этот раз не было ни криков, ни иных каких громких звуков… Однако и тут канцлер сумел правильно все угадать: в духе государь. Что очень важно.

– Слушай, Бенги… – принц Токугари положил руку на плечо старому канцлеру, и тот уже не посмел ее вежливо стряхнуть, как когда-то, лет тридцать назад, когда принц был еще желторотым птенцом и, что самое важное, вторым, а не первым по возрасту принцем в императорской семье.

– Я весь внимание, ваше Высочество! – Канцлеру надлежало немедленно войти в кабинет, принц словно бы нарочно задержал его своими словами, поставив перед выбором: чье неудовольствие выбрать… Но старый канцлер слишком долго служил при Дворе, который, как известно, еще опаснее для неосторожного человека, чем Плоские Пригорья в ночное время. Канцлер умудрился оставить неподвижным плечо, с высочайшей дланью на нем, а свободную рукой дотянулся до входной двери и как бы неосознанно чуточку ее приотворил, чтобы она скрипнула.

Токугари даже взглядом не выказал восхищения хитроумной канцлерской прытью, а двери опять прихлопнул.

– Скажешь, я задержал, скажешь почему. Я быстро. Лето не лето, но старик весь разговор бегал возле окна, явно, что сквозняки почуял. Полагаю, что вся причина в этих новомодных деревянных оконницах. Я не хочу, чтобы из-за дурацких щелей в окне и стенах у Его Величества опять почки оказались застужены. До осени далеко, время у тебя есть, хорошо? Иначе самоуправно повешу всех твоих имущников, мне не впервой. Мы поняли друг друга?

Канцлер просто кивнул.

– Да, ваше Высочество. Я сейчас лично все швы обнюхаю, все устраним. Виноват.

Токугари, добившись своего, немедленно – уроки отца даром не прошли – сменил тон:

– Может, и не виноват. Может, и почудилось нам с ним, но уж ты досконально разберись, тебе мы верим, отец и я.