Сол неловко помялся, когда все взгляды вдруг разом обернулись к нему. Те, что поближе, начали говорить какие-то любезности, и он даже попытался разобрать, что именно. Шум у барной стойки, у него за спиной, поднялся еще нотой выше. Внезапно из общего гама у входа в ресторан выделился один, явно чем-то недовольный голос.

— Твою мать, — пробормотала Рут.

Она протиснулась мимо Сола и пошла через весь зал — к источнику звука. Сол проследил за ее взглядом, а когда обернулся назад, Сандор уже успел встать с места и тянулся через весь стол, чтобы пожать ему руку.

— Меня зовут Поль, — сказал он. — Я видел, как вы вошли. Смотрите.

Он указал на одну из стоящих посреди зала колонн, в которой в миниатюре отражалось все, что происходило возле стойки: жестикулирующий метрдотель, какая-то девушка, тычущая пальцем ему в грудь. Потом рядом с ней появилась Рут и положила руку ей на плечо.

— Проходите, садитесь. Выпейте-ка вот этого вина.

Один из членов съемочной группы, кажется, Рольф, сидевший слева от Сандора, с явным нетерпением ждал продолжения разговора. Сандор просто забыл о нем — легко и изящно.

— Что и говорить, истинная женщина. Я о Руг. Вы, кажется, знакомы еще с довоенных времен.

Сол кивнул и принял предложенную сигарету. Сандор поднес ему огоньку, но сам курить не стал. Тяжелые руки, подумал Сол. А движения легкие: как он держал зажигалку.

— Мы росли вместе, — сказал он, — А выросли в разные стороны.

Они начали говорить между собой, пока весь остальной стол собирался в кучки, перепутывался, рассыпался и собирался опять. Приходили и уходили люди. Когда народу стало слишком много — после того, как добавились еще четыре американца (какое отношение они имели к фильму, Сол так и не понял), — в оборот взяли еще один стол, установив его прямо на выходе из их стеклянной выгородки. Люди скакали от одного стола к другому, наклонялись вперед, опираясь руками о белое льняное полотно, садились на корточки между двумя стульями, вертели головами туда-сюда, как зрители на теннисном матче. Отсутствие Рут, по какой бы необходимости ей не пришлось выйти, явно затягивалось. Она так до сих пор и не вернулась.

Сандор смахнул со стола несколько хлебных крошек, угнездил руки перед собой и говорил, обращаясь к очерченному ими кусочку скатерти. Он говорил, потом искоса смотрел на Сола, который подавал свою реплику или медленно кивал в знак согласия. Возникший вокруг них мягкий кокон доверительности был творением Сандора, частью его актерской природы. И все же внимание Сола то и дело рассеивалось и уплывало куда-то в сторону от Поля, который, вероятнее всего, и сам это почувствовал, потому что прервал их аккуратно выстроенный разговор.

— Куда же все-таки запропастилась Рут? — внезапно спросил Поль, и с этими словами оба они поднялись на ноги, чтобы посмотреть поверх стеклянной перегородки.

Рут по-прежнему говорила с метрдотелем. Руку она положила ему на предплечье. Тот улыбался, и улыбка явно была несколько натянутой. За спиной у него стояла девушка из бара, со сложенными перед собой руками и капризным выражением на лице.

— Как она вам? — спросил у Сола Сандор.

Как только лицо актера появилось над перегородкой, по всему ресторанному залу начали поворачиваться головы — факт, которого он, казалось, попросту не заметил. Вопрос был прямой, и Сола он застал врасплох.

— Я вас не понял, — сказал он.

— Я о девушке. Вы же знаете, кто она такая, правда?

— Нет, я…

— Она — ваша Аталанта, или Фиелла. Лиза Англюдэ.

На девушке были потертые синие джинсы, замшевые сапожки и свободная белая блуза. Через одну руку у нее было перекинуто тяжелое кожаное пальто: она стояла и ждала, когда же наконец Рут отлепится от окончательно умиротворенного метрдотеля — и откровенно скучала.

— Не моя, — сказал Сол.

Девушка на секунду посмотрела в его сторону: густые черные волосы по плечи, пухлые губы, большие темные глаза. А лифчика на ней нет, подумал он. И — слишком молодая. О чем думала Рут, когда остановила на ней свой выбор? В памяти само собой, непрошеным, всплыло то, настоящее лицо: более сильное, без этой откровенной красивости. Маска женщины, которую он знал под именем Фиеллы — и Аталанты. На двадцати семи языках. В памяти у него что-то мелькнуло и кануло, слишком быстро, чтобы он успел понять, что именно. Откуда-то он ее знал, где-то он ее видел. Лиза Англюдэ была абсолютно не на своем месте.

— Мсье?

Она стояла прямо перед ним, вытянув перед собой вялую руку. В журнальной статье, вспомнил он совершенно отчетливо. Нижняя губа у нее едва заметно торчала вперед; может статься, капризное выражение на лице — врожденное.

— Лиза, — сказала Рут, — это мсье Мемель.

— Я знаю. — Она улыбнулась ему, потом повернулась к Рут и сказала: — Мне уже пора. Меня друзья ждут.

Рут кивнула и чмокнула ее в щеку. Они втроем стояли и смотрели, как она развернулась вокруг своей оси и зигзагом пошла между столиками, волоча за собою по полу кожаное пальто.

— Нет, это просто шедевр, — сказал Сандор, глядя ей вслед.

— Она замечательная, — тут же поддакнула Рут. — Садитесь. Нам нужно поговорить.

Фильм будут снимать семь недель, в квартире, нанятой в райончике под названием Шайо, на берегу Сены. Рут разложила на столе фотографии. За окнами, на той стороне реки, слева, видна была Эйфелева башня, а прямо напротив и дальше вправо уходил длинный искусственный остров алле де Синь. У острова зачалена баржа. Значит, мост — это пон де Бир-Хакем. Квартира была всего в нескольких сотнях метров вверх по течению от его собственной, которая смотрела на реку с другой стороны. Сцены будут построены так, чтобы квартира казалась бесконечной и комнаты всегда вели в другие комнаты. Один из тех мужчин, которых ему представили раньше, теперь пододвинулся поближе и начал объяснять, каким образом освещение заставит потолки стать ниже, а саму квартиру — растянуться по горизонтали; будет казаться, что Поль и Лиза выше, а расстояние между ними — больше, чем на самом деле.

— Выйдет своего рода пещера. Как у вас в поэме, — сказал он. — Вот только настоящую темноту в кино снять не получится.

Он с извиняющимся видом пожал плечами.

Группа понемногу начала собираться вокруг Рут, по одному, по два человека. Сол почувствовал, как разговор постепенно уходит от него в сторону. Интересно, что такое «настоящая темнота», подумал он.

— Начать с того, что Лиза обязательно будет нервничать. Ну а что потом, я не знаю. Я хочу, чтобы ты это поймал, Вито. Она мне нужна потерянная, неуверенная в себе.

— Трудно будет ей лицо подсветить как следует, — сказал тот человек, который недавно говорил с Солом, — Глаза у нее просто никакие. У Поля лицо смотрится лучше всего, когда свет идет со стороны и снизу, — а у нее тогда пропадут скулы.

— В начальных сценах мы по большей части либо сидим, либо лежим, — подхватил Сандор. Он рассматривал фотографии квартиры, — И такое впечатление, что свет в основном падать будет сверху, так или иначе.

— Я, конечно, смогу его сбалансировать, но превратить его в нижнюю подсветку не смогу никак, — сказал главный специалист по свету. — И я по-прежнему считаю, что без юпитеров нам никак не обойтись.

— Нет, — сказала Рут. — Забудь об этом. При пасмурной погоде или при густой дымке освещение здесь, в Париже, очень похоже на тамошнее, в греческих горах. Много очень высоких и легких облаков, так что свет получается как сквозь мел и очень ровный и матовый. Как раз такой, какой нам и нужен.

— Греция? — невольно вырвалось у Сола, прежде чем он успел подумать. — А когда ты… В смысле, ты раньше не рассказывала мне, что…

Как продолжить эту фразу, он не знал.

— Не рассказывала — тебе?

Рут повернулась и посмотрела на него, спокойно и внимательно. В голосе у нее появилась какая-то новая нотка, и в ту же секунду Сол почувствовал, как она от него далека и смотрит сверху вниз, пока он падает в пропасть. Потом выражение ее лица переменилось и тон стал мягким.