— Так точно. Майор ВВС России.
Лейтенант еще раз отдал честь, на этот раз как положено, с выходом в стойку "смирно".
— Товарищ майор, нарушаете режим курортного города.
— Знаю, лейтенант. Уж извини, а? Хотел жемчужину черноморья заморским гостям, вот, показать.
— Заморским? — не понял милиционер.
Борода улыбнулся, подтащил к себе Тьянь. Та, слава богу, не сопротивлялась и не открывала рта.
— Да, приятели по Хабаровску! Вот это госпожа Ли, американка китайского происхождения. Познакомься, Мей!
Тьянь послушно состроила болванчика и поклонилась по-китайски. Потом защебетала на путунхуа:
— Очень рада вас видеть, господин офицер. Очень красивый город, красивый парк, и полные дебилы полицейские. Очень рада вас видеть!
Я чуть не фыркнул, пришлось даже повернуться к милиционеру боком, а то еще заметит, как я гримасничаю.
— Очень рад, мисс, — еще раз отдал честь лейтенант. — А с ней кто?
Это он про меня. Не успел я открыть рот, Борода представил второго "заморского гостя":
— Это ее жених. Мистер Роджерс, бригада морской пехоты США. В отпуске. Юнайтед Стейт Марин Корпс офисиар. Джон, интродьюс ту хим!
Английский язык летчика был просто ужасен!
Я показал лейтенанту нашивку на рукаве. Если тот и знал, что такое USMC, то предпочел не демонстрировать. Непонятно было, понимал лейтенант английский или нет. Вообще-то, был обязан. Как-никак, курортный город, жемчужина черноморского побережья и гордость нации. Правда, после проваленной Олимпиады немного с душком. Но уж такая у нас гордость. Извините, янки.
— Все ясно, — ответил милиционер. — Что ж, всего доброго вам, товарищ майор, и вам, господа иностранцы. Thanks for your interesting of our city, Mr. Rodgers, Ms. Lee. See you later, I hope you'll grateful of Russian country.
Нет, все-таки английским владел, пусть и немного коряво. Я по возможности коротко пробормотал что-то любезное на языке долларов, и милиционер, козырнув еще раз, скрылся в машине. Кар тут же дал задний ход и вернулся на исходную позицию.
— Про пляж можно забыть, — сообщил Борода, когда мы отошли от милицейского экипажа метров на сто. — Зуб даю, они уже растрепались другим патрулям о странных ночных иностранцах. Ночью открытые пляжи закрыты, купание категорически запрещено.
— Что значит закрыты открытые пляжи? — спросила девушка.
— Открытые пляжи — это которые не частные, свободные для обычных посетителей, — объяснил Борода. — Ну а закрыты это закрыты.
— А сколько здесь открытых пляжей?
— Два. Северный и Южный.
— Как интересно-о, — протянула Проблема. — А закрытых, в смысле, частных?
Борода поморщился.
— Да кто их считал-то? Все побережье утыкано. Десятка четыре, наверное. Может, больше.
— О! Да, действительно жемчужина черноморских курортов! Могу себе предположить, что творится в других. Не в жемчужинах.
Я хотел ей объяснить, что в России драгоценностями называются не красивые и удобные вещи, а престижные и дорогие. Но потом решил отложить беседу. Вряд ли Тьянь сейчас, когда ее обломали с купанием под луной, способна воспринимать особенности национального отдыха.
Таксо мы все же поймали. Ярко-белая машина (в Сочи такси почему-то белые, а не желтые, как в других городах) притормозила возле Тьянь, и дитя местных гор поинтересовался куда желает поехать девушка. Водитель умудрился добавить свой южный акцент даже к английскому. Что получилось, словами не описать. Я смеялся минуты три после посадки в машину.
Девушка, а вместе с ней и два мужика, желали поехать в окрестности Сочи, на квартиру к Бороде. Точнее, даже не квартиру, а небольшой домик в Барановке. Раньше там было целое село, сейчас жилые районы вплотную подступили к старым домам, и не снесенными остались всего пара сельских кварталов. Домик летчика пока держался под натиском урбанизации. Чуть позже я узнал, какие деньги дают за эту хибарку, и побелел жадностью. На это можно было купить частный коттедж в Гонконге с видом на Тихий океан!
Ну а пока мы просто приехали в эту Барановку.
Домик у Бороды действительно был скромный. Метров шестьдесят общей площадью, две комнатки, кухня и столовая с "аквариумом" остекления. Здесь, в южных широтах, возможны и не такие вольности с теплоизоляцией.
— Вообще-то, это не мой дом, а наш с моей кралей, — сообщил Борода, разуваясь. Нашлись тапки и на него, и на меня с Проблемой. Та с восторгом влезла в двух мохнатых "кроликов", потом побежала по комнатам, опробовать непривычную для себя ушастую обувку.
— А супруга где? — спросил я.
— В Москве, — ответил летчик. — Да и не жена она мне. Четыре года как развелись.
— И что, эту развалюху она тебе оставила? Ой, извини…
Вот тут Борода и посмотрел на меня как на полного кретина. А потом сообщил, сколько эта развалюха стоит, и что собственно из-за нее-то и распалась семейная чета Борода. Жена настаивала на продаже и иммиграции в Израиль, с вырученными деньгами там можно купить дом и лет пять вообще не работать. А сам Виталий продавать свою хибарку запретил. Денег дальневосточному летчику и так хватало, а лишаться места "куда вернуться" он не хотел. В итоге поделили собственность и разбежались. Жена продала свою половину и упорхнула в столицу. Говорят, купила небольшую комнату на окраине, остальные деньги вложила в какой-то свой бизнес. На хлеб с икрой хватает.
— Так что, в общем, у меня тут только половина дома, — сказал летчик, проходя на кухню. — Вторая у каких-то удальцов из местных. Пару раз наезжали, требовали продать остальное. Поломал одному ребра, другому челюсть развернул — отстали. Ну а потом я в Хабару отбыл. Мож и подвозили подкрепление, да только дулю им в зад, а не дом! Ты чай или кофе?
Я уселся на скрипучий деревянный стул, положил руки на клеенчатую скатерть. С пятнышками не отмытой то ли заварки, то ли еще чего. По центру пара проплешин от сигаретных окурков. Видать, стояла пепельница. Да, вон и след-вмятина видна.
— Чайку, пожалуй, — сказал я. — А ты что, куришь, что ли?
— Шо? А, нет. Это супруга дымит. Дымила, то есть. Я, двенадцать лет обещаниями бросить кормился. Сейчас даже рад, что развелись. Надоел этот смрад табачный, спасу нет. Кружки в серванте достань, а?
Я поднялся и подошел к старенькому серванту. Тоже цельнодеревянному, я даже не представлял, сколько ему лет. Антиквариат какой-то!
Открыл створку, нашел целую роту "железнодорожных" стаканов — стеклянные, круглые, в металлических подстаканниках. Сейчас таких уже не делают.
— Знаешь, — я выставил посуду на стол и повернулся к летчику, тот шуровал с заварным чайником. — Ты ведь мог бы всю местную обстановку вместе с половиной дома действительно так загнать, что до конца жизни хватило бы.
— Да на кой мне это бабло-то? — отозвался Борода. — Ну, заимею стопяцот мильенов, и что? Куда их девать? Детей нет, родственников тоже. Покупать шмотки-тряпки? Машину японскую? Да скучно, блин. Вон, с ребятами шутки ради дискарями с твоими похождениями поторговать — это да, это весело и денежно. Опять же, есть что вспомнить, барыш пропивая. А так, с некстати завалиться купюрами и швырять их налево-направо? Да ну…Не мое это. Ты с сахаром? Звиняй, сливок нету. Завтра в магаз скатаю, у меня тут табуретка в сарайчике стояла, если не сперли еще.
— Мне, мне с сахаром! — закричала Тьянь, вбегая в кухню. — И неважно вообще что именно, я сладкое и так люблю. Слушай, летчик, у тебя тут так здорово! Столько дерева, ужас просто! И оно все живое, хотя и мертвое… Ну, в общем, ты не поймешь! Но оно все говорит, и дом весь, и в общем… Короче, круто! Ой, что это?
Проблема заметила три стакана по центру стола и ткнула в них пальцем.
— Это что за емкости?
— Это российский церемониальный набор посуды, девочка, — улыбнулся Борода. — Называется жэдэтреньк.
— Жэдэ что? Жедэпрень? Это как переводится? Уо пу тхай минпай… В смысле, не очень понимаю.
— Виталий шутит, — объяснил я. — Исторически такие чашки с подставочками использовались в железнодорожных вагонах. Жэ-дэ — сокращение от железной дороги. Ну а треньк — это треньк.
