Тут девушка вскрикнула, готовая расплакаться:

– Нет, нет, нет... только не в Стэверли.

– Ну хорошо, не надо в Стэверли.

– Думаю... мне... кажется... я вернусь в Мэндрейк, – проговорила Серина, подозревая, что попала в ловушку, из которой не сможет никак выбраться.

– В Мэндрейк? – спросил Джастин. – Ну конечно, если вам так хочется. Мы вернемся вместе.

Серина отвернулась и отошла к окну, так ей легче было говорить с ним.

– Нам незачем возвращаться вместе. Я прекрасно понимаю наше положение... и ваш благородный поступок; но сейчас мы одни и незачем притворяться.

Она некоторое время молчала, а затем с трудом заставила себя снова повернуться к нему. И когда Джастин снова заговорил, в его голосе появилась насмешка.

– Разве кто-нибудь говорит о притворстве, Серина?

– Я говорю. Почему бы нам не быть откровенными? – Она посмотрела прямо ему в лицо. – Милорд, вы женились на мне, и перед Богом и людьми я ваша жена; но давайте не забывать об обстоятельствах, при которых мы встретились. Вы выиграли меня в карты, и я заплатила вам долг моего отца. Более того, вчера вечером я сама подписала себе приговор. Я приехала сюда без сопровождающих, а вы поступили достаточно благородно и спасли мою репутацию. Обязательства выполнены обеими сторонами, милорд – больше от нас ничего не требуется.

– Подойди ко мне, Серина.

Джастин говорил низким и тихим голосом, в котором чувствовалась нежность, хотя его слова звучали как приказ. Она чуть было не послушалась его сразу, но, внезапно испугавшись собственного чувства и желания подойти к нему, ответила:

– Нет!

– Нет? – спросил он, удивленно поднимая брови. – А несколько минут назад ты обещала, что будешь слушаться меня.

– Что вам от меня нужно?

– Подойди и узнаешь.

Но она не решалась. Она вцепилась пальцами в складки своего белого платья так, что ногти вдавились в ладони.

– Серина, – продолжал Джастин. – Я сказал, подойди. Ты нужна мне.

Медленно-медленно девушка стала приближаться к нему, ее сердце бешено билось, во рту пересохло. Он ждал. Его глаза светились ласковым светом. Он загадочно улыбался, и вдруг, когда Серина подошла поближе и между ними оставалось расстояние в несколько шагов, она готова была уступить своим желаниям и броситься в его объятья, но ее спасла гордость. Она никак не могла найтись, что же сказать ему, и вдруг ее осенило.

Серина остановилась и оперлась о спинку стула.

– Мне нужно сказать вам что-то, милорд.

– Да?

Он почувствовал перемену в ее настроении.

– Вы как-то спросили меня, – заикаясь, начала она, – вы спросили меня... люблю ли я... кого-нибудь... Я ответила, что нет. В то время это была правда, но сейчас... обстоятельства изменились. Я...

Джастин не мог выговорить ни слова.

– Вы хотите сказать, что вы... вы кого-то любите, – произнес он, как бы не веря, что такое возможно.

– Да, – ответила Серина, – я люблю другого человека.

– Кто это? – вскрикнул Джастин, и вдруг осекся. – Прошу прощения, я не был готов к такому повороту событий. Вы говорите, что влюблены. Это что-то новое, правда?

– Да, милорд.

– Это случилось недавно?

– Да, совсем недавно.

Джастин быстро прошел через комнату и остановился у окна. Девушка удивленно наблюдала за ним, но затем отвернулась. Она не могла смотреть ему в лицо.

– Я этого совсем не ожидал. Полагаю, это Джилли, но не буду вас расспрашивать. Теперь мне ясно, почему вы не хотите ехать в Стэверли.

Серина с трудом подавила ком, подкативший к горлу. Можно ли было желать счастья больше, чем поехать с Джастином в Стэверли, если, конечно, он этого тоже хотел? Показать ему места, где она играла еще ребенком, деревья и кусты, посаженные специально для нее, комнаты, где она мечтала о счастье, озера, леса... О, быть в Стэверли с Джастином – Джастином, который любил ее!

– Ну и что же вы собираетесь делать? – раздался его голос и на этот раз звучал сурово и даже грубо.

– Я хочу... вернуться в Мэндрейк, – повторила Серина.

В эту минуту она могла думать только о том месте, где она смогла бы остаться одна. Там бы она затерялась среди толпы гостей, чтобы избежать встреч наедине с ним... с человеком, которого любила.

– Как вам будет угодно, – коротко согласился Джастин. – Я распоряжусь подать карету. Ваша служанка поедет с вами, а я подъеду позже в экипаже. Вы ведь этого хотите?

– Да... спасибо.

Серина говорила еле слышно. В эту минуту она пережила больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Джастин повернулся к Серине и пристально посмотрел на нее. Мысленно он сравнивал девушку с запуганным зверьком, пойманным в ловушку, который жаждал смерти так же, как и свободы. Он холодно посмотрел ей в лицо.

– Эх ты, маленькая дурочка, – медленно произнес он, – почему ты раньше мне об этом не сказала?

Горечь и раздражение в его голосе были уже последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Она невольно вскрикнула, отвернулась и выбежала из комнаты. Серина ворвалась в свою спальню и, хлопнув дверью, бросилась на кровать, содрагаясь от рыданий.

– Ставлю гинею, к ночи поднимется шторм, – сказал лорд Джиллинхэм, выглядывая из окна оранжереи.

– Зачем держать пари? Эта несносная жара и так не сулит ничего хорошего, – ответила Изабель.

Она сидела на низком мягком стуле перед распахнутым окном, выходившим к зеленым лужайкам. Оранжерея занимала не последнее место в архитектуре Мэндрейка, и здесь было очень красиво. Ее построили в эпоху правления королевы Анны. Архитектор расположил окна таким образом, что из одного открывался вид на море, а из другого на лужайки, и у присутствующих создавалось впечатление, будто они плывут в лодке, заполненной растениями и фруктами. В центре оранжереи бил маленький фонтан; маленький бассейн был покрыт белоснежными лепестками водяных лилий.

– Земля жаждет дождя, – заметил лорд Джиллинхэм.

Изабель раскрыла веер и стала лениво обмахиваться.

– Неужели ты не можешь говорить ни о чем другом, кроме погоды, Джилли? – недовольно проговорила она.

Маркиза, сидевшая с закрытыми глазами на соседнем стуле, вдруг поднялась.

– Как глупо, что я сказала всем, что вечером меня не будет дома, – произнесла она в пустоту, не обращаясь ни к кому из гостей – ни к Изабель, ни к Джилли, ни тем более к Николасу, который молча стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за Изабель.

– Сейчас, когда вы узнали, что Джастин ранен не серьезно, мэм, можно оповестить друзей, что вам будет приятно их развлечь.

Хэриет подошла к окну. Некоторое время она стояла молча. Легкий морской ветерок играл с ее платьем из муслина.

– Но разве мне хочется развлекаться? – спросила она. – Разве мне нужно видеть их сейчас? Эти люди всего лишь болтуны с куриными мозгами, которые едва ли стоят того, чтобы я называла их друзьями.

Голос маркизы звучал так жалобно, что Изабель невольно поднялась со стула.

– Вы расстроены, мэм, – ласково сказала она, – лучше всего вам сейчас отдохнуть. Вчерашние события вас сильно разволновали, это неудивительно.

Маркиза дотронулась рукой до лба.

– Да, да, я расстроена. Пойду к себе в комнату. И там... останусь одна... наедине с моими мыслями.

Она говорила как-то странно, с таким отчаянием, что Николас и Джилли сначала удивились, потом им стало неловко.

– О, но, мэм. – Изабель сделала попытку что-то сказать, но тут, не слушая ее, маркиза резко отвернулась и, пройдя через оранжерею, вошла в дом.

Все трое смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду; и только потом Изабель удивленно вскрикнула:

– Что с ней происходит?

– Боюсь, она явно не в себе, – ответил Джилли, – вчера вечером она особенно странно вела себя. Я подумал, что она похожа на пойманного зверя, я бы сказал, скорее, на тигра в клетке.

Изабель рассмеялась:

– О, Джилли, у тебя разыгралось воображение. Хотя действительно в последнее время маркиза не похожа на себя. Что вы на это скажете, Николас?