– Да я сейчас могу и целого быка слопать, не волнуйся. С удовольствием пообедаю и во второй раз.

– Ну, тогда вы не сможете влезть в платье, которое я приготовила.

Девушка снова засмеялась, потому что Юдора всегда оставляла за собой последнее слово. Она сидела на диване у окна в ночной рубашке и накинутой на плечи шали и ждала Юдору. «Какая замечательная ночь и как сейчас, наверное, хорошо у моря», – подумала Серина. Но как только ей в голову пришла эта мысль, она вспомнила о контрабандистах. Будут ли они сегодня в пещере. Все зависело от погоды и от того, насколько море спокойно. Серина с сомнением посмотрела на небо. Луна еще не полностью взошла, но достаточно ярко светила, чтобы представлять опасность для желающих оставаться незамеченными. Им бы сейчас очень кстати был бы туман. «Не стоит о них думать, – со злостью сказала себе Серина, – лучше о них забыть. Если все время об этом думать, можно сойти с ума».

Юдора принесла на подносе холодную курицу и ветчину, бисквитное пирожное со сливками и корзиночку со свежей клубникой.

– Первый урожай сезона, – произнесла Юдора, – слуга его светлости был настолько любезен, что, по моей просьбе, выпросил ее у одного из садовников. Даже ее светлость пока не пробовали.

– О, какая ты умница, Юдора, – воскликнула девушка. – Ты ведь знаешь, как я люблю клубнику, и раз она из первого урожая, нужно загадать желание.

Серина вспомнила слова мадам Роксаны. «Однажды ты услышишь голос своего сердца и найдешь то, что оно хочет». А сейчас, что мы можем загадать? Она взяла ягоду.

– Это напоминает мне о Стэверли. Помнишь, Юдора, как я пробиралась к грядкам и как всегда сердился Мэкем? Нет ничего лучше вкуса той клубники – теплой от солнца и сладкой, потому что я сама ее для себя срывала.

С минуту Серина предавалась воспоминаниям детства.

– Поешьте чего-нибудь, – сказала Юдора, – какой смысл все время вздыхать о прошлом?

– Действительно, ты совершенно права. – Она посмотрела на ягодку. – О чем бы мне загадать?

Желание возникло само собой – любить и быть любимой.

Несколько раз оно прозвучало в ее мозгу; и бросая вызов судьбе, девушка загадала и съела клубнику.

Тарелка с курицей и ветчиной вскоре опустела, Серина съела пирожное и снова подумала о клубнике. Ее вдруг осенило. Она убрала корзиночку с подноса и поставила ее на подоконник.

– Я уже все съела, Юдора.

– А клубника? – поинтересовалась та.

– Отложила, очень хочу отнести ее одному другу.

– Другу? – удивилась Юдора.

– Особенному другу, – загадочно сказала Серина, – я хочу одеться, чтобы быть готовой немного раньше.

Юдора поморщилась, но больше ни о чем не спрашивала. Она принесла ей горячую воду и приготовила прозрачное нижнее белье под бальный наряд.

Серина выбрала платье из белого атласа с низким декольте, украшенным кружевными рюшами, которые переходили в крошечные прозрачные рукава. Девушка носила его вместе с шарфом из легкой прозрачной газовой ткани голубого цвета. Шарф подчеркивал золотистый оттенок ее волос и нежный румянец на щеках. Туфли к наряду были голубые, а в волосы вплетены крошечные банты из газовой ткани. Когда она посмотрелась в зеркало, Юдора даже вскрикнула от восторга.

– Выглядите вы великолепно, моя маленькая прелесть, мне хочется только одного, чтобы те, кто знают вас с детства, могли вас видеть сейчас.

Серина нежно улыбнулась.

– Думаешь, мой наряд мог бы им понравиться? Большинство из них любили меня такой, какая я есть, а не за то, во что я одета. А мой папа... – На минуту она замолчала. – Будем честны сами с собой, Юдора. Он никогда особенно мною не интересовался.

– Он ни о ком не думал после смерти ее светлости, вашей матери, – проговорила Юдора.

– Даже о своем единственном ребенке, – добавила Серина, – я старалась любить его, Юдора, и иногда мне даже бывает стыдно, что я больше не ношу траура. Я так мало значила в его жизни, а он – в моей. Если бы мы думали друг о друге, он бы никогда не поставил так жестоко мою жизнь на карту. – На мгновение ее голос дрогнул, но она сразу же улыбнулась. – Почему мы так загрустили? Давай не думать об этом. Мы говорили о том, что этот наряд мне очень идет. – Она наклонилась и поцеловала Юдору в щеку. – Ты единственный человек, которого я всегда любила, Юдора, – сказала Серина и, не дожидаясь ответа, прошла через комнату и взяла корзиночку с клубникой. – А сейчас я готова навестить друга.

Она подошла к двери, ведущей в башню, прежде чем Юдора успела воскликнуть:

– Опять спускаетесь вниз по той лестнице?

Девушка кивнула.

– Не впускай сюда никого, пока меня нет. Этот ход потайной, знаем только я и ты.

В ответ Юдора заперла дверь спальни, и Серина, войдя в башенную комнатку, подняла задвижку на двери, ведущей в библиотеку старого маркиза.

Приподняв одной рукой юбку, чтобы не испачкать пылью подол, и держа корзиночку с клубникой в другой, Серина стала медленно и осторожно спускаться по винтовой лестнице. Уже стемнело, и девушке было трудно двигаться в темноте, так как свет в башню проникал только через бойницы в дневное время. Но она знала дорогу и, когда дошла до двери в библиотеку, прислушалась, боясь, что ее неожиданное появление в присутствии кого-либо, кроме маркиза, будет невежливым.

Подождав минуту-другую, не нарушая тишины, она очень осторожно открыла дверь. Окна библиотеки были затянуты шторами, свечи горели в больших серебряных канделябрах на письменных столах. Как она и ожидала, маркиз сидел за столом и писал. Очень осторожно, чтобы не напугать его, она толкнула дверь и вошла в библиотеку. Затем на цыпочках спустилась вниз по трем ступеням, которые вели в комнату, и произнесла:

– Добрый вечер, милорд.

Серина подумала, что в своем белом платье и среди теней, окружающих комнату, она, наверное, выглядит как привидение, и была готова услышать возглас удивления, сорвавшийся с губ маркиза, когда тот поднял голову. Но когда она посмотрела ему в лицо, ярко освещенное пламенем свечи, пришлось вскрикнуть ей самой. За столом сидел не маркиз, а сам Джастин!

На минуту они застыли, уставившись друг на друга, а затем Джастин встал из-за стола и непривычным для него тоном спросил:

– Что вы здесь делаете?

Серина так удивилась, увидев его, что сначала не могла ему ничего ответить, и когда наконец все же собралась с духом, ее голос ей самой показался слабым и взволнованным.

– Я... я пришла... навестить... вашего отца.

– Моего отца? – Джастин вздохнул и, выйдя из-за стола, подошел к ней. – Неужели в этом доме нельзя скрыть от вас ни одной тайны? – спросил он.

В его голосе было столько раздражения, что Серина сначала испугалась, но, преодолевая страх и сильное биение сердца в груди, осознала всю комичность ситуации.

– Я... очень извиняюсь, – ответила она, и Джастин почувствовал, что гнев его стихает.

– Как вы сюда попали?

– По лестнице, милорд, которая ведет отсюда в мою спальню.

Его глаза заблестели, и он, как бы вспомнив о приличиях, показал рукой на стул у камина.

– Раз уж вы пришли, Серина, сядьте, пожалуйста.

Она прошла к стулу, затем посмотрела на свое ведерко с клубникой.

– Я принесла подарок вашему отцу.

Джастин взглянул на корзиночку.

– Клубника! – вскрикнул он.

– Первый урожай.

– Из Лондона?

– Нет... милорд, из... садов Мэндрейка.

Он откинул голову и добродушно рассмеялся.

– Поистине, вы неисправимы.

Серина поняла, что напряжение спадает. Ей уже не было страшно.

– Вчера я спустилась сюда по ошибке, – сказала она, – но ваш отец пригласил меня зайти еще раз.

– А как вы узнали, что он мой отец?

Серина исподлобья посмотрела на него, затем застенчиво произнесла:

– Я бы и так его узнала, но... правда... раскрылась сама собой.

– Черт возьми! – воскликнул Джастин.

– Я дала слово никому не рассказывать. Вы мне верите?

– Могу ли я верить вам? – спросил Джастин, а в ответ Серина гордо вскинула голову.