Чертыхаясь, Митрофанов присел на корточки, собирая разлетевшиеся бумаги. Сложил, не заботясь о последовательности, листочки с компьютерным текстом, поднял последний – изготовленную вручную странную схему с аккуратными красными квадратами, зелеными треугольниками, синими трапециями.

– У внучонка небось фломастеры позаимствовал, художник, – проворчал Митрофанов, невольно вглядываясь в яркую графику.

Внизу листка, как и положено на серьезных схемах, шла расшифровка условных обозначений: красный квадрат – Москва, зеленый треугольник – Питер, синяя трапеция – регионы. Все геометрические фигуры на схеме соединялись стрелками и пунктирами, на которых стояли даты. По центру схемы чернел шестигранник с лаконичной аббревиатурой ФСБ.

«ФСБ? – оторопел Митрофанов. – При чем тут ФСБ?»

Даже за время вынужденной бездеятельности бывший учитель навыков не потерял – это Митрофанов оценил сполна. Отчет Зорькина, больше напоминающий обвинительное заключение, пестрил ссылками на «листы дела» – тщательно подобранную информацию из разных источников. Погружаясь в картину мироздания, детально прорисованную старым следователем, Митрофанов сначала злился, потом негодовал, следом – задумался. Ощущение было таким, будто у него в руках граната с вытащенной чекой. И бросить нельзя – отбежать не успеешь, осколками посечет, и держать невмоготу – сплошные страх и безнадежность.

– Олег, обедать пойдешь? – заглянул в кабинет коллега.

– Уже обед? – поразился Митрофанов, не поднимая головы от стола. – Нет, работы много. Не знаешь, Сам на месте? Мне к нему срочно надо.

– Сам? Ты что, не в курсе? – удивился несказанно коллега. – Он же в реанимации! Ночью скинхеды напали, чуть богу душу не отдал.

– Что? – подскочил Митрофанов. – Скинхеды?

– Ну ты даешь! – укоризненно качнул головой коллега. – Весь город об этом гудит!

В приемной прокурора города ощущалось возбужденное любопытство. Телефоны разрывались от вопросов, секретарши, вдруг почувствовав себя самыми информированными и необходимыми людьми, по иерархии вставшими сегодня на уровень самого прокурора, вели себя высокомерно и нагло, демонстрируя непомерную усталость и озабоченность.

Выудив из намакияженных головенок минимум необходимых сведений, Митрофанов вернулся к себе.

То, что нет шефа, конечно, плохо. То, что его не будет довольно долго, еще хуже. Но ведь граната в его руке ждать не может! Вражда между силовиками давно уже ни для кого не была секретом. И Митрофанов, как и многие в их ведомстве, был хорошо осведомлен, что прокурор города Корнилов угоден далеко не всем. И если он, Олег Митрофанов, взорвет эту гранату, то...

С одной стороны, он обязан доложить начальству. Но – кому докладывать? Корнилов в реанимации, оклемается или нет – одному Богу известно. Если оклемается, то прокуратуре во главе с начальником – честь и почет за раскрытие государственной измены. А как иначе назвать то, что нарыл Зорькин? Тогда Корнилову – очередное звание или прямая дорога в замы Генерального, а он, Олег Митрофанов, как раз и займет освободившееся кресло первого зама прокурора города. Прокурором, конечно, его не поставят, молод, да и через ступеньку не перескочишь, а вот первым замом... Нынешнему давно пора на пенсию, только штаны протирает, от любых новостей шарахается как кошка от собаки, про это давным-давно все знают, поэтому вряд ли кто Митрофанова упрекнет, что он не доложился по инстанциям. Да и можно ли докладывать такое? Нет. Лучше сразу в Москву. Типа, дело сверхсрочное (а оно таковым и является), ждать выздоровления Корнилова нельзя. Докладывать же замам посчитал нецелесообразным из соображений особой секретности информации.

Кстати, пронзила мозг Митрофанова стремительная мысль, а что, если это нападение на Корнилова не случайность? Заказ? Давно ведь слухи ходят, что на место городского прокурора метит кто-то из ФСБ. Поэтому вполне может быть, что...

А если Корнилова не вытащат – состояние-то, говорят, до сих пор критическое, – чем он, Митрофанов, рискует? Ничем. Наоборот. Проявил политическую дальновидность и оперативность. Не раздувая шумихи на месте, проинформировал руководство о том, что выявилось в процессе расследования. Не стал лезть на рожон, изображать из себя героя, а скромно передал все материалы, чтобы решали те, кому положено по званиям и должностям. Новому прокурору города, из каких бы он ни был, конечно, об этом сразу станет известно. Свой оценит оперативность и выучку. Чужак – информированность и осторожность. И то, и другое очень неплохо! Опираться новичку на кого-то надо? Новый первый зам – очень подходящая для такого случая кандидатура. Да и разгребать рутину после Корнилова сподручнее вдвоем.

Приняв решение, Митрофанов потянулся к аппарату спецсвязи. Набрал номер и тут же бросил трубку обратно на телефон.

– Татьяна, – зычно крикнул в селектор секретарше, – билет в Москву, на сегодня.

– Кому билет, Олег Вячеславович? – пискнул микрофон. – Вам? Вы же завтра проводите межрайонное совещание...

– Бегом в кассу! – приказал Митрофанов. – Меня утром ждут в Генеральной... Вызвали. Но об этом – ни звука!

– Ой, так я совещание отменить не успею...

– Ничего. Пусть задницы растрясут. Утром скажешь, что я просто заболел.

Голова у Вани ясна и чиста, а тело легко и невесомо. Кажется, взмахни руками – взлетишь! И ничего не болит. И мысли, приходящие в голову, выстраиваются плавно и четко, сменяют одна другую последовательно, создавая ощущение какой-то светлой праздничности.

«Я выздоровел! – понимает Ваня. – Я поправился! Теперь все будет хорошо».

Поскольку исчез постоянно мешающий шум в ушах, то все звуки вокруг слышатся предельно выпукло и объемно: звяканье металла, шуршание одежды, тихие голоса.

– Возьми еще немного про запас.

– Нельзя, мы и так выбрали критическую норму!

– Перестань, а если какое-то осложнение? А этого в суд увезут, а потом в тюрьму? Снова на ушах стоять будем?

– А вдруг он того? Ты про это подумал?

– Да что с ним случится? Лежит себе и лежит, тем более на уколах, спит все время. Затраты энергии минимальные. Если что – день на дворе, найдут кровь. Давай.

– Под твою ответственность. Сколько?

– Слушай, иди отсюда, я сам.

Ваня не понимает, о чем спорят тихие голоса. Ему неинтересно. Он видит, как в палату входит мать, а с ней бабушка. Вот так сюрприз! Значит, бабушка приехала из самой Карежмы! А это кто вслед за ними такой маленький, в ярко-красной курточке? Катюшка? Она... Вот кого он больше всех мечтал увидеть!

– Катюшка! – бросается навстречу Ваня. – Здравствуй! Как хорошо, что ты приехала!

– Я не одна, – подмигивает сестренка. – Смотри! Распахивает полу курточки, и оттуда высовывается вислоухая пятнистая мордаха и веселый сияющий глаз. Бимка!

– Как тебя с ним пропустили? – шепчет Ваня. – Сюда же с собаками нельзя!

– Я сказала, что он игрушечный, – смеется Катька, – а он прикинулся мертвым. Даже не дышал.

– Бимка, умница, – гладит Ваня мягкое бархатное ухо.

И вдруг понимает, что гладит его правой рукой! Той самой, которой не было! Значит, он выздоровел окончательно, раз даже рука выросла!

– Мама, – протягивает он ладонь к Валентине, – смотри!

– Сыночка, – счастливо улыбается та, – видишь, как хорошо! Сейчас мы все вместе поедем домой. Скоро Новый год. Нарядим елочку, я испеку твой любимый торт, бабушка сделает пирог с рыбой.

– Поехали, поехали, – радостно прыгает Катюшка. И Бимкино ухо подскакивает вместе с ней.

Взявшись за руки все вчетвером, они идут по длинному коридору, где под потолком снова искрятся новогодние разноцветные лампочки, входят в лифт, Катюшка нажимает кнопку с цифрой восемь. Правильно, их квартира и находится на восьмом этаже. Мама держит Ваню за выздоровевшую правую руку, бабушка гладит по голове, как в детстве, и тихонько напевает старинную песню. Бимка высоко подпрыгивает, доставая мокрым ласковым языком до щек любимого хозяина.